Дэвид Митчелл - Облачный атлас
— А я говорю вам, мистер Кавендиш, что не могу найти вам пятидесяти тысяч фунтов к трем часам пополудни. Я и пяти тысяч не могу найти. Все до пенни, что было выручено «Ударом», уже перечислено в уплату давних долгов.
— А нам никто ничего не должен?
— С получением по счетам у меня всегда все в порядке, разве не так, мистер Кавендиш?
Отчаяние заставляет меня пресмыкаться.
— Сейчас эпоха свободного кредита!
— Сейчас эпоха кредитных ограничений, мистер Кавендиш.
Я удалился к себе в кабинет, налил виски и запил им пару сердечных таблеток, прежде чем повторить на старинном своем глобусе последнее путешествие капитана Кука.[128] Миссис Лэтем принесла почту и удалилась, не сказав ни слова. Счета, рекламная макулатура и бандероль, адресованная «Для передачи прозорливому редактору „Удара кастетом“», внутри которой обнаружилась рукопись, озаглавленная «Периоды полураспада» — паршивое название для беллетристики, — с подзаголовком «Первое расследование Луизы Рей». Еще никудышнее, Дама-автор, сомнительно именуемая Хилари В. Хаш, начала свое сопроводительное письмо со следующего: «Когда мне было девять лет, мама взяла меня с собой в Лурд,[129] где мы помолились о моем избавлении от энуреза. Вообразите себе мое изумление, когда той ночью мне явилась не святая Бернадетта, но Ален-Фурнье».[130]
Явно сбрендила. Я бросил письмо на поднос «Срочно» и включил свой мощный новый компьютер с невесть сколькими гигабайтами памяти, чтобы поиграть в «Сапера». Дважды взрывался и звонил в «Сотби», чтобы предложить для аукциона личный письменный стол Чарльза Диккенса, оригинальный и аутентичный, по стартовой цене в шестьдесят тысяч. Очаровательная оценщица по имени Кирпал Сингх выразила мне сочувствие — письменный стол романиста давно уже числится за домом-музеем Диккенса — и понадеялась, что меня не обобрали чересчур уж болезненно. Должен признаться, я плохо теперь помню все свои хитроумные замыслы. Потом я позвонил Элиоту Маккласки и спросил, как поживают его замечательные детки.
— Превосходно, благодарю вас.
Он спросил, как продвигается мой замечательный бизнес. Я попросил о займе в восемьдесят тысяч фунтов. Он начал с глубокомысленного «Право же…». Я снизил потолок до шестидесяти. Элиот указал, что мои кредитные поступления, связанные с производительностью, все еще ограничены двенадцатимесячным горизонтом, прежде чем изменение их размеров станет осуществимым. О, я скучаю по тем дням, когда все они хохотали как гиены, посылали тебя к черту и бросали трубку. Я проследил по своему глобусу путешествие Магеллана,[131] тоскуя по такому веку, когда новое начало отстояло не дальше, чем очередной парусник, покидающий Дептфорд. Поскольку вся моя гордость уже висела клочьями, я позвонил мадам X. У той была пора послеполуденного накачивания виски. Я объяснил всю серьезность моего положения. Она захохотала как гиена, послала меня к черту и бросила трубку. Я продолжал вертеть глобус. Все вертел и вертел глобус.
Когда я ступил за порог своего кабинета, миссис Лэтем выкатила на меня глаза, как коршун, увидевший кролика.
— Нет, только не к ростовщикам, мистер Кавендиш. Дело просто того не стоит.
— Не бойтесь, миссис Лэтем, я всего лишь собираюсь навестить единственного человека в этом мире, который верит мне, будь то вёдро или ненастье.
«Голос крови не заглушить», — напомнил я своему отражению в лифте, прежде чем проткнуть себе ладонь спицей своего складного зонтика.
— О Люциферовы яйца, только не ты. Слушай, давай-ка просто исчезни и оставь нас в покое.
Мой брат свирепо уставился на меня поверх бассейна, когда я вошел в его патио. Насколько мне известно, Денхольм никогда в своем бассейне не плавает, но каждую неделю все равно его хлорирует и все такое, даже в самую мерзкую морось. В тот день он вылавливал из него листья большой сетью на шесте.
— Я не одолжу тебе ни единого чертова фартинга, пока ты не вернешь того, что занял в последний раз. Почему это я всегда должен подавать тебе милостыню? Нет. Не отвечай. — Денхольм зачерпнул из сети пригоршню промокших листьев. — Просто залезай обратно в свое такси и уматывай. По-хорошему я буду просить только раз.
— Как Жоржетта? — спросил я, стряхивая тлей с лепестков увядшей розы.
— Жоржетта уверенно и устойчиво продолжает выживать из ума. Тебя ведь это ни на грош не трогает, когда тебе не нужны деньги.
Я смотрел на червя, вползавшего обратно в землю, и хотел оказаться на его месте.
— Денни, я слегка впутался в скверную историю. Связался не с теми парнями. Если я не раздобуду где-нибудь шестьдесят тысяч фунтов, меня отделают до полусмерти.
— Попроси их заснять это для нас на видео.
— Я не шучу, Денхольм.
— Я тоже не шучу! Значит, ты боишься, что тебе перешибут хребет. И что с того? Почему это должно меня как-то касаться?
— Мы же братья! Есть у тебя совесть или нет?
— Я тридцать лет сидел в правлении коммерческого банка.
Платан с ампутированными ветвями ронял некогда зеленую листву, как отчаявшиеся люди отказываются от некогда непоколебимых решений.
— Помоги, Денни. Пожалуйста. Тридцати тысяч для начала хватило бы.
Я надавил слишком сильно.
— Пропади оно все пропадом, Тим, мой банк лопнул! Всю нашу кровь до последней капли высосали эти кровопийцы Ллойда! Раньше такие денежки мне предоставляли по одному мановению, но те дни прошли! Прошли, как не было! Наш дом заложен и перезаложен — дважды! Я — поверженный великан, ты — поверженный карлик… У тебя, во всяком случае, есть эта чертова книга, которая разлетается как горячие пирожки, куда ни плюнь!
Мое лицо выразило то, для чего у меня не находилось слов.
— О боже, ну ты и болван! Какой график выплат?
Я взглянул на часы.
— Сегодня в три.
— Забудь об этом. — Денхольм положил свою сеть. — Объявляй о банкротстве. Рейнард подготовит для тебя все бумаги, он хороший человек. Горькая пилюля, мне ли не знать, но всем кредиторам придется от тебя отстать. Закон ясно говорит…
— Закон? Все, что мои кредиторы знают о законе, — это как корячиться над парашей в переполненной камере.
— Тогда тебе надо где-нибудь залечь.
— Они очень, очень хорошо знают все места, где можно залечь.
— Уверен, что не за пределами шоссе «эм-двадцать пять». Остановись у друзей.
У друзей? Я вычеркнул тех, кому должен был деньги, умерших, исчезнувших в кроличьей норе времени, и остался с…
Денхольм сделал окончательное предложение:
— Я не могу одолжить тебе денег. У меня их нет. Но за услугу-другую мне должны предоставить удобное местечко, где ты, наверно, сможешь на какое-то время залечь.
Храм Крысиного Короля. Ковчег Бога Сажи. Сфинктер Гадеса. Да, вокзал Кингз-Кросс, где, согласно «Удару кастетом», отсос стоит всего пять фунтов — в любой из трех дальних левых кабинок подземного мужского туалета, круглосуточно. Я позвонил миссис Лэтем, объяснил, что на три недели уезжаю в Прагу, встречаться с Вацлавом Гавелом[132] — ложь, последствия которой прицепились ко мне как лишай. Миссис Лэтем пожелала мне счастливого пути. Она справится с Хоггинсами. Миссис Лэтем совладала бы и с десятью казнями египетскими. Я недостоин ее, знаю. Часто недоумеваю, почему она остается в «Издательстве Кавендиша». Во всяком случае, не из-за тех денег, что я ей плачу.
Я изучал множество билетов разного вида в автомате: дневной в две стороны с плацкартой, дешевый дневной в одну сторону без плацкарты и т. д., и т. п., но какой, о, какой же нужен мне? Чей-то палец дотронулся до моего плеча, и я, вообразив в нем угрозу, отпрыгнул на целую милю — это была всего лишь старушка, хотевшая дать мне совет: мол, билеты в оба конца дешевле, чем в один. Подумал было, что она выжила из ума, но, побейте камнями чертовых ворон, так оно и было. Я стал так и этак совать в автомат банкноту: сначала головой нашего монарха вверх, потом вниз, потом передом, потом задом, но всякий раз он выплевывал ее обратно.
Так что я встал в хвост очереди к неавтоматизированной билетной кассе. Передо мной стояли тридцать один человек, да-да, я всех пересчитал. Продавщицы билетов выходили из-за своих прилавков и возвращались, когда им заблагорассудится. Закольцованная реклама призывала меня вкладывать деньги в строительство эскалатора. Наконец, наконец-то подошла моя очередь.
— Здравствуйте, мне нужен билет в Эд… в Эдинбург.
Кассирша игралась со своими здоровенными этническими кольцами-серьгами.
— На когда?
— Как можно скорее.
— На сёдня?
— «Как можно скорее» обычно подразумевает «сегодня», да.
— Я не продаю билетов на сёдня. Они там, в других ’кошках. Эта ’кошка то’ка для заранее.
