Эльмира Нетесова - Тонкий лед
Вечером Александр Иванович пришел к Егору, как и обещал. Спросил сразу в лоб:
— Ну, что у тебя обвалилось на каком месте? Где блоха кусает? Говори.
Егор рассказал о встрече в зоне, ночном телефонном разговоре и спросил:
— Что мне теперь делать? Самому подать рапорт?
— Зачем? Кто тебя принуждает?
— Обстоятельства. Сын осужден на пожизненное. Отбывает в зоне. И я в этой системе...
— Видишь ли, у вас, кроме внешнего сходства, нет ничего. Ты его не растил и не воспитывал. У тебя имелась своя семья. С той бабой ты не расписывался и не появлялся в ее доме. Не поддерживал связь, не вел общее хозяйство, и она даже не сообщила о рождении сына. Ну, а по молодости с кем не случаются ошибки? И ответственность за осужденного ты нести не можешь. Никто уверенно не может сказать, что это твой сын. Но даже если и так, за его воспитание нужно спрашивать с матери. Ты в ответе лишь за свою дочь, но и то до совершеннолетия. Дальше она сама отвечает за свои поступки. И неважно кто чей ребенок, перед Законом все равны.
— Это мне знакомо, но с моральной стороны претензии ко мне будут.
— Не занимайся самоедством. Конечно, этот недостаток у тебя не единственный, но очень прошу не позволяй наступать себе на горло ногами, а то зубы стучат. Дай достойный отпор. Хотя, как сможешь? Могу я за тебя... Поговорим с ним в присутствии следователя, или охране швырну, чтоб проучили козла. Ишь, на свободу намылился! А у самого грехов полная пазуха! Я в его годы воевал, а вернулся — сразу на работу. Не ел на халяву, хотя предлагали отдых. Постыдился. У того Романа ни единого мозоля на руках не водилось, когда он к нам прибыл. Я его на «деляну» вышиб на пару месяцев, так ему и там вломили мужики за сачкование. Короче, теперь он убирает территорию зоны, потому что на погрузку его тоже ставить нельзя. Трижды в бега вострил «лыжи». Отлавливали. В последний раз овчарка поймала посередине пролива, между Атосом и Поронайском. Яйцы наполовину сгрызла по пути, все заставляла повернуть обратно. Пока к горлу не кинулась, упрямился. Тут понял, шутки плохо кончатся, вернулся. Ребята, понятное дело, вломили ему, не скупясь. В «шизо» сунули. Ну, сколько тут прошло, он снова за свое. Нет, этот не сдохнет своей смертью,— багровел Соколов.
— Не знаю, что со мной? В свое время очень хотел, чтоб Томка родила сына. Появилась дочь. Но есть и сын! Есть и нету его! Почему так? Ни искры тепла к нему. Так нагло говорил, будто я — его должник. Оно и встреча сложилась не легче. Самое обидное будет, если из-за него придется оставить работу,— признался Егор.
— О том не волнуйся. Пока мы с Федей живы, отстоим тебя. Только постарайся не выходить с ним на прямой контакт. Не встречайся с Романом в зоне один на один. Не дразни моих «гусей». Они из этого целую историю раздуют. Мол, чем он лучше других? Помни, за общение с тобой его урыть могут, наплевав на ваше родство, «сучью метку» ему влепят. От нее он не очистится никогда.
Егор, подумав, согласно кивнул.
— Еще сказать хочу, чтоб не вздумал его подкармливать! Его тут же расколят и выдавят вместе с зубами через задницу. Ни одна охрана не сумеет отнять Романа. Хочешь, чтоб жил, оставь все как есть. А вот мобильник у него заберу, чтоб не трезвонил по ночам.
— Спасибо тебе! — глянул Егор на Соколова.
— Хавай на здоровье! Я сам не знаю, как отблагодарить за Кондрата. Я снова живу и дышу человеком!
— А как с Ефремовым? Кто его ранил? Подсказал дед хоть что-нибудь?
— Обронил. Только мне не верится. Слишком рисковый ход, но проверить придется! Иного варианта нет,— развел Соколов руками и рассказал о разговоре со стариком.
— Значит, в сговор вошли с фартовыми? Не случайно, что средь них беглецы были. Лишь те, кто отслюнить мог. Но как тогда ворье не достало их до сих пор? - удивлялся Платонов.
— На случайность сделали скидку.
— Ну, а Роман? Сам говорил, что тот не раз в бега мылился?
— Этот — с причала, на погрузке. Тут другой вираж. Те, кто линяет с причала, с охраной дел не имеют. Бросаются в море, очертя голову, ловят Фортуну за хвост, но мимо. Хотя, случалось иным смыться, и накрывали уже в Поронайске.
— А они как бежали: с причала или из зоны? — спросил Егор.
— В основном, из зоны. Они не знали, что из Поронайска уйти незамеченными не легче. Отсидеться где-то нереально. Никто не станет скрывать у себя беглых зэков. Знают, придется самим ответ держать перед судом. В городе народ грамотный. Чуть по радио передали оповещение о беглых, горожане их раньше милиции разыщут и сообщат. Никому не хочется беды в доме. Конечно, бывало, что убивали беглого, если ему велели вернуться, а он не слушался. Открывали огонь с катера и прямой наводкой в голову. Тогда у нас собак было мало. Боялись рисковать каждой. Зато теперь чуть что, сразу с поводков отпускаем. Они быстрее нас приводят беглых в чувство и возвращают к «родному причалу». Да что там беглые? Раньше стоило зэкам затеять драку, мигом вмешивались оперативники и охрана. Разнимали, разливали брандспойтами, били дубинками, а в конце драки случалось, и своих ребят выносили убитыми. Кого ножом или шилом, другого арматурой угробят. Теперь наши в драки не суются. Зачем рисковать? Запускаем в барак свору. Овчарки натренированы, как гасить драки. Через пяток минут в бараке тихо. Мужики все на шконках. На верхних, в основном. По двое, трое, хоть и не голубые, но уже примирившиеся, успокоенные. Знают, вниз опуститься не просто опасно, но и больно.
— А собак не убивали?
— Поначалу пытались, но плохо кончалось,— рассмеялся Александр Иванович.
— Мне дело Романа можно посмотреть? — спросил Егор.
— Но только в моей зоне. Домой не дам, сам понимаешь. Не обижайся: дружба - дружбой, а служба— службой,— хмыкнул невесело Соколов.
Утром Александр Иванович положил перед Платоновым пухлую папку:
— Изучай, папашка, что утворил твой побочный выродок. Его еще в пеленках стоило придушить ненароком. Не натворил бы тех подвигов. Волосы дыбом встают, когда читаешь. Я его от корки до корки посмотрел. Оторопь не раз взяла! Паскудой назвать — похвалить гада! — отошел к столу, занялся своими делами, а Егор читал.
...Первая судимость. Роман тогда не был совершеннолетним, но с группой подростков напал на сторожа склада с товарами бытовой техники. Вынесли магнитофоны, телевизоры, видеомагнитофоны, телефонные аппараты. Сторожа зверски убили, награбленное вывезли, но по неопытности оставили улики. Один из группы был взят- милицией уже на следующий день. Он недолго молчал и вскоре назвал Романа. Его милиция взяла в притоне, вырвав из лап двух престарелых проституток. Сам подросток был настолько пьян, что не понял случившегося и, упираясь, орал:
— Погодите, козлы! Я еще с девочками не успел душу отвести вдоволь! Пустите, чего прикипелись? Отвалите!
Протрезвел он лишь на следующий день. Понял все лишь в кабинете следователя. Нет, он не испугался. Даже когда узнал о том, что сторож склада скончался, не дожив до утра, не дрогнул. Конечно же, отпирался от своего участия в ограблении. Он искренне возмущался, что его оторвали от девчонок, с которыми он весело общался.
— А кто мне запретит любить девок? — спрашивал следователя нагло.— Сторож? Какой? Зачем он мне? Я с девками отрывался! Не знаю, что вам надо от меня?
— Вас назвали сообщники! —терял терпение следователь.
— Вот их и трясите! Меня где взяли? У девок. Я с ними в любовь играл.
— А рассчитывался чем? С каждой?
— Ну, это мое дело.
— Вашим оно было, пока не стал вором и убийцей!
— Ну, это туфта! Я, пусть и козел, но дело мне не приклеите! Не выйдет! С других навар трясите! С меня не обломится! Я — пустой!
— А что скажете на очной ставке?
— Да то же самое! Мало ли, кого подсунете, чтоб чью-то уголовку на меня повесить?
— Между прочим, они — ваши друзья.
— В гробу видел всех, кто засвечивает и подставляет.
— Но сторожа убили вы! Все ваши подельщики дали такие показания!
— Не выйдет. В притоне нет стремача. Там только вышибалы,— упорствовал Роман.
— Чем рассчитывались с проститутками? Откуда взяли деньги?