Жозе Сарамаго - Двойник

Письмо от Антонио Кларо пришло в четверг. План сопровождался короткой запиской без обращения. Встретимся в шесть вечера, надеюсь, вы без труда найдете это место. Почерк не точно такой же, как мой, пробормотал Тертулиано Максимо Афонсо, но разница очень маленькая и касается главным образом больших букв. На плане был отмечен выезд из города и изображены два поселка, разделенные расстоянием в восемь километров и расположенные по разным сторонам шоссе, между которыми находилась дорога, ведущая по полям еще к одному поселку, судя по всему, поменьше, чем первые два. Оттуда узкая дорога длиной приблизительно в километр вела к дому. Он был обозначен просто словом «дом», не имелось даже самого элементарного рисунка, даже такого, который может изобразить самая неумелая рука, крыша с трубой, фасад с дверью посередине и двумя окнами по бокам. Красная стрелка над словом «дом» исключала всякую возможность сомнения. Это здесь. Тертулиано Максимо Афонсо открыл ящик стола, достал карту города и окрестностей, нашел нужный выезд, вот и первый поселок, и дорога, поворачивающая направо, ведущая к другому поселку, не хватает только конечного пункта. Тертулиано Максимо Афонсо вновь посмотрел на план. Раз это дом, подумал он, то не стоит тащить с собой зеркало, оно там, наверное, есть. Он почему-то думал, что их свидание должно состояться где-нибудь на лоне природы, вдали от любопытных взглядов, может быть, под каким-нибудь раскидистым деревом, а на самом деле оно произойдет под крышей, что-то вроде дружеской встречи с неизбежным стаканчиком и сухими фруктами. Он спросил себя, поедет ли туда также и жена Антонио Кларо, она могла бы оценить как свидетель величину и форму шрамов под левой коленкой, измерить расстояние между двумя родинками на правом предплечье, одна из которых ближе к локтю, другая к запястью, а потом сказать: не выходите, будьте все время у меня на глазах, а то я вас перепутаю. Но он тут же подумал, что ни один уважающий себя мужчина не позволит себе явиться на встречу, возможно, чреватую конфликтом и даже небезопасную, вспомним, что Антонио Кларо счел необходимым предупредить Тертулиано Максимо Афонсо, что он будет вооружен, и притащить с собой жену, как бы с той целью, чтобы в случае чего спрятаться под ее юбками. Он приедет один, я ведь тоже не возьму с собой Марию да Пас, Тертулиано Максимо Афонсо произнес эти несколько странные в данной ситуации слова, не отдавая себе отчета в той колоссальной разнице, которая существует между законной женой, наделенной всеми связанными с ее положением правами и обязанностями, и временной подругой, хотя привязанность Марии да Пас всегда представлялась нам достаточно глубокой, чего не скажешь об ответных чувствах другой стороны. Тертулиано Максимо Афонсо убрал карту и план в ящик стола, а записку оставил. Он положил ее перед собой, взял ручку и списал всю эту фразу, стараясь как можно точнее скопировать почерк, особенно большую букву, в которой различие было всего заметнее. Он писал и писал, исписал уже весь листок, в последнем варианте даже самый искушенный графолог не смог бы обнаружить фальсификации, то, чего Тертулиано Максимо Афонсо сумел добиться, имитируя подпись Марии да Пас, не идет ни в какое сравнение с шедевром подделки, который он только что создал. Теперь ему обязательно надо выяснить, как Антонио Кларо пишет все остальные большие буквы, с первой до последней, и научиться копировать их также. Однако не следует думать, что Тертулиано Максимо Афонсо имеет какие-то планы на будущее, связанные с актером Даниелом Санта-Кларой, речь идет просто о том, чтобы удовлетворить его природную любознательность и жажду знаний, которые и привели его еще совсем молодым человеком на благородную стезю учителя. Впрочем, весьма вероятно, что так же, как в определенных условиях может оказаться полезным умение вертикально поставить яйцо, в жизни Тертулиано Максимо Афонсо окажется весьма кстати умение четко писать большие буквы почерком Антонио Кларо. Недаром гласит старая поговорка, не плюй в колодец, пригодится воды напиться, особенно, добавим от себя, если у нас не будет никакой другой воды. Сам Тертулиано Максимо Афонсо еще не пришел к окончательным выводам, но мы можем попытаться уловить пока еще не совсем понятную нам связь между таким направлением его мыслей и решением, которое он только что принял. Решением, кстати, весьма предсказуемым, ибо поскольку у него имеется план, показывающий, как проехать к дому, где должна состояться встреча, то вполне естественно, что ему пришла в голову мысль совершить ознакомительную поездку, изучить в тех местах все ходы и выходы, чтобы в случае чего не заблудиться там в воскресенье. Мысль, что это маленькое путешествие на несколько часов отвлечет его от скучной работы по подготовке предложения для министерства, поразительным образом привела его в хорошее настроение, у него даже сделалось другое выражение лица. Тертулиано Максимо Афонсо не принадлежит к тому редкому типу людей, которые способны улыбаться даже в одиночестве, он скорее меланхолик, вечно погруженный в себя, скорбно рассуждающий о скоротечности жизни и постоянно пасующий перед тем запутанным лабиринтом, который представляют собой отношения между людьми. Он совершенно не разбирается в таинственных закономерностях, управляющих жизнью пчелиного улья и определяющих появление на дереве именно в таком месте, не ниже и не выше, именно такого побега, не тоньше и не толще, он объясняет эту свою неспособность плохим знанием генетической основы поведения пчел и функционирования сети информационных потоков, циркулирующих по растительным магистралям, связывающим глубоко запрятанные в земле корни с пышной листвой, неподвижной в тихую погоду или трепещущей на ветру. И он абсолютно не в состоянии понять, хотя много ломал над этим голову, почему в то время, когда коммуникационные технологии развиваются в геометрической прогрессии, от открытия к открытию, другая, естественная коммуникация, а проще говоря, реальное общение между людьми, между мной и тобой, между нами и вами, продолжает представлять собой необъяснимую путаницу темных тупиков и иллюзорно широких проходов, никуда не ведущих, путаницу одинаково обманную и тогда, когда ее пытаются скрыть, и тогда, когда кажется, будто она на виду. Возможно, Тертулиано Максимо Афонсо был бы не прочь стать деревом, но он никогда им не станет, ему, как и всем другим людям, когда-либо жившим и ныне живущим, не суждено познать запредельный опыт мира растений. Именно запредельный, думается нам, ибо никому из людей еще не удалось прочитать, например, воспоминания дуба, написанные им самим. Итак, пусть Тертулиано Максимо Афонсо заботится о делах мира, к которому он принадлежит, мира мужчин и женщин, кричащих и заявляющих о себе, используя все доступные им естественные и технические средства коммуникации, и оставит в покое деревья, у них хватает своих проблем, начиная от фито-патологических напастей и кончая электропилой и лесными пожарами. Неплохо бы ему также более внимательно вести машину, на которой он направляется в сельскую местность, оставляя позади город, представляющий собой наглядную модель трудностей современной коммуникации, в том числе в области взаимоотношений транспорта и пешехода, особенно в такой день, как сегодня, пятница к вечеру, когда все едут провести выходные на лоне природы. Тертулиано Максимо Афонсо тоже едет, но он скоро вернется. Самые страшные пробки уже позади, на шоссе, на которое он свернул, не так уж много машин, скоро он увидит дом, где послезавтра его будет ждать Антонио Кларо. На нем хорошо прилаженная накладная борода, чтобы в последнем поселке никому не пришло в голову окликнуть его, назвав Даниелом Санта-Кларой и пригласив выпить пива, ибо дом, как можно предположить, скорее всего является собственностью Антонио Кларо, или он снял его, чтобы использовать в качестве загородной резиденции, совсем неплохо живут нынче второстепенные актеры кино, если могут себе такое позволить, прежде это было уделом избранных. Но Тертулиано Максимо Афонсо боится, что узкая дорога, ведущая к дому, на которую он сейчас выехал, за ним и заканчивается, дальше пути нет, и женщина, выглянувшая в окно на окраине поселка, возможно, спрашивает себя или ближайшую соседку: куда едет эта машина, по-моему, в доме сеньора Антонио Кларо сейчас никого нет, и рожа водителя совсем мне не нравится, при помощи бороды обычно стараются что-то скрыть, к счастью, Тертулиано Максимо Афонсо не слышал ее слов, иначе у него появилась бы еще одна причина для беспокойства. На такой узкой дороге двум машинам не разъехаться, сюда, наверное, мало ездят. По левую сторону каменистый склон полого спускается в долину, там виден ряд высоких деревьев с пышными кронами, кажется, это тополя и ясени, возможно, они растут по берегам реки. Тертулиано Максимо Афонсо едет медленно, ведь перед ним в любое мгновение может появиться другая машина, но вот он уже преодолел километр пути и увидел дом, наверное, тот самый. Дорога продолжается, она вьется по склону двух стоящих рядом холмов и исчезает за ними, вероятно, она ведет к другим домам, которых отсюда не видно, бдительная женщина, скорее всего, беспокоится только о том, что находится вблизи поселка, в котором она живет, а то, что делается за его пределами, ее не интересует. От площадки перед домом в долину спускается еще одна дорога, еще более узкая и в плохом состоянии. По ней тоже можно сюда приехать, думает Тертулиано Максимо Афонсо. Он понимает, что ему не следует слишком близко подходить к дому, не то, чего доброго, какой-нибудь прогуливающийся сосед или козий пастух, такие здесь, судя по всему, должны быть, поднимет тревогу: караул, грабители, и тут же появится полиция или, за неимением таковой, отряд крестьян, вооруженных на старинный манер, серпами и кольями. Он должен вести себя как человек, случайно оказавшийся в этих местах проездом и остановившийся на минутку, чтобы полюбоваться открывающимся отсюда видом и заодно бросить оценивающий взгляд на дом, временно отсутствующие хозяева которого имеют счастье наслаждаться таким замечательным зрелищем. Домик очень скромный, одноэтажный, типично деревенский, видимо, недавно его ремонтировали, но сейчас он выглядит довольно-таки заброшенным, судя по всему, хозяева приезжают сюда редко и ненадолго. Естественно ожидать, что перед сельским домиком и на его окнах должны быть цветы, но их почти нет, из земли торчат какие-то полузасохшие стебли, и только кустик герани отважно борется с одиночеством и запустением. Дом отгорожен от дороги низкой каменной стеной, за которой раскинули свои ветви над крышей два могучих старых каштана, видимо, они росли тут задолго до того, как появился этот домик. Уединенное место, идеальное для созерцательных людей, любящих природу ради нее самой, такой, какова она есть, и в жару, и в холод, и в дождь, и в тихую погоду, и в ветреную, принимающих от нее все то хорошее и плохое, что она в состоянии нам дать. Тертулиано Максимо Афонсо прошелся по расположенному за домом саду, когда-то оправдывавшему это название, а ныне представляющему собой кое-как огороженное пространство, заросшее бурьяном, заглушившим чахлую яблоньку, персиковое дерево со стволом, покрытым лишайником, и несколько кустов дурмана или «адской фиги». Для Антонио Кларо и, возможно, его жены этот домик, видимо, оказался недолгим увлечением, буколическим капризом, который иногда нападает на городских жителей, а потом сгорает, как солома, не оставляя после себя ничего, кроме горстки черного пепла. Теперь Тертулиано Максимо Афонсо может вернуться в свою квартиру на третьем этаже с видом на другую сторону улицы и ждать телефонного звонка, который заставит его вновь приехать сюда в воскресенье. Он сел в машину, возвратился по той же дороге и, чтобы доказать женщине из окна, что у него нет никаких преступных намерений, медленно проехал по поселку, словно сдерживаемый стадом коз, привыкших ходить по улице так же спокойно, как по лугам среди зарослей тимьяна и дрока. Тертулиано Максимо Афонсо собрался было спуститься по узкой дороге, ведущей от дома к реке, но тут же раздумал, чем меньше людей увидит его в этих местах, тем лучше. Правда, после воскресенья он уже никогда сюда не приедет, и все-таки пусть местные жители как можно скорее забудут о побывавшем здесь бородаче. Выбравшись из поселка, он прибавил скорость, через несколько минут выехал на автостраду и менее чем через час был уже дома. Он принял душ, чтобы освежиться после поездки по жаре, переоделся и, достав из холодильника лимонад, сел за свой письменный стол. Но он не собирался продолжать работу над методичкой, сейчас он, как примерный сын, позвонит своей матушке. Он спросит, как она поживает, услышит в ответ: хорошо, а ты. Как обычно, не жалуюсь. Я уже беспокоилась, что ты не звонишь. Простите, я был очень занят. Видимо, в мире человеческих существ эти слова играют такую же роль, как в мире муравьев быстрые опознавательные касания усиками, когда они встречаются друг с другом в пути, они как бы говорят: ты свой, а теперь можно продолжать наши дела. А как твои проблемы, спросила мать. Не беспокойтесь, они уже почти разрешились. А я и не беспокоюсь, будто мне больше делать нечего. Хорошо, что вы не принимаете это слишком близко к сердцу. Ты так думаешь, потому что не видишь, какое у меня сейчас лицо. Успокойтесь, мама. Я успокоюсь, когда ты приедешь. Теперь уже скоро. А как твои отношения с Марией да Пас. На этот вопрос не так-то легко ответить. А ты попробуй. Она мне нравится, она мне нужна. Люди женятся и с меньшими на то основаниями. А вдруг она нужна мне только сейчас, потом это пройдет, что я тогда буду делать. Но ведь она тебе нравится. Да, что вполне естественно для мужчины, который, как я, живет один и которому посчастливилось встретить приятную миловидную женщину, способную на искреннее чувство. Это совсем не мало. Я не говорю, что мало, я говорю, что недостаточно. Ты любил свою жену. Не знаю, не помню, прошло уже шесть лет. Шесть лет не такой большой срок, чтобы забыть. Я думал, что люблю ее, она, наверное, тоже так думала, а потом выяснилось, что мы оба ошиблись, такое часто случается. И ты не хочешь, чтобы у тебя с Марией да Пас вышла такая же ошибка. Нет, не хочу. Ради себя или ради нее. Ради нас обоих. Ради себя, главным образом. Я далеко не совершенство, но я не хочу, чтобы ей было так же плохо, как мне, я не такой эгоист, в каком-то смысле я пытаюсь защитить и ее. Может быть, она бы не прочь рискнуть. Еще один развод, для меня второй, для нее первый, нет, мама, об этом нечего и думать. А вдруг все будет хорошо, мы не знаем, к чему могут привести наши действия. Конечно. Почему ты сказал это таким тоном. Каким. Как если бы мы сидели в темноте, а ты зажег бы свет и тут же его погасил. Вам показалось. Повтори. Повторить что. То, что ты сейчас сказал. Зачем. Повтори, прошу тебя. Хорошо, конечно. Скажи только последнее слово. Конечно. Не так. Почему не так. Не так, и все тут. Мама, не надо фантазировать, излишние фантазии редко приводят к миру и спокойствию, мои слова были только подтверждением, выражением согласия. Знаю, я достаточно образованна, чтобы это понять, в молодости я тоже пользовалась словарями. Не сердитесь. Когда ты приедешь. Я же сказал, скоро. Нам нужно поговорить. Поговорим, сколько вам будет угодно. Мне нужен только один разговор. Какой. Не делай вид, что не понимаешь, я хочу знать, что с тобой происходит, и не надо сочинять всякие там истории, выкладывай карты на стол. Вам такая манера выражаться несвойственна. Так говорил твой отец, надеюсь, ты еще не забыл. Я открою вам все свои карты. И ты обещаешь мне открытый разговор, без фальши. Да, открытый, без фальши. Вот таким я хочу видеть своего сына. Посмотрим, что вы скажете, когда я выложу первую карту из этой колоды. Думаю, я уже видела все, что можно увидеть в жизни. Оставайтесь в таком заблуждении до нашего разговора. Это так серьезно, что ли. Будущее покажет. Не задерживайся, пожалуйста. Я, наверное, приеду на той неделе. Буду ждать. Целую вас, мама. И я целую тебя, сынок. Тертулиано Максимо Афонсо положил трубку и вверился свободному полету мысли, как бы продолжая говорить с матерью. Ох уж эти проклятые слова, нам кажется, что мы произносим только те, которые считаем необходимыми, но вдруг у нас вырывается некое словечко, мы и сами не понимаем, каким образом, и мы даже потом не всегда можем его вспомнить, но благодаря ему направление разговора резко меняется, и мы начинаем утверждать то, что ранее отрицали, и наоборот, наша беседа лучший тому пример, я не собирался говорить своей матери о безумии, вторгшемся в мою жизнь, я не собирался вводить ее в курс дела, и внезапно, я и сам не понимаю почему, мне пришлось пообещать, что я расскажу ей все, она, наверное, уже отметила крестиком в календаре понедельник на будущей неделе, чтобы я не застал ее врасплох, я ее знаю, если она отметила какой-то день, в тот день я и должен приехать, если не приеду, то не по ее вине. Но Тертулиано Максимо Афонсо почему-то не огорчен, наоборот, он испытывает огромное облегчение, как если бы у него камень с плеч свалился, и он спрашивает себя, какой ему был прок от того, что он все время молчал, и не находит ни одного приемлемого ответа, скоро он, возможно, найдет тому тысячу объяснений, одно лучше другого, но сейчас он только мечтает излить наконец душу, в воскресенье он встречается с Антонио Кларо, а в понедельник утром сядет в машину и уж тогда откроет матери все карты, составляющие эту головоломку, действительно все, потому что, если бы он сказал ей еще в самом начале: существует человек, такой похожий на меня, что нас и родная мама бы спутала, было бы еще одно, а сейчас, когда он скажет: я с ним встретился, и теперь я не знаю, кто я, то будет совсем другое. И в этот миг призрачное утешение, милосердно убаюкивавшее его, внезапно исчезло, и его снова охватил страх. Мы не знаем, к чему могут привести наши действия, сказала мать, и эта банальная истина, доступная любой провинциальной домохозяйке, обыденная истина, одна из бесконечного количества прописных истин, перечислять которые означало бы даром терять время, сия общеизвестная истина в определенной ситуации может повергнуть в отчаяние и ужаснуть, словно самая страшная угроза. Каждая проходящая секунда подобна двери, открывающейся, чтобы впустить то, что еще не произошло и что мы называем будущим, однако, вопреки тому, что тут было только что сказано, следует, возможно, признать, что будущее это не более чем бесконечная пустота, не более чем время, питающее вечное настоящее. Но если будущее есть пустота, подумал Тертулиано Максимо Афонсо, то, следовательно, не существует и того, что можно было бы назвать воскресением, вероятность его случайного существования зависит только от моего существования, и если бы я сейчас умер, то какая-то часть будущего или возможных будущих осталась бы навсегда нереализованной. Но рассуждение Тертулиано Максимо Афонсо: для того чтобы воскресение существовало в действительности, необходимо, чтобы существовал я, было резко прервано телефонным звонком. Звонившим оказался Антонио Кларо, он спросил: вы получили план. Получил. Я собирался позвонить вам завтра, но подумал, что письмо, наверное, уже пришло, и звоню, чтобы подтвердить нашу договоренность о встрече. Хорошо, я буду там в шесть часов. Пусть вас не смущает, что вам придется проехать по поселку, я воспользуюсь дорогой, которая ведет прямо к дому, и никто не увидит двоих людей с одинаковым лицом. А что машина. Какая машина. Моя. Это не важно, если кто-нибудь примет вас за меня, то решит, что я сменил машину, к тому же в последнее время я ездил туда очень редко. Хорошо. До послезавтра. До воскресенья. Закончив разговор, Тертулиано Максимо Афонсо подумал, что следовало предупредить Антонио Кларо о том, что у него будет накладная борода. А впрочем, это не имеет значения, он сразу же ее снимет. Воскресенью суждено было стать важным этапом в развертывании событий.