Сью Таунсенд - Женщина, которая легла в постель на год
Джули подскочила и замахала рукой у лица.
Ева пожалела, что сорвалась на крик, – теперь обе не знали, что сказать дальше.
Соседка критическим взглядом посмотрела на волосы Евы.
– Хочешь, я тебя подстригу и прокрашу корни?
– Когда дети снова пойдут в школу, ладно? Прости, что сорвалась, Джули, но я ужасно голодна. Принесешь мне немного еды, пожалуйста? Домашние постоянно забывают, что я здесь лежу.
– Или забывают, или пытаются голодом выманить тебя отсюда! – хмыкнула Джули.
* * *
Когда Джули отправилась назад в домашнюю анархию, на Еву нахлынул приступ жалости к себе, и она почти раскаялась, что не пасется сейчас внизу у фуршетного стола. До нее донесся крик Брайана:
– «Brown Sugar»! Давай, Титания!
Заиграла музыка, и Ева представила, как муж с любовницей танцуют по кухне, подпевая «Роллинг Стоунз».
Глава 39
Первого января Брайан и Титания большую часть послеобеденного времени занимались любовью. Брайан принял виагру в пятнадцать минут третьего и до сих пор не истощился.
Время от времени Титания поощрительно стонала:
– Боже мой!
Но на самом деле с нее уже было достаточно. Брайан исследовал и заполнил почти все ее отверстия, и Титания порадовалась, что ему, очевидно, приятно этим заниматься, но ее ждали дела и встречи. Она рассеянно забарабанила пальцами по спине любовника, чем только подзадорила его, и не успела опомниться, как Брайан перевернул ее лицом вниз так, что она едва не задохнулась, вдавленная в набитые утиным пером подушки. Ей пришлось буквально бороться за глоток воздуха.
– Боже мой! – воскликнула она. – Ты меня убиваешь!
Брайан на пару секунд остановился, чтобы перевести дух, и сказал:
– Слушай, Титания, можешь кричать что-нибудь другое? «Боже мой» мне ничуть не помогает.
Титания, все еще лежа на животе и упершись ногами в стену, ответила:
– Мы словно два водяных буйвола в одной упряжке, которые без конца крутят чертово колесо. Сколько виагры ты принял?
– Две таблетки, – признался Брайан.
– Одной было бы достаточно, – буркнула Титания. – Я бы уже успела закончить с глажкой.
Брайан предпринял сверхчеловеческое усилие, представляя себе разные образы, которые годами помогали ему возбудиться и кончить дело: декольте мисс Фокс, учительницы физики в школе имени кардинала Вулси, француженок топлесс на пляже близ Сен-Мало, женщину, лижущую рожок мороженого в булочной, и сливки на кончике ее языка.
Но ничего не сработало. Битва продолжалась.
Титания поглядывала на часы. Ее голова и туловище уже свисали с изножья кровати. Она увидела свои скомканные носки, которые считала похороненными под комодом.
– Боже мой на небесах! – воскликнула она. – Да сколько можно?!
– Давай займемся жестким сексом? – прохрипел Брайан.
– Я уже им занимаюсь, потому что до чертиков зла! – рявкнула Титания. – Если ты сейчас же с меня не слезешь, я…
Ей не пришлось заканчивать предложение. Брайан наконец изверг семя, да так яростно и шумно, что Руби, стоявшая в саду над канавой и промывавшая дурнопахнущую щетину старой швабры под садовым шлангом, предположила, что зять поселил в сарае дикое животное.
Но ее больше ничто не могло удивить. Когда-то она думала, что отдавать фунт семьдесят за бутылку воды из Исландии – самая большая глупость в мире, если из крана льется вполне хорошая вода. Но она ошибалась.
В какой-то момент, когда она отвлеклась, весь мир сошел с ума.
* * *
Александр зашел в дом Евы – дверь обычно закрывали только на щеколду – и закричал:
– Привет!
Отозвалась одна Ева.
Он поднялся наверх, мысленно репетируя, что именно скажет. Он уже давно не признавался женщине в любви.
– С Новым годом, – приветствовала Ева. – Выглядишь замерзшим.
– Ага… И тебя с Новым годом. Ездил на Бикон-хилл порисовать. Никогда прежде не писал заснеженный пейзаж. Не знал, что в снеге так много оттенков белого. Чудная мешанина получилась. На обратном пути увидел Руби и подбросил ее домой. Говорит, Брайан и Титания очень шумно изображали животных в его сарае.
– Уже слышу, как соседи вострят перья, готовясь писать петицию о жестоком обращении.
Оба рассмеялись.
– Меня интригуют их отношения, – призналась Ева.
– По крайней мере у них есть отношения.
– Но они, похоже, не нравятся друг другу.
– Мне нравишься ты, Ева, – сказал Александр.
Глядя ему в глаза, Ева ответила:
– И ты мне нравишься, Алекс.
Пространство между ними стало хрупким, словно дыхание замерзло и могло легко разбиться на осколки от неправильного слова.
Ева встала на колени и посмотрела в окно на снег.
– Свежие сугробы… здорово для снеговиков, катания на санках. Я бы с радостью… – Она замолчала, но Александр быстро подхватил:
– И ты можешь, Ева! Можешь съехать с горки, обнимая меня за талию! У меня есть санки в грузовичке.
– Только не начинай пытаться выманить меня из кровати!
– Вот уже несколько лет, как мне приходится напрягаться, чтобы затащить женщину в кровать, – пошутил Александр.
Ева улыбнулась.
– Думаю, моим первым новогодним зароком станет «не пускать в свою жизнь нового мужчину».
– Мне жаль это слышать. Я ведь пришел признаться, что люблю тебя.
Ева перекатилась с середины кровати на край и прижалась к стене.
– Я что-то не так понял?
Ева осторожно произнесла, не желая оскорбить чувства Алекса:
– Возможно, я подавала неверные сигналы, как сказала уволенная работница железной дороги.
– Возможно, мы оба подавали неверные сигналы. Могу ли я просто описать, что чувствую?
Ева кивнула.
– Я люблю тебя, – улыбнулся Александр. – Хочу жить с тобой до конца своих дней. И тебе не придется вставать с кровати. Берусь таскать тебя прямо в ней по Сэйнсбери, а если захочешь, и в Гластонбери отвезу.
Ева покачала головой.
– Нет, не желаю это слушать. Я не стану отвечать за чье-то чужое счастье. У меня плохо получается.
– Я сам буду за тобой присматривать и отвечать за твое счастье. Мы вполне можем быть вместе. Я залягу в кровать рядом с тобой. Сделаюсь Йоко для твоего внутреннего Джона, если пожелаешь.
– У тебя есть дети, и у меня есть дети, – сказала она. – И ты наверняка знаешь, что Брианна в тебя влюблена. Не хочу соперничать за мужчину с ней.
– Это просто детское увлечение. Истинная любовь всей ее жизни – Брайан-младший.
– С меня уже хватит присматривать за маленькими детьми.
Голос Александра от изумления подскочил на октаву:
– Тебе не нравятся мои дети?
– Они чудесные и забавные, – вздохнула Ева. – Но с меня достаточно воспитания подрастающего поколения. Невыносимо смотреть, как разбиваются их иллюзии, когда ребятишки понимают, в каком мире мы живем.
– Бывает, и разбиваются, но мир-то все равно фантастически прекрасный. Если бы ты видела, как сегодня мерцал снег под солнцем… и деревья, с которых серебряным дождем сыплется иней…
– Прости, – повинилась Ева.
– Могу ли я прилечь рядом?
– На покрывало.
Александр снял промокшие ботинки, поставил их на батарею и растянулся рядом с Евой.
Свет не горел, а солнце село, но мерцающий снег на улице позволял видеть очертания предметов в комнате. Ева и Александр держались за руки и смотрели в потолок. Говорили о бывших любовниках, о его покойной жене и о ее живом муже. В комнате было тепло, становилось все темнее, и вскоре они уснули бок о бок, как мраморные статуи на надгробьях.
* * *
Вернувшись после похода в магазин, где она потратила подарочные купоны на альбом для рисования акварелью для Александра, Брианна открыла дверь комнаты Евы и увидела мать спящей на покрывале.
На подушке лежала записка. Брианна взяла листок в коридор и прочитала.
«Дорогая Ева,
Сегодня случился один из лучших дней в моей жизни. Снег был чудесен, а лежа рядом с тобой после обеда я чувствовал себя счастливым, впервые за долгие годы.
Мы любим друг друга, я в этом уверен. Но постараюсь соблюдать дистанцию. И почему все, связанное с любовью, причиняет такую боль?
Алекс».
Брианна отнесла записку в свою комнату, разорвала на мелкие клочки и спрятала их в пустом пакете из-под чипсов, который достала из мусорной корзины.
Глава 40
Любовники поздно ужинали после продолжительного созерцания звезд. Погодные условия были идеальными, и в холодном безоблачном небе удалось пронаблюдать многие чудеса. Брайана и Титанию всегда трогала всамделишность того, что они видели в настоящий телескоп. Мониторы компьютеров на работе не передавали истинной красоты Вселенной.
Жуя холодную баранью отбивную, Брайан сказал:
