Димфна Кьюсак - Скажи смерти «нет!»

Джэн замерла на месте, скрытая деревьями. Он, наверное, хорошо знаком с этой девушкой. Очень хорошо. Джэн увидела, как девушка засмеялась и любовно потрепала его за чуб. Потом она притянула его за шею и поцеловала в губы. Это был долгий поцелуй, и, когда, наконец, он поднял голову, девушка протянула к нему зеркальце и держала его, пока Барт вытирал рот от помады.

Джэн повернулась, ничего не видя вокруг. Она не может идти по дороге, она рискует встретить Барта. Он не должен знать, что она была здесь. И, не думая ни о чем, кроме одного: нужно во что бы то ни стало избежать встречи с ним, она стала карабкаться по крутому склону Холма Инфарктов.

Барт, наконец, разыскал ее в самом конце сада и так обрадовался, снова увидев ее в обычной одежде, что даже не заметил того, что Джэн не радуется его приходу, а просто стоит, как будто с трудом удерживая равновесие, на верхней ступеньке лесенки и молча следит за его приближением.

А потом, обняв и крепко прижав к себе ее напрягшееся тело, он даже не заметил, что она молчит, в то время как он так и сыплет извинениями и сожалениями по поводу того, что не смог приехать в прошлое воскресенье. Он и сам не заметил, как, оживляя собственную выдумку, стал объяснять, что он сегодня задержался, потому что хотел купить ей шоколадку или еще что-нибудь на станции в Уэнтуорт Фолз. И что у них такой переполох был в казарме, что он едва успел сесть на поезд. Все это звучало так убедительно, что он сам почти уверовал в свой рассказ. Магда была забыта. И, глядя в ясные глаза Джэн, видя ее губы у своего лица, он снова с чувством, похожим на страх, подумал, как все же ему повезло, что у него есть Джэн. И то, что она смогла выйти в сад вот так, в желтом свитере и шерстяной юбке, казалось ему залогом их грядущего счастья. Она действительно поправляется. Он спрятал лицо в ее волосах.

— Джэн, дорогая, знала бы ты, что это для меня значит.

Когда он ощутил, как, прижавшись к нему, дрожит ее тело, он вдруг вспомнил слова Магды: «Я ничего не отнимаю у Джэн». Она говорила правду. То, что происходило у них с Джэн, было чем-то особенным, не похожим ни на что другое в этом мире, и держать ее так — было воистину неземным блаженством.

Глава 28

А в четверг Дорин позвонила ему и сказала, что у Джэн обострилась болезнь. Барт сначала не поверил. Не может быть, да она никогда так хорошо не выглядела, как в прошлое воскресенье! Никогда еще он не видел ее такой веселой. Да и вообще такого счастливого дня у них не было уже много месяцев. Она ни разу столько не смеялась с тех самых пор, как заболела. Когда он приехал, она ждала его в саду, и выглядела она здорово. И одета она была в свою обычную одежду, как когда-то. Дорин прервала его резким от волнения голосом:

— Ну, как бы там она ни выглядела в прошлое воскресенье, сейчас она очень больна. У нее плеврит. Они уложили ее в постель, совсем.

— Но… но…

Мысли его были в смятении. У него было такое чувство, будто его вдруг изо всех сил ударили в солнечное сплетение. Да нет, это просто чушь. Ведь прошлое воскресенье как будто вознаградило их за долгие месяцы тревог и волнений. Он вернулся оттуда, чувствуя, что запутанный клубок его жизни наконец распутался.

В воскресенье оба они были на вершине счастья. А теперь у Джэн обострение. Он был уже достаточно знаком с санаторским жаргоном, чтобы понимать, что обострение могло означать что угодно.

Он не мог этому поверить. Он пытался сосредоточиться и вникнуть в то, что говорила ему сейчас Дорин.

— После разговора с Леонардом я позвонила хозяйке.

— Что она говорит?

— Да все, что они говорят в таких случаях. Что при туберкулезе никогда ничего нельзя сказать наверняка, что Джэн прекрасно поправлялась, но что от таких вещей никто не застрахован.

— Врач ее осматривал?

— Да. Они вызвали местного врача, и он сказал, что она переутомилась. Перенапряжение. И что было еще какое-то нервное потрясение. Я сказала ему, что, насколько я знаю, никакого нервного потрясения у нее не было. — Голос Дорин звучал очень уверенно.

Барт молчал. Он ощутил, как похолодело у него внутри и страх стал закрадываться ему в жилы.

— Да, верно, — сказал он хрипло. — Конечно, она расстроилась из-за того, что я не приехал в прошлое воскресенье, но когда я позвонил ей по телефону, она сказала, что все отлично понимает.

— Ах, это! — Дорин отмахнулась. — Конечно, она немножко огорчилась вначале, но ненадолго, ведь Джэн разумная девушка.

— Что он еще сказал об этом ее потрясении?

— Да много всякой чепухи. Я думаю, он просто паникер, — Дорин говорила теперь вяло, утомленно, — думаю, что он все это говорит просто так, чтобы сказать что-нибудь. Кроме того, эта старая паскуда хозяйка была так отвратно настроена, что я вообще из нее ничего выудить не могла.

— Она не сказала, в чем же там все-таки дело?

— Я не все поняла из того, что она говорила, но, во всяком случае, звучало все это весьма серьезно, и она жаловалась на то, что нужен специальный уход, и на то, что с Джэн много хлопот. Ей нужна специальная сиделка.

— Так почему же, черт подери, она не приставит к ней няню?

— Я ей сказала, так она мне чуть голову не откусила. Говорит, что если нам не нравится, то можем забирать ее домой.

— Ну и ну!

— Еще слава богу, Мёрч, ее врач, туда едет на этой неделе, он ее сегодня осмотрит, а я ему завтра с утра позвоню и договорюсь о приеме. Это, по-моему, будет лучше всего, как ты думаешь?

Он что-то пробормотал ей в ответ. Ему вспомнилась Джэн. Он вспомнил ее такой, как она ожидала его в воскресенье на нижней дорожке сада: ветер играет ее волосами, глаза сияют, цвет ее зеленого пальто гармонирует с несмелой зеленью молодой листвы. Это была снова прежняя Джэн, и жизнь разворачивалась перед ними в эту минуту — обе их жизни, в которых он видел уже и ее выздоровление и их любовь.

Дорин торопила его.

— Это будет лучше всего, как ты думаешь?

— Да, конечно, лучше всего.

— Конечно, это обойдется в лишнюю гинею, но я думаю, что оно того стоит, как ты думаешь?

— Ну, конечно же, стоит. — Глодавшее его чувство вины придало особую силу этому его заверению.

— Я уже весь свой отпуск использовала. Попробую взять за свой счет или просто возьму выходной и поеду в санаторий.

Барт оперся о стенку душной телефонной будки.

— Послушай, я все устрою. Ты не беспокойся. Я сам повидаю Мёрча в девять и успею на поезд в горы. Я там все разузнаю. А с тобой мы увидимся завтра вечером.

— О Барт! — проговорила она с облегчением. — Спасибо тебе большое.

Барт в каком-то потрясении вышел из будки на яркий весенний солнцепек. Его мутило.

— Боже ты мой!

Голос Чиллы немного отрезвил его.

— Вид у тебя совсем хреновый. Что случилось?

Барт повернул к нему испуганное и недоумевающее лицо.

— Она заболела.

— Кто, Джэн?

Барт кивнул. Теперь, когда он сумел что-то сказать, чувство тошноты мало-помалу утихло. Дубленое лицо Чиллы казалось встревоженным.

— Да, Джэн. Говорил сейчас с ее сестрой.

— По-моему, ты только вчера сказал, будто она успешно поправляется? — удивленно проговорил Чилла.

— Она и поправлялась. А теперь вот вдруг стало хуже.

— Ну ладно, хныкать нечего! — Чилла сдвинул панаму на затылок и тряхнул светлым чубом. — Послушь-ка, у меня там в шкафчике есть бутылка этой отравы. Пойдем и хлебнем по маленькой. Похоже, что тебе теперь это нужно.

Они украдкой прокрались в спальный барак, стараясь не попадаться на глаза сержанту. Чилла оглянулся в последний раз и хрипло прошептал:

— Если эта щучья морда нас поймает, придется выпить еще раз. Он сегодня мне в печенки въелся.

Они пробрались в барак незаметно. Чилла пошарил в своем вещмешке и вытащил бутылку виски, завернутую в грязную рубаху. Он налил в кружку крепкого пойла и передал Барту.

— Ну, глотай, может, у тебя хоть вид будет не такой смурной.

Барт благодарно проглотил обжигающий напиток и задержал дыхание. Чилла налил себе и тоже проглотил. Они снова выскользнули на двор.

— А теперь пойдем лучше ко мне в мастерскую и сделаем вид, что мы работаем, — предложил он, — и если эта щучья морда сунет сюда свой любопытный нос, то у нас все в порядке будет. Мне больше без увольнения оставаться не хочется.

Открыв капот, они склонились над мотором огромного грузовика, перебирая в руках свечи, и Барт пересказывал Чилле все, что сообщила ему Дорин.

— Ну да? — Чилла был потрясен. — Это теперь-то, когда она выздоравливать стала? И что ты собираешься делать?

Барт выпрямился.

— Хочу смыться сейчас же. Мне еще нужно сделать кое-что до отъезда, а утром у меня не будет времени. Поезд отправляется около десяти.

Чилла подошел к дверям мастерской и украдкой осмотрелся.

— Я пройдусь и посмотрю, чисто ли там на горизонте, если ты хочешь заскочить и собрать там в бараке, коли что надо.