Книжный на левом берегу Сены - Мейер Керри
— Сильвия, нельзя же так тревожиться, — не выдержала однажды утром Адриенна, пока они лежали в постели, слушая утренние трели птиц.
— Да, но я поставила все на книгу Джойса. А вдруг она провалится?
— Ну и что с того? У тебя все равно останется «Шекспир и компания», а «Одеония», позволь заметить, — нечто намного большее, чем «Улисс».
— Просто я не хочу провала.
— Он тебе не грозит, я знаю. И книге тоже. Но если все-таки так случится, провал будет не твой, а его.
Самой Сильвии уверенности в этом не хватало.
Когда Сильвия в сентябре вернулась в Париж, ей показалось, что она впервые за многие недели дышит полной грудью, зная, что скоро соберутся ее друзья и уж они-то помогут не допустить провала «Улисса». Утром в понедельник она распахнула скрипучие ставни своей новой лавки, и ее мысленному взору тут же представился совсем новый вариант выкладки книг и журналов в витрине. Сильвия почувствовала, как расправляются ее плечи.
Она как раз по-новому расставляла книги в витрине, стараясь не стряхнуть на них пепел со своей сигареты, когда в лавку прибыл Джойс, поигрывая своей ясеневой тростью и выглядя свежее, чем когда-либо. Они тепло поздоровались и обнялись, и он принялся расспрашивать ее об отпуске, а она старалась отвечать как можно подробнее, пока желание задать вертевшийся у нее на языке вопрос не пересилило ее учтивость.
— А теперь вы должны рассказать мне, как продвигаются дела с «Улиссом».
— Что сказать, почти весь август я провалялся в постели — мозоли от ручки, и те почти сошли с пальцев. Но вы не беспокойтесь, моя дорогая мисс Бич, все это время я только и думал, что об «Улиссе», прокручивал в голове эпизод за эпизодом и раздумывал, как его закончить. А с неделю назад случилось чудо, и я вдруг увидел его всего целиком, я прозрел, точно глотнул чудодейственной лурдской воды. Я взял чистый лист бумаги, заправил ручку чернилами и начал писать. Даже не знаю, бывало ли, чтобы я писал так много или так быстро.
— Вы что, работали на солнце? У вас такой сильный загар, и кожа выглядит прекрасно.
— Ну конечно. В садике у Ларбо есть одна прелестная скамейка, и я выяснил, что она как нельзя лучше дает мне рабочий настрой, пока меня не сгоняет эта чертова собачища. По счастью, ее выгуливают точно по расписанию, и я приспособился к трем часам ретироваться в «Лё дом», чтобы закончить, а часам к шести ко мне обычно присоединялись мистер Хемингуэй и мистер Макалмон.
— Прямо не неделя, а загляденье.
— А сегодня я ради вас отказался от «Лё дом», потому что расслышал в воздухе звон колокольчиков, возвестивших о вашем возвращении.
— Ах, так значит, ваш визит никак не связан с письмом, которое я отправила вам на прошлой неделе?
— Ни в малейшей степени.
Они улыбнулись друг другу, и Сильвия почувствовала, как ее заполняют легкость и счастье.
— Я скучала по вам. Давайте посмотрим, не порадуют ли нас своим появлением Молли или Леопольд?
— Давайте, — согласился он, и они вышли на улицу.
Напротив Адриенна намывала крыльцо своей лавки и радостно помахала им.
— Только что видела, как мимо прошел Бык Маллиган!
— Старина Бык! Давненько он нам не попадался, бедный дружище, — подхватил Джойс.
— Рада видеть вас в добром здравии! — крикнула через улицу Адриенна.
— Никогда еще я не чувствовал себя лучше.
Склонив набок голову, Адриенна послала Сильвии взгляд, говоривший: «Вот видишь? Всё в порядке», а Сильвия поцеловала указательный и средний пальцы и послала Адриенне baiser[102] с одного края Одеонии на другой.
Осенью жизнь закапризничала, как погода, причем не только у Сильвии. Огромная загруженность заставила Ларбо приостановить перевод «Улисса», но он клятвенно обещался закончить посвященное роману эссе для знаменитого «Нувель ревю франсез», влиятельнейшего в те поры литературного журнала; часть своего сочинения он собирался прочитать в «Ля мезон» в виде лекции, назначенной той же осенью, — и, как ни иронично, этот крайний срок теперь не давал Ларбо продолжать перевод самого «Улисса».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Простите меня, пожалуйста. Слишком я ценю произведение Джойса, чтобы не уделять ему своего всецелого внимания. Да, на такой случай у меня есть идея. Как считаете, не предложить ли перевод Жаку Бенуа-Мешену?
— Он, конечно, не вы, но действительно прекрасно знает свое дело, — ответила Сильвия, испытывая облегчение, что Ларбо сам предложил решение проблемы и ей не пришлось искать его самой.
Бенуа-Мешен относился к числу завсегдатаев лавки Адриенны и почетных potassons, так что Сильвия давно водила с ним знакомство. Он был довольно молод, но очень способен к языкам: свободно читал и говорил на французском, английском и немецком, словно все три языка ему были родными. В некоторых отношениях он лучше подходил в переводчики «Улисса», чем Ларбо, хотя Сильвия ни за что не призналась бы в том своему другу.
— Для меня честь, что вы рассматриваете мою кандидатуру, — сказал ей Бенуа-Мешен, комкая берет в нервных руках. — Произведение Джойса революционно.
А Сильвия с сердечным американским рукопожатием ответила:
— Не передать, как я счастлива, что вы хотите взяться за это дело. Не буду лгать, оно непростое.
— Тем лучше.
Боже, какое счастье. Вот человек, желающий с честью выдержать испытание!
Почти вся тысяча экземпляров первого тиража Дарантьера была распродана частным читателям и мятежным американским книготорговцам, и в последнее время Сильвия переключила все внимание на рецензии и — она сама с трудом верила! — провоз контрабанды.
— Еще чуть-чуть, и я стану бутлегером, — сказала Сильвия Адриенне, Ларбо, Ринетт и Фаргу в октябре на одном званом обеде. — Хотя мне больше подошло бы называться буклегером!
Она громко рассмеялась, но ее французские друзья не последовали ее примеру, и она сообразила, что им просто не понятна игра слов.
— Бутлегер, — принялась объяснять Сильвия, — в Соединенных Штатах продает запрещенное спиртное, а буклегер — запрещенные книги.
— Ах во-о-от оно что, — выдохнули они и одобрительно рассмеялись.
— Пересылка почтой отпадает, — задумчиво произнесла Сильвия, — правда, отдельным покупателям я смогу послать их экземпляры частной почтовой компанией, как только книги пересекут границу. Вопрос, как отправлять партии в «Книжный на Вашингтон-сквер» и остальным книготорговцам? Это совсем другое дело.
— Ну хорошо, допустим, они получат книги, но как они будут их продавать? Их не очень-то выставишь на полках, — спросил Фарг.
— Подозреваю, у них есть какой-нибудь негласный способ известить избранных клиентов, что в подсобке тех дожидаются заказанные экземпляры. А вообще, они говорят, что это не моя проблема.
Фарг энергично потер руки и с лукавой улыбкой воскликнул:
— История сама по себе примечательная: Banned Book and the Bathtub Gin[103]. — Название, к вящему веселью компании, он произнес по-английски с сильнейшим французским прононсом.
Даже с помощью Мюсрин Сильвия зашивалась с делами в новой лавке, и у нее не оставалось времени всерьез обдумать проблему контрабанды. А дела эти не ограничивались лишь книжной торговлей и библиотекой — «Шекспир и компания» окончательно превратилась в центр всех туристических и эмигрантских сведений о Париже для сотен американцев, приезжавших сюда на любой срок, от недели до целого года и больше. Каждый день друзья Сильвии приводили к ней лавку новых друзей, заходили также незнакомцы с рекомендательными письмами или просто с адресом «Шекспира и компании», нацарапанным на салфетке или клочке бумаги. Цели их были самыми разными: от просьб воспользоваться адресом лавки для почты и справиться, где можно недорого снять жилье, до вопросов, что идет на балетных и оперных сценах Парижа и какие музеи посетить.