В конце они оба умрут - Сильвера Адам

Руфус фотографирует витрину.

— Можем войти.

— Я минут на двадцать, не дольше, — обещаю я.

Мы заходим в «Открытый книжный». Мне нравится, что у него такое вселяющее надежду название.

Зайти внутрь — самая лучшая из самых худших в мире идей. У меня нет времени, чтобы прочесть даже одну книгу. Но раньше я никогда не бывал в этом книжном, потому что обычно заказываю книги с доставкой или беру их в школьной библиотеке. Может, на меня упадет книжная полка, и таким и будет мой конец — болезненным. Хотя бывают смерти и похуже.

Засмотревшись на старинные часы на самой верхней полке, я натыкаюсь на стол и роняю на пол книги с выкладки «Снова в школу». Я извиняюсь перед продавцом по имени Джоэл (если верить его бейджу), но он говорит, что мне не о чем беспокоиться, и помогает поднять книжки.

Руфус оставляет велосипед у входа и следом за мной идет между книжных полок. Я читаю рекомендации сотрудников: разные жанры расхваливаются разными почерками, какие-то более разборчивыми, какие-то менее. Я стараюсь избегать секций с литературой о преодолении горя, но две книги все-таки приковывают мое внимание. Одна называется «Привет, Дебора, моя старая подруга» — это биография Кэтрин Эверенн-Хейстинг, вызвавшая неоднозначную реакцию у читателей. Вторая — бестселлер, о котором кричат на каждом углу: «Как говорить о смерти, если ты узнал, что умираешь», — написанный каким-то мужчиной, который все еще жив (и в чем тогда прикол?).

На полках я вижу многие из моих любимых триллеров и молодежных книг.

Я останавливаюсь в разделе любовных романов. Около дюжины книг здесь обернуто в крафтовую бумагу, на них — штампы «Свидание с книгой вслепую» и небольшие подсказки, которые должны зацепить покупателей. Что-то вроде короткого описания в профиле на сайте знакомств. Или в приложении «Последний друг».

— Ты когда-нибудь с кем-нибудь встречался? — спрашивает Руфус.

По-моему, ответ очевиден. Мило, что он не делает поспешных выводов.

— Не-а. — Я только влюблялся, но мне немного неловко признаться, что это были герои книг и сериалов. — Я упустил свой шанс. Может, в следующей жизни.

— Может, — соглашается Руфус.

Я чувствую, что он хочет сказать что-то еще. Возможно, отколоть шуточку, что мне стоило зарегистрироваться в «Некро», чтобы не умереть девственником, как будто бы секс и любовь — это одно и то же. Но Руфус молчит.

А может, я ошибаюсь.

— Эйми была твоей первой девушкой? — спрашиваю я и хватаю с полки обернутую бумагой книгу, на которой нарисован убегающий преступник с огромной червовой картой в руках и надписью: «Роман, который украдет ваше сердце».

— Это были мои первые серьезные отношения, — говорит Руфус, вращая стойку с открытками, на которых изображен Нью-Йорк. — Но в прежней школе у меня кое-что было с одноклассниками. Ничего серьезного, хоть мне и хотелось. А у тебя кто-то был? — Он берет со стойки открытку с фотографией Бруклинского моста. — Можешь отправить открытку.

Открытки.

Я улыбаюсь и беру одну, две, четыре, шесть, двенадцать открыток.

— Ты, я смотрю, влюбчивый, — замечает Руфус.

Я иду к кассе, где меня снова встречает Джоэл.

— Нам нужно отправить всем открытки, понимаешь? — Я специально ничего не уточняю, потому что не хочу сообщать продавцу, что покупатели, которым он пробивает чек, умрут сегодня в возрасте семнадцати-восемнадцати лет. Не хочется портить ему день. — Плутонцам, одноклассникам…

— У меня нет их адресов, — перебивает Руфус.

— Отправь на адрес школы. У них должны быть адреса всех выпускников.

Это я и хочу сделать. Я покупаю таинственную книгу и открытки, благодарю Джоэла за помощь, и мы уходим. Руфус сказал, что в его отношениях самым главным была возможность откровенно делиться своими мыслями. Я могу сделать это при помощи открыток, но и голосом мне тоже придется воспользоваться.

— Впервые донимать отца по поводу любви я начал лет в девять, — говорю я, снова просматривая открытки с изображениями мест родного города, в которых так и не побывал. — Мне было интересно, где она прячется: под диваном или на верхней полке в шкафу, куда я пока не мог дотянуться. И ведь папа не говорил: «любовь в тебе самом» или «любовь повсюду вокруг нас».

Руфус катит велосипед рядом, и мы проходим мимо спортзала.

— Я заинтригован. Что же он тогда говорил?

— Что любовь — это суперспособность, данная каждому из нас, только эту суперспособность я не всегда смогу контролировать. Особенно когда повзрослею. Иногда будет накатывать волна чистого безумия, и главное — не бояться, если моя сила заденет кого-то, кого я даже не планировал задеть. — Лицо начинает гореть, я так хотел бы сейчас иметь суперздравый смысл, но мне его явно не хватает, потому что такие вещи не стоит произносить вслух. — Это было глупо. Прости.

Руфус останавливается и улыбается.

— Не, мне понравилось. Спасибо за эту историю, Суперматео.

— На самом деле я Мега-Мастер-Матеомэн. Так что не путай, сайдкик. — Я поднимаю взгляд с открыток. Мне очень нравятся его глаза. Карие и усталые, хотя он успел немного отдохнуть. — А как узнать настоящую любовь?

— Я…

Звон стекла — и нас внезапно отбрасывает назад, языки пламени охватывают визжащую толпу. Вот и все. Меня ударяет о водительскую дверцу ближайшего автомобиля, плечом я сбиваю зеркало заднего вида. Зрение меркнет: темнота, огонь, темнота, огонь. Я поворачиваюсь, и у меня хрустит шея; Руфус лежит рядом со мной. Его красивые карие глаза закрыты. Вокруг — мои открытки с видами Бруклинского моста, статуи Свободы, Юнион-сквер, Эмпайр-стейт-билдинг. Я подползаю ближе и весь напрягаюсь, протягивая к нему руку. Его сердце стучит мне в запястье. Как и мое, оно отчаянно не хочет останавливаться, особенно в такой сумятице. Наше дыхание беспорядочно, тревожно, испуганно. Понятия не имею, что случилось, осознаю только, что Руфус пытается открыть глаза, а люди вокруг кричат. Но не все. На земле лежат тела, чьи лица целуют бетон, а рядом с девушкой с разноцветными волосами, которая силится встать, лежит женщина, но глаза ее смотрят в небо, и кровь окрашивает лужу багровым.

РУФУС

13:14

Йоу. Чуть больше двенадцати часов назад мне позвонил чувак из Отдела Смерти, чтобы сообщить, что я не жилец. Я сижу на обочине, обнимая колени руками, как делал это на заднем сиденье скорой помощи в день смерти своей семьи. Я до кишок потрясен этим взрывом, такие видишь только в летних блокбастерах. Вокруг надрываются сирены полицейских машин и скорой помощи, пожарные тушат горящий спортзал, но куче людей это уже не поможет. Обреченным пора начинать носить специальные повязки или куртки, чтобы видеть друг друга и не грудиться в одном месте. Мы с Матео могли оказаться среди погибших, если бы задержались на пару минут. Хотя кто знает. Я знаю только одно: чуть больше двенадцати часов назад мне сообщили по телефону, что сегодня я умру, и я было подумал, что смирился с этой мыслью, однако никогда в жизни я не был напуган так сильно, как теперь, представляя, что ждет меня дальше.

МАТЕО

13:28

Пожар потушили.

Последние двадцать минут мой желудок настойчиво требовал пищи, как будто я могу взять тайм-аут в свой Последний день, чтобы поесть и при этом не потерять драгоценное время, и как будто мы с Руфусом только что не оказались рядом с эпицентром взрыва, который забрал жизни других Обреченных.

Свидетели разговаривают с полицейскими, а я не представляю, что они вообще могут рассказать. Взрыв, который разрушил спортзал, взялся из ниоткуда.

Я сижу рядом с Руфусом, его велосипедом и моим пакетом из книжного. Открытки разбросаны по асфальту, и там они и останутся. У меня нет сил писать кому-то послания, когда рядом в черных мешках лежат трупы Обреченных, которые скоро отправятся в морг.