Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна

— Грибы можно. Их никто не сеял. А кукурузу сначала выращивают в поле, потом привозят в магазин и продают.

— А ты что-нибудь продавала?

Девочка скорчила недовольную гримасу:

— Этим бабушки и нищие занимаются по бедности.

— А если я захочу, то смогу заработать денег?

— Попробуй. Ваши бутылки и пузырьки в аптеку сдают. Все свалки облазили, — насмешливо хмыкнула девочка.

Меня задел ее пристальный, жалостливый взгляд и, резко повернувшись, я пошла в сторону двухэтажных домов.

Запах кукурузы щекотал ноздри. Сама, не замечая того, пошла за женщиной, у которой из сумки торчали золотистые кочаны. Руки сами собой потянулись к початкам, но я сцепила пальцы за спиной, рассуждая, словно уговаривая себя: «Дурочка! Ведь все равно не смогу украсть. Украду, а кто-то, значит, останется голодным. Меня хоть как-то накормили».

Женщина подошла к одноэтажному дому и открыла калитку. Навстречу ей выскочила девочка моего возраста и трое мальчиков постарше, одетые в рубашки на вырост. Ремни поддерживали широкие брюки, шитые на взрослых. У девочки длинные косички. Я машинально провела рукой по своему стриженому затылку. Дочка бросилась на шею матери, поцеловала и попросила кукурузину. Старшие занесли сумки в дом, а потом тоже сели на крыльцо.

— Устала сегодня, — сказала женщина, разминая плечи. — Пришлось задержаться на работе. Мастер попросил.

Старший сын принес матери попить, снял с нее туфли и надел мохнатые тапочки. Я остро почувствовала, что дети ждали маму. Не кукурузу, а маму. В груди защемило. Стало неловко, что подглядываю за чужим счастьем, вроде как ворую его. Но уйти не могла. Отступила за деревья, что росли у калитки, и оттуда смотрела на дружную семью.

Вдруг опомнилась. Я шла за женщиной и совсем не думала, куда иду! Огляделась: впереди — дома в два и три этажа. Они желтые, серые, розовые. Сзади — одноэтажные. Туда попробовала идти, сюда и поняла, что сама отыскать дорогу назад не смогу. Испугалась, но заставила себя преодолеть смущение и спросила у проходившей мимо женщины, где находится детдом.

— Какой? — уточнила она.

— Серый, пятиэтажный, — ответила я.

Женщина грустно усмехнулась и взяла меня за руку.

— Потерялась?

— Я шла, шла и...

— Давно здесь живешь?

— Первый день.

— А раньше где жила?

— В деревенском детдоме.

— Долго?

— Всегда.

— А где лучше?

— Не знаю. Этот внутри красивый, но здесь после обеда есть хочется.

— По-французски вас кормят...

— Я знаю: у французов мало еды, потому что у них тоже была война. А они какие? Как немцы или как русские? Они за нас или за немцев?

— Ты вопросы хоть по одному задавай. Французы?.. Они — за себя, — проговорила спутница и усмехнулась.

— Разве так бывает? Они плохие как немцы или хорошие как мы?

— Разные они. А ты дотошная не в меру. Подрастешь — все и узнаешь.

— Немцы не могут быть хорошие. Они фрицы! — не унималась я.

— Ладно, ладно. Пусть будет по-твоему, — улыбнулась женщина.

Тут мы подошли к узорной металлической ограде.

— Твой детдом?

— Наверное.

— Тебя проводить до крыльца?

— Нет! — вскрикнула я испуганно. — Может, не заметят, что я долго гуляла.

— Боишься наказания?

— В деревенском детдоме нам за все доставалось.

— А тут?

— Не знаю. Я по привычке испугалась.

— Тогда торопись. Счастья тебе.

— Большое спасибо. Вы — хорошая тетя.

И я проскользнула во двор.

ПОРЯДОК

С девочками познакомилась быстро. Я не воображаю, ни перед кем не заискиваю, держусь со всеми запросто. С желанием выполняю любые поручения, потому что сама не люблю, когда другие отлынивают. Обязанности надо выполнять. Это я давно уяснила, еще до школы. Мыть полы в комнате и драить кирпичом в коридоре и холле нетрудно. Воду ношу из огромного бассейна, облицованного коричневыми камнями. Тащу треть ведра, а если с кем-либо вдвоем, то половину. С дорожками сложнее. Не хватает сил их поднять. Я придумала скатывать каждую дорожку с обеих сторон в два рулона. Развешу на штакетнике, вытряхну каждую половину, сверну и прошу старших ребят отнести или хотя бы взвалить мне на плечи. Самое сложное — поднять и взвалить. Дети всегда помогают.

Мне нравится, что жизнь здесь построена разумно. Существует естественный порядок. Нянь нет. За чистотой следят сами дети. Никто не опекает, не лезет по мелочам. Воспитателей почти не видим. Мелькнет какая-то женщина и пропала. Иногда мужчина по коридору пройдет. Кто-то белье на койках сменит, пока гуляем. Взрослые сами по себе, мы сами по себе. Некого бояться.

Но в первые дни я все время ожидала чего-то страшного, не верила тишине, особенно, когда просыпалась утром. С удивлением встречала спокойный вечер. Теперь привыкла, не жду плохого. Удивительная легкость в теле. Безмятежное состояние души. Здорово! Разве может быть жизнь лучше? Вспомнились слова практикантки Гали: «В детстве ребенок должен открывать только радость, а не задумываться над взрослыми жизненными проблемами». На сердце сразу потеплело.

Ночью, как бывало и раньше, лежа в постели, оцениваю прошедший день, мысленно разговариваю с Витьком, сообщаю ему, что происходило со мной, советуюсь и тихонечко вздыхаю: «Где ты сейчас? Как живется в твоем новом детдоме? Здесь хорошо, только тоскливо без тебя. Пусть Бог даст тебе много счастья...»

Незаметно засыпаю.

ОБМАН

Сидим на хозяйственном дворе позади корпуса и на металлических терках превращаем куски мела в порошок для побелки. Сначала у меня не получалось. Сдирала кожу на пальцах и по привычке зализывала ранки. А потом придумала, как закрепить терку, чтобы не «прыгала», и дело наладилось. Теперь с удовольствием смотрю, как белый порошок мягкими слоями ложится на тряпку.

Вдруг между кусков мела что-то блеснуло. Раскопала. Настоящая денежка в двадцать копеек! Оглянулась по сторонам и быстренько — ее за щеку.

Несколько дней играла с монеткой, а потом спросила у второклассниц, что вкусненького можно за нее купить? Оказалось, этих денег хватит только на четыре конверта с марками.

Одна из девочек тут же сообщила, что любимая бабушка давно ждет от нее письмо. Сказала и переглянулась с подружкой. Глаза ее хитро сузились. Я заподозрила обман, но особого значения этому факту не придала. Не поверила своему наблюдению. Может, на самом деле ждет? Я протянула монету девочке и сказала: «Порадуй бабушку».

Перед сном зашла в уборную. Вдруг слышу через дверь:

— Откуда у тебя деньги?

— Новенькая дала.

— Так и поверила! Отняла?

— Да нет, она дурочка. Добренькая. Ей стало жалко мою бабушку, которая все плачет и плачет, не получая от меня писем.

— У тебя же нет бабушки.

— Зато денежка есть. Завтра конфет куплю.

Я выскочила из уборной и кинулась на обманщицу:

— Ты что, не понимаешь, что доброта, а что глупость?

— Это одно и то же, — наглым издевательским тоном возразила она.

— Ты злюка! Злой человек не может быть счастливым.

— Почем ты знаешь, сопля?

— Бабушка Мавра говорила.

— Нет у тебя никакой бабы Мавры, и такого имени не бывает. Есть Марфа.

— Много ты знаешь! Имя есть и бабушка есть. Пусть не родная, но самая хорошая. А обманывать людей — нечестно. Всем расскажу про тебя!

— Послушают и скажут, что ты дура.

— Умные поймут, а на глупых я внимания не обращаю. Зато ты больше никого не обдуришь!

— На мой век дураков хватит, — ухмыльнулась моя обидчица.

— Отлупить тебя надо, чтобы ума добавилось.

— Я и так умная, тебя-то, видишь, перехитрила.

— Не умная, а хитрая. Умный не может делать гадко. Вот! А ты подлая. Ты лиса. Мне денег не жалко. Как нашла, так и потеряла. А ты воровка! Краденое на пользу не пойдет. Когда-нибудь тебе это боком выйдет.