Наталья Нестерова - Сделайте погромче
Эпилог
Дородовая жизнь двойняшек хотя и стала теперь безоблачной и счастливой, внутриутробного мира не принесла. Их ждали, придумывали имена, покупали вещички, а Шура и Женя продолжали выяснять, кто старше, умнее, кого из них станут больше любить. Аргументами в споре, как обычно, служили предки.
На очередном УЗИ Шурка сумел извернуться, и врач сообщил мамочке:
– Мальчик. Один точно мальчик. Второй лежит так, что не рассмотреть. Но скорее всего оба мальчики, хотя и не однояйцовые.
Шурка показал сестре язык:
– Слышала? Радуйся, что тебя за мальчика принимают.
– Подумаешь! Все возликуют, когда девочка появится. Кроме того, – прикинулась невеждой Женя, – «не однояйцовые» – это про тебя?
– Как дам в глаз!
– Попробуй!
Схватиться, подраться, повозиться им хотелось постоянно. Мешали околоплодные пузыри, в которых находились. Но попыток не прекращали, поэтому зашевелились раньше срока. Мамочка давно обложилась литературой, поселилась в интернетовских сайтах для беременных. И когда они зашевелились, помчалась к доктору: не опасно ли раннее шевеление? Врач успокоил, все в норме, с близнецами так бывает.
И дальше, по мере того как они росли, мамочка жаловалась папочке:
– Они там боксируют, я тебя уверяю, все внутри меня ходуном ходит.
Папочка обнимал ладонями мамочкин живот, прикладывал ухо и соглашался:
– Это бои без правил.
А потом орал в мамочкин пупок:
– Пацаны! Брейк! Затихли и разбежались! Я кому сказал!
Женя и Шурка замирали. А мамочка удивлялась:
– Какая-то мистика, совершенно ненаучно, и действует!
Папочка помнил о них постоянно, но общался от случая к случаю и, как правило, с призывами утихнуть, не мешать спать. Хотя в благодушном настроении мог и побалагурить. Гладил пальцем мамочкин живот, она хихикала от щекотки, отгоняла его руку, а папочка спрашивал:
– Растете, карапузы?
– Папочка, я расту быстрее Женьки! – хвастался Шура.
– У меня волосики появились! – не оставалась в стороне Женя. – А Шурка лысый.
Но папочка их не слышал. И мамочка не верила, что они способны воспринимать речь и отвечать. Мол, если немыслима коммуникация с новорожденным младенцем, что говорить о нерожденных.
Хотя сама мамочка разговаривала с ними с утра до вечера. И называла их, к большому удовольствию Жени, не пацанами или мальчиками, а «детками», «миленькими», «роднулями», «крохотулями», «любименькими» и прочими ласковыми словами.
Мамочка вставала утром, провожала папочку и бабушку на работу и говорила тихо:
– Так, роднули, сейчас мы примем душ, выпьем витаминки, позавтракаем, станем на весы. И не вздремнуть ли нам еще часок? Мне с вами к третьей паре. А в метро добрый дядя уступит нам место. А добрая тетя-дворник, надеюсь, посыпала лед на асфальте солью, и скользить мы не будем, наденем старые сапожки. Потому что ваш сумасшедший папа в подошвы моих новых ботинок вкрутил шурупы. Говорит – прекрасное средство против гололедицы. Я отлично бы смотрелась в коридоре института – с огромным животом и цокаю по паркету как свежеподкованная лошадь.
Было ужасно обидно, что мамочка не слышит их ответов. Столько интересного могли бы рассказать! И ведь не попросишь, как в довоенное время глуховатая бабушка Клава у черной тарелки радиодинамика: «Сделайте погромче!» Ей отвечали дети и внуки: «Бабуля, громкость не регулируется». У двойняшек громкость не только не регулировалась, а вовсе отсутствовала. И уже мамочка напоминала ребенка, который по резиновому надувному телефону разговаривает с отсутствующими родителями. Но замечательно, что мамочка играла в эту игру, пусть и не догадываясь о немой обратной связи.
Двойняшки развлекались заключением пари. Ставка – право первым появиться на свет. Поспорили, что скажет мамочка Грише, когда будете ним объясняться. Шурка считал, что мамочка извинится за попытку втянуть Гришу в омут собственных проблем. Женя полагала – много чести, мамочка отпустит его на волю царской милостью.
– Гришенька! – сказала мамочка, уведя приятеля в сторонку. – Наше бракосочетание отменяется. У меня все устроилось. Прости меня! Действовала в аффекте, в дурмане, в припадке паранойи. Не обижайся, ладно?
– Уф! – облегченно выдохнул Гриша. – Пронесло. Спасибо, Нина! Большое спасибо!
– За что меня благодаришь?
– За то, что избавила от позорной капитуляции. Я обмозговал ситуацию и ужасно дрейфил сказать тебе, что не гожусь в подставные супруги. У тебя точно все в ажуре?
– Абсолютно счастлива, выхожу замуж за любимого мужчину и отца моих деток.
– А меня не уважаешь?
– Да что ты! Единственное средство против женской глупости – мужская умность.
Победив, Шура ликовал. Но Женя взяла реванш в споре о том, как воспримет папочку подруга мамочки Алиса.
– Оценит и позавидует, – считала Женя.
– Эта зазнайка? – не соглашался Шура. – Она будет смотреть на папочку как на низший класс и сочувствовать мамочке.
Они, папочка и мамочка, отправились в гости к Алисе в загородный дом. На папочку произвели впечатление хоромы и красота Алиски, но по касательной – без глубокого проникновения и зависти. Папочку вообще ничто не трогало, кроме мамочки, а мысли были заняты тем, как обеспечить материально будущую семью, в которой ожидалось рекордное пополнение. С мужем Алисы он нашел общий язык и получил несколько толковых советов по организации дела на первых этапах.
Алиса, когда они с мамочкой ушли на кухню (размером со всю мамочкину квартиру) готовить чай, безусловно искренне сказала:
– Классный парень! Масса изюма. Теперь Женя могла праздновать победу:
– Выкусил? Счет один – один.
– Про какой изюм она говорит? – сопротивлялся Шурка.
– Когда печешь кекс с изюмом, – снисходительно пояснила Женя, – можно положить горсточку, а можно – щедро насыпать. Вот наш папочка – будто кулич, в котором что ни кусочек, то изюм.
Как бабушка Эмма станет относиться к папочке, и спорить смысла не имело. Бабушка поменялась на сто восемьдесят градусов. Ей уже казалось, что мамочка сделала лучший из всех возможных выбор. Да еще и внуков ей обеспечил этот замечательный Сережа! О том, что недавно приписывала ему страшные грехи, бабушка Эмма забыла совершенно, как забывают о досадном промахе.
Помимо споров, препирательств, попыток драк были и веселые моменты. Самый потешный – когда папочкины родители приехали знакомиться, а по-старинному – свататься к бабушке Эмме и мамочке.
Василия тоже взяли. Он волновался: волосы прилизал набок и грязь из-под ногтей вычистил. Боялся, что мамочка на него волком посмотрит или, чего доброго, по шее даст. Лучше бы одноразовую оплеуху, чем вечную ненависть. Но мамочка (в середине вечера, когда он совсем истомился) тихо сказала Васе:
– Ты больше так не шути, пожалуйста! Или хотя бы предупреждай.
– Я теперь не шучу, в смысле не обманываю! Честно! – обрадовался Вася тому, что мамочка простила его. И похвастался. – Успеваемость подтянул по математике и биологии. А по русскому – швах.
– По русскому я тебе помогу, – пообещала мамочка.
– И к нам в класс новая девчонка пришла. Обалденная! – неожиданно признался Вася.
Мамочка не поняла значение этой информации, да и некогда ей было с Васей разговаривать, но она изобразила гримасу восхищения и сказала:
– Вот здорово!
А поначалу все они, родственнички живущие, были страшно смущены, и скованы, и суетливы в попытках скрыть неловкость. Дедушка Рустам и бабушка Ира испытывали боязнь осуждения: ваш сын моей дочери двойных детей устроил, потом в кустах отсиживался, Нине наговорили бог знает что, благородные люди так не поступают. Бабушка Эмма, в свою очередь, переживала как всякая мать, чья дочь без брака беременная. Не прозвучат ли упреки, не поймает ли косых взглядов, не расценят ли Сережины родители свадьбу как снисходительное одолжение?
Они знакомились, хозяйки предлагали проходить в уличной обуви, гости отказывались, разувались, им искали тапочки – всё в тесной прихожей. Бабушка Эмма перепутала имена, назвала дедушку Иваном Рустамовичем. Папочка, который сам страдал забывчивостью на имена, решил оказать помощь:
– Эмма Леонидовна, моя мама, как и вы, Леонидовна, но Ирина, на ириски похоже. А папа Рустам – как если вы за границей, в Германии, например, и показываете на восток – Русь там. Иванович – самое простое, в смысле надо вспомнить самое простое русское имя. Эмма – от… от… – Про собаку Вадика вспоминать, конечно, не следовало. – Фильм был такой…
«Он сейчас скажет Эммануэль», – мысленно испугалась мамочка и пришла на помощь:
– «Мадам Бовари». По роману Флобера. Героиню звали Эмма.
На секунду бабушки и дедушка замерли и дружно неодобрительно посмотрели на молодых: мы не такие бестолковые и беспамятавом не страдаем. Но этот общий всплеск осуждения их сблизил лучше долгих бесед. А окончательное слияние произошло за празднично накрытым столом. За него пригласили тут же, потому что в маленькой квартире светски расхаживать с аперитивами было просто негде.
