Кадзуо Исигуро - Остаток дня
– В самом деле?
Я чувствовал, как доктор пристально меня разглядывает, и собирался сказать что-нибудь подходящее к случаю, но меня опередил мистер Эндрюс, который обратился к доктору:
– Джентльмен нам рассказывал, что в свое время много занимался иностранными делами.
– Вот оно как?
Мне показалось, что доктор Карлейль разглядывал меня бесконечно долго; потом он бодро спросил:
– Разъезжаете для собственного удовольствия?
– В основном, – ответил я со смешком.
– Тут вокруг много красивых мест. Кстати, мистер Эндрюс, простите, что до сих пор не вернул вам пилу.
– Да не волнуйтесь, док, она мне не к спеху.
На какое-то время я перестал быть в центре внимания и смог помолчать. Затем выбрал подходящий, как мне показалось, момент, встал и сказал:
– Пожалуйста, извините. Очень приятный был вечер, но мне действительно пора удалиться.
– Какая жалость, что вам уже надо идти, сэр, – заметила миссис Смит. – Доктор только-только пришел.
Мистер Гарри Смит – он сидел рядом с женой – наклонился и сказал, обращаясь к доктору Карлейлю:
– А я-то надеялся, джентльмен скажет нам пару слов о ваших взглядах на Империю, доктор. – И, повернувшись ко мне, объяснил: – Наш доктор выступает за независимость всех малых стран. Мне не хватает учености доказать, что он ошибается, хоть я это и знаю. Но было бы интересно послушать, что сказали бы вы ему по этому поводу, сэр.
Мне опять показалось, что доктор Карлейль изучает меня цепким взглядом. Он помолчал и сказал:
– Жаль, конечно, но мы должны отпустить джентльмена спать. Думаю, ему выпал тяжелый денек.
– Несомненно, – согласился я со смешком и начал выбираться из-за стола.
Все в комнате, включая доктора Карлейля, встали, чем привели меня в замешательство.
– Большое всем вам спасибо, – сказал я, улыбаясь. – Миссис Тейлор, ужин был превосходный. Доброй всем вам ночи.
Все хором ответили: «Доброй ночи, сэр». Я уже выходил из комнаты, когда голос доктора настиг меня в дверях, заставив остановиться.
– Послушайте, старина, – окликнул он, и я, повернувшись, увидел, что он остался стоять. – С утра пораньше мне нужно по вызову в Стэнбери. Буду рад подбросить вас до машины. А по пути разживемся у Теда Хардакра канистрой бензина.
– С вашей стороны это очень любезно, – ответил я, – но не хочется причинять вам лишние хлопоты.
– Какие там хлопоты. В полвосьмого устроит?
– Весьма подходящее время.
– Вот и прекрасно, значит, в семь тридцать. Проследите, миссис Тейлор, чтобы к половине восьмого ваш гость был уже на ногах и накормлен. – И, снова повернувшись ко мне, добавил: – Таким образом, нам все же удастся поговорить. Правда, Гарри будет лишен удовольствия видеть, как меня уложат на обе лопатки.
Все засмеялись, мы еще раз пожелали друг другу доброй ночи, и мне наконец позволили подняться к себе и обрести убежище в стенах этой комнаты.
По-моему, нет необходимости лишний раз объяснять всю нелепость положения, в которое я попал нынче вечером из-за прискорбного недоразумения в связи с моей особой. Могу только сказать, положа руку на сердце, что и сейчас не вижу, каким образом я мог бы помешать ситуации развиваться именно в этом направлении; ибо к тому времени, как до меня дошел смысл происходящего, все успело зайти так далеко, что я просто не мог сказать им правду, не поставив всех в крайне неловкое положение. Во всяком случае, сколь ни достойна сожаления вся эта история, я не вижу, чтобы она серьезно кого-нибудь задела. В конце концов, утром я со всеми распрощаюсь и, вероятно, никогда уже с ними не встречусь, так что хватит об этом.
Тем не менее, если не считать прискорбного недоразумения, в событиях этого вечера можно, вероятно, выделить один-два момента, на которых стоит задержаться – хотя бы затем, чтобы не думать о них в предстоящие дни. Например, рассуждения мистера Гарри Смита о сущности достоинства. Конечно, в его высказываниях лишь немногое заслуживает серьезного рассмотрения. Следует, естественно, исходить из того, что понятие «достоинство» мистер Гарри Смит трактовал совершенно иначе, чем я. Но даже в этом случае, с учетом именно его понимания, утверждения мистера Гарри Смита все равно были слишком идеалистичными, слишком абстрактными, чтобы принимать их всерьез. В известном смысле в его высказываниях, несомненно, есть рациональное зерно: в такой стране, как наша, люди, вероятно, и вправду обязаны размышлять о великих делах и иметь о них определенное мнение. Но жизнь есть жизнь, и можно ли требовать от простых людей «твердых взглядов» по самым разным вопросам, каковые взгляды, согласно несколько завиральным утверждениям мистера Гарри Смита, якобы имеют жители этой деревни? Подобное требование не только беспочвенно, но, как мне кажется, даже и нежелательно. В конце концов, простые люди способны усваивать и познавать до какого-то определенного предела, и ожидать от всех и каждого, чтобы они со своими «твердыми взглядами» принимали участие в рассмотрении великих общенациональных проблем, разумеется, неразумно. И уж в любом случае нелепо выглядят те, кто берет на себя смелость определять достоинство личности в таком «ключе».
Кстати, на память приходит один случай, который, думается, довольно наглядно показывает, много ли истины найдем мы во взглядах мистера Гарри Смита. Случай, между прочим, из моей собственной практики, и произошел он еще до войны, году примерно в 1935-м.
Насколько мне помнится, однажды довольно поздно – было уже за полночь – меня вызвали в гостиную, куда его светлость и три других джентльмена удалились сразу после обеда. Меня, понятно, и до этого уже несколько раз призывали в гостиную – подать свежей закуски, и я тогда еще обратил внимание, что джентльмены увлечены обсуждением каких-то важных вопросов. Однако на сей раз джентльмены при моем появлении умолкли и все как один на меня посмотрели. Его светлость произнес:
– Пойдите сюда, пожалуйста, на минутку, Стивенс, – мистер Спенсер хочет с вами поговорить.
Указанный джентльмен, небрежно развалившийся в кресле, некоторое время разглядывал меня, не меняя позы, а затем сказал:
– У меня к вам один вопрос, милейший. Нам требуется ваш совет в связи с проблемой, которую мы тут обсуждаем. Вам не кажется, что положение с долгами применительно к Америке существенно повлияло на наблюдаемое понижение уровня торговых операций? Или, может быть, вы, напротив, считаете, что это всего лишь отвлекающий маневр, а на самом деле все объясняется отказом от золотого стандарта?
Сначала я, понятно, слегка опешил, но быстро смекнул, в чем дело; иными словами, этим вопросом меня явно хотели поставить в тупик. Действительно, в те считаные секунды, которые мне понадобились, чтобы это понять и найтись с подходящим ответом, у джентльменов вполне могло сложиться впечатление, что я мучительно обдумываю вопрос; джентльмены, как я заметил, обменялись веселыми улыбками.
– Весьма сожалею, сэр, – заявил я, – но тут я не могу быть полезен.
Теперь я уже был хозяином положения, но джентльмены об этом не догадывались и продолжали украдкой пересмеиваться. Потом мистер Спенсер сказал:
– Ладно, в таком случае не поможете ли вы нам с другой проблемой? Как по-вашему, улучшится или ухудшится денежное обращение в Европе, если Франция заключит с большевиками соглашение по вооружениям?
– Весьма сожалею, сэр, но тут я не могу быть полезен.
– Вот незадача, – вздохнул мистер Спенсер. – Значит, и здесь вы нам ничем не можете помочь.
Последовали сдавленные смешки, и его светлость произнес:
– Прекрасно, Стивенс. Можете быть свободны.
– Минутку, Дарлингтон, с вашего позволения, я бы хотел спросить нашего приятеля еще об одном, – сказал мистер Спенсер. – Мне бы очень хотелось знать его мнение по вопросу, который сейчас волнует многих из нас и от которого, как мы все понимаем, будет зависеть, какой внешнеполитический курс нам избрать. Будьте добры, милейший, помогите нам в нем разобраться. Чего на самом деле хотел добиться мсье Лаваль, выступив со своей последней речью о положении в Северной Африке? Вы тоже считаете, что это просто хитрый маневр, имевший целью разделаться с националистическим охвостьем в его собственной партии?
– Весьма сожалею, сэр, но тут я не могу быть полезен.
– Вот видите, – обратился мистер Спенсер к остальным джентльменам, – наш приятель не способен оказать нам помощь в этих вопросах.
Все опять засмеялись, теперь уже почти не таясь.
– А мы тем не менее, – продолжал мистер Спенсер, – по-прежнему твердим, что принимать решения о судьбах нации следует вот этому нашему приятелю и миллионам ему подобных. Так стоит ли удивляться, что мы, обремененные к тому же нашей парламентской системой в ее нынешнем виде, никак не найдем выход из наших многочисленных трудностей? Да с таким же успехом можно требовать от руководства Союза матерей разработки плана военной кампании.
