Анатолий Отян - Добро Наказуемо
Офицер, выслушав, и поняв, что хотел сказать Соколов, успокоил его, и заверил, что полиция будет иметь ввиду его обращение к ним.
Но Ефим сделал перепуганные глаза, и чуть не плача стал говорить, что Котик его предупредил, что позвонит, а потом придёт через неделю, и он опасается за свою жизнь.
Тогда офицер позвонил куда-то по телефону, изложил суть дела и спросил, не возражает ли герр Соколов, если его домашний телефон подключат на прослушивание.
— NatЭrlich, NatЭrlich! (Конечно, конечно!), — подтвердил Ефим.
Полицейский достал из стола бланк, велел его заполнить и письменно подтвердить своё согласие.
Через шесть дней Котик позвонил Соколову.
— Ты отдашь завтра деньги? — без всякого вступления начал Семён.
— Какие деньги? Что ты пристал ко мне с какими-то деньгами, — как-то запинаясь, прозвучал ответ.
— Ах ты блядь, ты ещё и издеваться будешь?
— Отцепись ты от меня, Котик. Тебе всё мало. Смотри, подавишься.
— Ты думаешь, тебе это сойдёт с рук? — уже спокойно сказал Семён?
— Угрожаешь? Ложил я на тебя с прибором, Кот вонючий.
— Посмотрим, что ты скажешь завтра. Я к тебе в семь вечера приеду.
— Буду ждать.
На этом разговор закончился. Семён положил трубку и недоумённо пожал плечами, не понимая, почему Фимка, всегда заискивающий перед ним, то ли боясь его, хотя Семён никогда Соколова и пальцем не тронул, то ли уважал в нём силу, вдруг так обнаглел.
— Может чокнулся? — Спросил себя вслух Семён, — ладно, посмотрим завтра.
Вере он ничего не сказал, а напрасно. Женщины по природе своей созданы так, что острее чувствуют опасность. Так, волчица, увидев что человек побывал у гнезда с волчатами, бросает их, и волка к гнезду не пускает, а уводит от него подальше. Это страшно, но если бы волки и другие хищники защищали от человека своё потомство, человек, вооружённый страшным оружием давно бы их уничтожил.
Но Вера ни о чём не подозревая, придя с работы, рассказывала, что встретила свою знакомую, эмигрировавшую из Риги, так она не имеет сейчас никакого гражданства и просит Россию дать своё гражданство, а те ей ответили, что это не просто и т. д. Семён слушал вполуха, и Вера, заметив это, сказала:
— Ты сегодня какой-то не такой. Что-то случилось?
— Да нет. Просто устал сегодня больше обычного.
— Ты, Сеня, на работе не надрывайся. Всех денег не заберёшь.
— У этих капиталистов или надрывайся, или вообще ничего иметь не будешь.
— Ты не прав, Сеня. Надрываются или совсем неумёхи, или те, кому, непременно, нужно ездить на «Мерсе», а ты езди на "Опеле".
— Как раз те, что ездят на «Мерсе», не надрываются. Ладно, садись кушать. И выпьем. Я вина баварского купил.
— А повод?
— Семь лет, как мы расписались.
— Ой! А я и забыла.
Они выпили, и Вера запомнила семилетнюю дату своего замужества надолго. Она позже говорила, что за день до того, как Сеня пошёл забирать у Соколова деньги, у них было семь лет со дня женитьбы..
В тот же день, после звонка Котика, опять раздался звонок, и Соколов, думая, что опять звонит он, зло рявкнул в трубку:
— Ну чего ещё тебе?
— Господин Соколов, — раздался из трубки незнакомый голос.
— Да, а что?
— Это Вас беспокоит сотрудник полиции Гартнер.
— Извините, пожалуйста, я не знал и так ответил.
— Ничего. Завтра в пять часов я и ещё трое сотрудников в гражданской одежде, придём к Вам и устроим засаду. Никому об этом не говорите, будьте дома и сразу же откройте нам.
— Хорошо, хорошо, господин Гартнер, — с заискивающей радостью ответил Соколов, — я сразу же…
На том конце положили трубку, а Соколов радостно потёр руки и вслух, торжественно объявил:
— Ну, теперь готовьтесь, господин Котик, нет, сраный Кот, получить свои денежки, с процентами, как и положено. Это тебе не Одесса, а полиция не Муму, которого ты от_уярил.
Ефим достал из шкафа бутылку французского коньяка, хрустальные рюмки, шоколад, разрезал ананас и устроил себе предпраздничный вечер, надеясь, что праздничный он устроит себе завтра.
На следующий день Котик, закончив работу, поехал в бюро своих партнёров по строительству, чтобы решить некоторые производственные и финансовые вопросы. Хозяин фирмы, пожилой немец с обветренным лицом сидел за клавиатурой компьютера и периодически глядя на экран монитора, показал Котику головой, чтобы тот сел на стул, пока он сможет прерваться и закончить то, что, начал делать. Семёну было интересно смотреть, как пожилые люди работают на новой оргтехнике.
Не желая отставать от времени, они сами её осваивали, но работали на ней медленно. Вот и сейчас, герр Шмуцкер медленно печатал какое-то письмо, не желая надиктовывать секретарше, вмиг бы его отпечатавшей.
Сам Семён уже почти вслепую печатал необходимые письма, правда, двумя пальцами, но думал пойти на краткосрочные курсы, где учили печатать всеми десятью. Герр Шмуцкер оторвался от письма, встал, подошёл к Котику, пожал ему руку.
— Господин Котик, я хочу Вам сказать, что я удовлетворён работой Вашей фирмы, — Шмуцкер говорил медленно, как будто взвешивал каждое слово.
— Данке, Герр Шмуцкер.
— Я бы хотел предложить Вам расширить объём работ.
— А что делать?
— Устанавливать леса и производить наружную отделку зданий. Не торопитесь отвечать. Я понимаю, что Вам нужны леса, механизмы, а у Вас их нет. Я сдам Вам их пока в аренду, за умеренную плату, а специалистов наберёте сами. Подумайте. Ответьте мне, — Шмуцкер посмотрел в календарь, — через неделю.
— Спасибо, герр Шмуцкер, я подумаю и через неделю дам ответ. До свидания.
— TschЭs (пока, всего).
Семён посмотрел на часы. Они показывали пятнадцать минут седьмого. "Нужно поторопиться, а то опоздаю", — подумал Котик и пошёл к машине. Он с юности воспитал в себе уважение ко времени. Ему неважно было, куда он может опоздать: на занятия в школу, на свидание с девушкой, на тренировку, на работу и т. д. Для него опоздание было недопустимо. Он приучил Веру к тому, что он живёт по часам. Когда они поженились, хотя он и предупреждал, что придёт тогда-то, но Вера говорила, что она уже волнуется, Семён её успокаивал, что если бы он задерживался, то позвонил. Друзьям он любил говорить: "Если меня нет пять минут после того, когда назначена встреча, значит я умер". И сейчас Семён прикинул, что ехать двадцать-двадцать пять минут, пока найдёт место для стоянки, пока… В общем, он торопился.
В это время четверо полицейских в штатской одежде, под которой выпучивались бронежилеты, сидели за столом в комнате у Соколова.
Двое играли в шахматы, а двое наблюдали. Играли на вылет, поэтому всем игра представляла интерес. Роли в задержании "грозного преступника", каким расписал Котика Соколов, распланировались заранее и когда без трёх минут семь раздался звонок в дверь, старший наряда посмотрел на часы и сделал удивлённое лицо и кивнул Соколову, чтобы тот открыл наружную дверь.
— Кто? — спросил Соколов.
— Открывай, увидишь кто, прохрипел динамик.
— Это он, — сказал Соколов по-русски и русскоязычный полицейский подтвердил.
— По местам! — Скомандовал старший и пошёл к двери, предварительно вынув из кобуры пистолет.
Этот полицейский уже двенадцать лет служил в полиции, много раз задерживал преступников, и был уверен, что Котик, чьё личное дело он просмотрел, и наружное наблюдение подтвердило, что он спокойный человек, правда иногда конфликтующий с соседями, сразу после предупреждения сдастся, а страхи, испытуемые Соколовым, его же выдумка. Но с другой стороны, как человек бывалый, готовился к любому варианту событий. Слово «десантник» звучало в характеристике даваемой Соколовым, но оно полицейскому ничего не говорило, а напрасно.
Нельзя сказать, что Семён, подходя к двери сохранял безмятежное спокойствие. Думая о предстоящем разговоре с Соколовым, он внутренне напрягся, нажимая на кнопку звонка.
Марина много работала. В клинике всё больше появлялось детей из бывшего Советского Союза, правда, иногда они прибывали с мамами или нянями, но это не уменьшало, а прибавляло работу Марине, потому что мамы являлись жёнами новых русских, анекдоты и байки о которых ходили по миру.
Мамаши, избалованные деньгами и повышенным вниманием к своим персонам и своим чадам у себя дома, требовали особого отношения к своим детям и постоянно выдвигали какие-то претензии к лечению и обслуживанию. Вышколенный и воспитанный в духе "клиент всегда прав" персонал клиники нервничал, и Марине приходилось объяснять, что предоставляемый комфорт соответствует деньгам, которые они платят, а лечение проводится согласно научной методике и не отличается от того, чей ребёнок находится на лечении. Кое-как это влияло, но был случай, когда мать ребёнка, жена известного в России водочного магната, учинила невиданный доселе скандал, и Марине пришлось её уговаривать, чтобы та извинилась, иначе ей вернут деньги и прекратят обслуживание. Угроза прибыть домой с недолеченным ребёнком и держать отчёт перед мужем, который вряд ли поймёт её доводы, возымела действие.
