Дмитрий Старков - Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT
Да? Верно ли не последними?
Непонятно откуда взявшееся сомнение на миг вселило в Петяшины мысли некоторый неуют. Ведь вправду: вот не станут люди его книжек покупать, и издавать его тогда больше не будут. А вероятность — очень даже отлична от нуля: на хрена людям сдалось его литературное хулиганство? Людям — им подавай так, чтоб было красиво и не напрягало… И, значит, снова — прощай, свободная, приятная, обеспеченная жизнь.
Олег тем временем заговорил что-то о своей работе, вернее, о полном отсутствии таковой. Вполуха слушая, как он жалуется на полное безделье на рабочем месте, недоумевает, за что ему платят какие-никакие, но все же деньги и сетует на опасения, что не сегодня-завтра его с этой работы по вышеуказанным причинам попрут, и куда он тогда на хрен денется, Петяша пил кофе и смотрел в окно. Он был занят собственными мыслями.
А мир за окном был непривычно маленьким.
— Фигня это все, — неожиданно сказал Петяша, перебив на полуслове Олеговы излияния. — Гармония мира не знает границ.
Олег, поперхнувшись очередною фразой, озадаченно и возмущенно уставился на Петяшу.
— Какая там, на хер, гармо-ония!.. — негодующе, качая голос, заговорил он. — Тут, понимаешь, томатный сок мой любимый охеренно подорожал; денег второй месяц не платят, а Виноградов, мерзкий пруль…
Петяша остановил его легким мановением ладони.
— Чудак ты. При чем тут мировая-то гармония? Она же, подлая, вовсе не подразумевает, что каждому конкретному олегу новикову должно быть все по кайфу, — с этакой наставительной иронией сказал он.
— Несправедли-и-иво-о! — изобразил Олег капризного ребенка, которого родители злодейски лишили конфеты.
— Мало ли, что где несправедливо… Знаешь, айда уже наружу. Покурить хотца.
Олег, обозначив голосом старческое тяжкое кряхтенье, водрузил на плечи свой рюкзак. Тем временем Петяша, уже на полпути к выходу, раскрыл свой портсигар — плотно занятый с самого пробуждения своими ощущениями, он даже изменил своему обычаю «сигаретки с утра пораньше».
Там, под солидной платиновой крышкой, в стройной шеренге сигар наблюдалась брешь.
Одной сигары — не хватало.
50
Поначалу Петяша ощутил лишь легкое недоумение и разочарование: что за хрень такая, был портсигар всегда полон, а теперь одной сигары недостает… Куда девалась? Может, хитрый чудесный артефакт вообще перестал работать, и сигары отныне убывают, как им от природы положено? Это ж, если дальше так пойдет, и сам портсигар может взять да исчезнуть! А что, почему бы нет; мало ли, как оно все там устроено…
Портсигара было жалко — Петяша уже успел привыкнуть к обладанию такой солидной и полезной вещью. Не говоря, что дармовое высококачественное курево никогда не помешает… Да, попервости портсигар, конечно, напоминал о том, о чем хотелось бы, наоборот, забыть, но к этому он, Петяша тоже уже привык. Настолько, что почти перестал воспринимать портсигар, как напоминание о…
Тяжко вздохнув — эк не вовремя, мол, такие превратности жизни! — Петяша достал себе сигару из оставшихся, скусил кончик и защелкнул платиновую крышку.
Жалко, блллин, вещь-то…
Машинально, точно заранее прощаясь с чудесным портсигаром, он снова надавил кнопку. Крышка отскочила с легким щелчком…
Портсигар вновь оказался полностью укомплектован.
Не хватало лишь одной сигары.
— Ты чего там возишься? — спросил Олег, уже с порога кафе. — Мы идем? Или ерундой страдаем?
— Идем, — отвечал Петяша. — Сейчас покажу, чего.
Устроившись на скамейке близ входа, он вкратце поведал Олегу историю своей встречи с Тузом Колченогим и продемонстрировал возможности дареного портсигара, вынув из него, одну за другой, несколько сигар и переложив их в карман.
Портсигар каждый раз оказывался почти полон — в ряду сигар недоставало только одной.
— Ишь ты… — недоверчиво хмыкнул Олег. — Это — фокус такой, что ли?
— Нет, конечно, — устало ответил Петяша. — Если бы фокус, то — какой интерес? В нем, правда, сигары никогда не кончаются.
Олег задумался.
— Ну, что значит «какой интерес»… Мало ли! Может, тебе зачем-то надо, чтобы я в твою историю с этим, из бутылки, поверил! А, может, так просто над людьми прикалываешься. Для интересу.
— Не до приколов мне сейчас, — тяжко вздохнув, сознался Петяша. — Не до приколов. Я, честно говоря, рассчитывал, что ты способен своим глазам поверить, если что-нибудь подобное попадется. Ты же фантастику любишь, тонны ее прочел. Ты же сам, — помнишь? — хотел, помимо стишат твоих, фантастический роман писать; про человека, которому этак ненавязчиво, вроде бы совершенно естественно, везет; правильно? Вот тебе; пожалуйста. Чем не фантастика? Я знать не знаю, откуда этот портсигар пополняет содержимое. И еще у меня такая же фляжка с коньяком есть. — С этими словами Петяша вынул из кармана упомянутую фляжку и наглядно продемонстрировал ее возможности. — Вот, на! Попробуй! Хоть ты коньяка и не любишь…
— Не знаю, — сказал Олег, сделав солидный (на халявку-то даже уксус, говорят, сладок) глоток и убедившись, что жидкость по-прежнему плещется под самым горлышком посудины. — Может, там такой баллон резиновый внутри? Давление жидкости уменьшается, а баллон раздувается, и выходит, будто уровень жидкости постоянный…
— Я из этой фляжки уже сколько дней пью, — возразил Петяша. — Никаких баллонов не хватит. И потом, в портсигаре, значит, тоже… баллон? И, для чего нам вообще понимать, как оно работает? Один хрен — наверняка не поймем. Важен результат.
Завершив эту вульгарно-материалистическую сентенцию, Петяша, как и всякий вульгарный материалист, не преминул тут же воспользоваться упомянутым результатом — добыл себе еще сигару, вставил ее в янтарный мундштук и прикурил от остатка первой.
— Знаешь, — помолчав, заговорил Олег, — по-моему, не это тебя угнетает. Не чудеса эти, в смысле. Что-то еще с тобой стряслось, иначе — знаю я тебя — чудесам ты бы только обрадовался до усеру… Ведь все есть, и ничего для этого делать не нужно — мечта писателя! Расскажешь?
Петяша, на которого уже начал действовать принятый на пустой почти желудок коньяк, внимательно и долго посмотрел в его глаза.
— Расскажу. Хрен с тобой; пользуйся. Может, что-то забавное напишешь, наконец. По мотивам.
51
Очнувшись от короткого, до болезненности беспокойного сна, Димыч нашел свое самочувствие до отвращения безобразным. Перетянутая кое-как носовым платком раненая рука совсем занемела. Все тело ныло, точно одна огромная, свежая ссадина. На общем фоне выделялась еще боль в суставах. Такая, словно вчера весь день разгружал вагоны (работа эта, вместе с сопутствующими ей ощущениями, была знакома Димычу по стройотряду).
За окном сияло солнце. Было тихо; лишь Игорь, спавший рядом, на нечистом линолеумном полу, слегка постанывал во сне.
Давеча их, связанных, бросили в грузовичок-фургон и довольно долго возили по каким-то кочкам да буеракам — наверное, путали следы. Хотя, если и так, то — без толку: едва очухавшись вот в этой комнате, Димыч сразу узнал университетские высотные общежития, что в Темяшкине, совсем неподалеку от Гостилицкого шоссе. Поди спутай с чем-нибудь такую планировку.
Вид из окна с небрежно — прогалинки для обзора все же остались — замазанным белой нитроэмалью стеклом только подтверждал его правоту.
Под содержание пленников был отведен целый «блок» из двух комнаток одна на два, другая на три койко-места, коридорчика и сортира с душем. Мебели не было никакой, однако хлипкая штатная дверь в коридор была заменена солидной стальной конструкцией с двумя сложными на вид замками, но без «глазка». Хрен из гранатомета прошибешь, не то, чтоб вынести голыми руками…
Окно, впрочем, не было никак защищено, но что с него толку — четырнадцатый этаж. Последний…
Накануне они с Игорем, пока были еще силы, обдумывали варианты с выкидыванием из окна записки, либо — можно же просто разбить стекло и позвать на помощь. Но писать было не на чем и нечем. Вдобавок, при первой же попытке подойти к окну из «двойки» — той комнатки, что поменьше — явилось все то же подобие Володьки Бабакова. Видимо, старый знакомец крепко запомнил нанесенную ему обиду: в стеклянном, неживом взгляде его образовалось нечто — неопределенное, однако делавшее квази-Володьку еще жутче прежнего.
После этого уж ничего не оставалось, кроме как ложиться и спать по мере возможности — на попытки установить хоть какой-то контакт существо по-прежнему не поддавалось.
Теперь Димыч подошел к дверям «тройки» и осторожно высунулся в крохотную прихожую.
В соседней комнате стояла мертвая тишина.
Может, вот сейчас окно разбить попробовать?
Словно в ответ на риторический мысленный вопрос, в наружной железной двери заскрежетал ключ. В блок, придержавшись на пороге и пропустив вперед «Володьку», вошел серолицый.
