Роберто Боланьо - Третий рейх
Впрочем, Горелый не умеет применять модели (не потому, что я ему этого не объяснял), и о его действиях можно сказать лишь то, что они по меньшей мере сумбурны: на севере он контратакует (но потери в моих частях незначительны), а на юге отступает. В конце тура мне удается установить фронт на самой выгодной для меня линии: это клетки Е42, F41, Н42, Витебск, Смоленск, К43, Брянск, Орел, Курск, М45, N45, О45, Р44, Q44, Ростов и подступы к Крыму.
В Средиземноморье англичане терпят полный крах. С падением Гибралтара (взятого с минимальными потерями) дислоцированная в Египте английская армия оказывается в мышеловке. Ее даже не нужно атаковать: отсутствие снабжения или, вернее, чрезмерная протяженность путей снабжения, осуществляемого по маршруту английские порты — Южная Африка — Суэцкий залив, делает ее небоеспособной. Фактически все Средиземноморье, за исключением Египта и Мальты, где сосредоточен один пехотный корпус, уже в моих руках. Теперь итальянский флот получил свободный выход в Атлантику, где соединится с военно-морским флотом Германии. С этими силами, а также с несколькими пехотными корпусами, расквартированными во Франции, я уже могу подумывать о высадке в Великобритании.
У высшего командования рождаются многочисленные планы: захватить Турцию, проникнуть на Кавказ с юга (если он к тому времени еще не будет оккупирован) и атаковать русских с тыла, обеспечив взятие Майкопа и Грозного. Краткосрочные планы: переместить во время Стратегической Передислокации наибольшее количество факторов, относящихся к военно-воздушным частям, которые хорошо проявили себя в России, чтобы поддержать высадку в Великобритании. В числе долгосрочных планов: рассчитать, на какие рубежи выйдет немецкая армия в России к весне сорок второго года.
Это разгром, полная победа моего оружия. До той поры мы почти не разговаривали. Следующий тур может стать сокрушающим, говорю я.
— Может, — кивает Горелый.
Его улыбка подсказывает мне, что он думает иначе. Его перемещения вокруг стола, когда он то выходит на свет, то возвращается в неосвещенную часть комнаты, напоминают движения гориллы. Спокойный, уверенный в себе, на кого он надеется? Кто может его спасти от поражения? Американцы? Когда они вступят в войну, вся Европа скорее всего будет уже под контролем Германии. Возможно, на Восточном фронте остатки Красной армии еще будут сражаться где-нибудь на Урале, но это в любом случае ничего не решает.
Неужели Горелый собирается играть до конца? Боюсь, что это так. Мы называем таких игроков мулами. Я встречался однажды с подобным типом. Игра называлась Nato — The Next War in Europe,[31] и мой противник руководил действиями войск Варшавского договора. Поначалу он выигрывал, но я сумел остановить его на подступах к Рурскому бассейну. Затем моя авиация и федеральная армия разнесли его в пух и прах, и стало ясно, что победить он никак не может. Однако, несмотря на то что его же приятели советовали ему сдаться, он продолжал играть. Партия утратила всякий интерес. Уже потом, победив, я спросил его, почему он не сдавался, хотя прекрасно понимал (идиот!), что полностью разгромлен. Он равнодушно признался, что надеялся на то, что мне надоест его ослиное упрямство и я предприму против него ядерную атаку, потому что в такой ситуации в пятидесяти процентах случаев инициатор атомного холокоста проигрывает.
Нелепая надежда. Я ведь не случайно стал чемпионом. И умею терпеливо выжидать.
Может, и Горелый не сдается по той же причине? Но у Третьего рейха нет ядерного оружия. Так на что же он надеется? Каково его секретное оружие?
9 сентября
С фрау Эльзой в ресторане:
— Где ты был вчера?
— Нигде.
— Как это нигде? Я тебя целый день искала как ненормальная. Куда ты пропал?
— Я сидел в своей комнате.
— Туда я тоже заходила.
— В котором часу?
— Не помню, кажется, в пять, а потом в восемь или девять вечера.
— Странно. По-моему, я уже вернулся.
— Не лги мне.
— Ну хорошо, я вернулся чуть позже. Ездил проветриться на машине; обедал в соседнем городке, там есть что-то вроде сельской харчевни. Мне нужно было побыть одному и все обдумать. У вас тут в округе прекрасные рестораны.
— А потом?
— Сел в машину и поехал обратно. Ехал не спеша.
— И это все?
— Что ты имеешь в виду?
— Я задаю тебе вопрос. И имею в виду, занимался ли ты чем-нибудь еще, кроме того, что катался на машине и обедал за городом.
— Нет. Я вернулся в гостиницу и сразу поднялся к себе в комнату.
— Дежурная говорит, что не видела, чтобы ты проходил. Я за тебя волнуюсь. Чувствую себя ответственной. Боюсь, как бы с тобой чего не случилось.
— Я способен позаботиться о себе сам. Да и что со мной может случиться?
— Что-то нехорошее… Иногда у меня возникает предчувствие… Мучают кошмары…
— Ты боишься, что я кончу так же, как Чарли? Но для этого я сперва должен освоить виндсерфинг. Между нами, мне кажется, что это спорт для тех, кто немного… не того. Бедный Чарли, в глубине души я благодарен ему, ведь, если бы он не погиб такой нелепой смертью, меня бы сейчас здесь не было.
— На твоем месте я вернулась бы в Штутгарт и помирилась с этой малышкой, твоей… невестой. Прямо сейчас! Немедленно!
— Тем не менее ты хочешь, чтобы я остался. Я же вижу.
— Ты пугаешь меня. Ведешь себя как неразумный ребенок. Не знаю, способен ли ты увидеть все как есть, или ты на самом деле слеп. Не обращай на меня внимания, это нервы. Конец сезона. Но вообще-то я довольно уравновешенная женщина.
— Я знаю. И очень красивая.
— Не говори так.
— Вчера я предпочел бы побыть с тобой, но тоже тебя не нашел. Я задыхался в гостинице, переполненной пенсионерами, а мне нужно было все обдумать.
— И ты встретился с Горелым.
— Да, вчера.
— Он поднялся в твой номер. Я видела разложенную игру.
— Он поднялся вместе со мной. Я всегда встречаю его у дверей гостиницы. Так надежнее.
— И это все? Он поднялся вместе с тобой и покинул комнату уже после полуночи?
— Примерно так. Чуть раньше или чуть позже.
— И что ты делал все это время? Только не говори, что играл.
— Но это действительно так.
— Верится с трудом.
— Если ты и вправду заходила в мою комнату, то должна была видеть доску. Игра была разложена.
— Я видела. Какая-то странная карта. Мне это не нравится. Как-то плохо пахнет.
— Карта или комната?
— Карта. И фишки. И вообще все в твоей комнате. Что, никто не решается войти и сделать там уборку? Не в этом дело. Видимо, твой дружок всему виною. Это от его ран такой запах.
— Не говори глупостей. Вонь проникает в комнату с улицы. Ваша канализация не приспособлена к условиям курортного сезона. Еще Ингеборг жаловалась, что после семи вечера на улицах жуткий запах. Так что эти ароматы исходят от засорившихся канализационных труб!
— От муниципальной очистной станции. Что же, возможно. Но в любом случае мне не нравится, что ты приводишь Горелого к себе в комнату. Знаешь, что станут говорить о моей гостинице, если какой-нибудь постоялец увидит, как ты крадешься по коридорам вместе с этой глыбой подгорелого мяса? Мне наплевать, что служащие уже шепчутся по углам. Но клиенты — это совсем другое дело, их надо беречь. Я не могу рисковать репутацией гостиницы только потому, что тебе скучно.
— Мне вовсе не скучно, даже наоборот. Если хочешь, я могу принести доску и устроиться здесь, в ресторане. Конечно, тогда все будут видеть Горелого, а это не самая хорошая реклама для гостиницы. Кроме того, мне будет труднее сосредоточиться. Не люблю играть, когда вокруг слишком много народа.
— Боишься, что тебя примут за сумасшедшего?
— Да они сами целыми днями играют в карты. Разумеется, моя игра гораздо сложнее. Она требует холодного рассудка, способности мыслить абстрактно, готовности рисковать. Ею трудно овладеть до конца, каждые несколько месяцев появляются новые модели и варианты, вносятся дополнения в правила. О ней сочиняются статьи. Тебе этого не понять. Я хочу сказать, не понять этой преданности игре.
— Горелый обладает всеми этими качествами?
— По-моему, обладает. Он хладнокровен и смел. Умеет абстрактно мыслить, хотя и в неполной мере.
— Я так и думала. Предполагаю, что изнутри он должен быть очень похож на тебя.
— Вряд ли. Я гораздо веселее.
— Не знаю, что особенно веселого в том, чтобы запереться в комнате и сидеть там часами, вместо того чтобы пойти на дискотеку, почитать на террасе или посмотреть телевизор. От мысли о том, что вы с Горелым бродите по гостинице, мне становится не по себе. Не могу представить вас мирно сидящими в комнате. По-моему, вы все время находитесь в движении!
— Мы приводим в движение фишки. И делаем математические подсчеты…
