Сергей Мавроди - Сын Люцифера. Книга 4. Демон
— Да-да! — опять кивнул головой мужчина. — Она ведь именно поэтому и возвращается. А вовсе не потому, что ее любовник выгоняет. Она сама от него уходит. Несмотря ни на какие его деньги. Про Ваши новые успехи она еще не знает. И именно поэтому она, кстати, и на развод не подавала.
— А почему же тогда она мне не звонила ни разу? — криво усмехнулся Шилин.
— Ладно, Андрей Александрович! — поднялся со стула мужчина. — Вы теперь все знаете, а там уж смотрите сами. Вам решать, — он повернулся и пошел к двери.
— Подождите, подождите! — закричал ему в спину Шилин, вскакивая с кровати. Но было уже поздно. Шилин сгоряча выбежал было из комнаты и тут же остановился. В коридоре никого не было. Мужчина исчез.
* * *
Остаток ночи Шилин не спал. После разговора с мужчиной на него словно умиротворение какое-то снизошло. Все посторонние мысли, проблемы, обиды словно вдруг отступили, отодвинулись куда-то на второй план. Осталась только одна, главная проблема: он и она.
Шилин вспоминал, перебирал в памяти день за днем эти семь лет: знакомство.., свадьба... медовый месяц... всю их немудреную, но в то же время подчас такую прекрасную жизнь. Радости... ссоры... счастье... горе... «А я!.. А она!..» Та же вечная игра. Судьба завершала еще один круг. Возможно, теперь уже последний.
* * *
Наташа позвонила днем, около двенадцати. Они обменялись буквально парой слов и договорились встретиться через час у метро. Лифта долго не было, и Шилин решил пойти пешком. Он неторопливо спускался вниз по лестнице, рассеянно глядя перед собой. Внезапно взгляд его за что-то зацепился. Шилин вздрогнул и остановился.
На подоконнике лежал кусок стекла. Шилин некоторое время задумчиво смотрел на него, потом осторожно взял в руки, помедлил и аккуратно опустил себе в карман.
* * *
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Что такое любовь?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Бегство от одиночества. Всего лишь бегство от одиночества...
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 28-й
И настал двадцать восьмой день.
И сказал Люцифер:
— Счастье — это состояние души. Никогда не пытайся ничего изменить, если ты счастлив. Помни, что улучшиться уже ничего не может. Все может только ухудшиться.
НОЖНИЦЫ
«Defenda me dios de mi» —
«Защити меня, Господи, от меня самого».
Испанская поговорка
«Nemo enim resistit sibi cum coeperit im pelli» —
«Кто начал тревожиться, тому себя не сдержать» (лат.)
Сенека, «Письма»
«Stillicidi casus lapidem cavat» —
«Капля точит камень» (лат.)
Лукреций.
— Ты меня любишь? — Ксюша так доверительно и ясно смотрела на Черновского, что у того захватило дух.
Господи, — подумал он, — за что Ты мне дал такое счастье? Я его недостоин! Спасибо Тебе, Господи! Я, наверное, самый счастливый человек на земле. Большего счастья смертный просто не в силах вынести!
Он хотел сказать все это Ксюше, как-то передать, объяснить ей это свое состояние, поделиться им с ней, попытаться выразить его! — но нужные слова, как обычно, не находились. Да и не существовало, наверное, в человеческом языке таких слов! Все, что приходило на ум, было бессильно и бледно.
Поэтому Черновский ограничился тем, что покрепче прижал жену к себе и нежно погладил по голове.
— Ну, скажи! — тихо шепнула она.
— Люблю, — пробормотал Черновский и поцеловал ее. — Конечно, люблю, ты же знаешь!
— А почему ты тогда мне об этом никогда не говоришь? — Ксюша чуть отодвинулась и с ласковой укоризной посмотрела Черновскому прямо в глаза.
— Разве? — опять поцеловал он ее. — Мне кажется, что я только об этом и говорю...
— Нет, — медленно покачала она головой. — Никогда не говоришь...
Черновский испытал приступ какого-то щенячьего восторга. Ему захотелось завилять хвостом и залаять. И потом лизнуть жену в нос, чтобы хоть так выразить переполнявшие его чувства.
— Милая!.. — с усилием начал он, мучительно подбирая слова. — Милая моя! Родная! Я люблю тебя так, как, наверное, никто в этом мире! Ты все, что у меня есть! Нет у меня никого: ни отца, ни матери — только ты! (Родители Черновского были вообще-то живы.) У меня даже Бога нет! Ты мой Бог.
В Библии говорится, что человек должен любить Бога больше всех: жены, детей, родителей. И что домашние его — враги его. Так вот, это не про меня.
Тебя я люблю больше всех! Больше Христа, больше всего на свете! Ты и есть мой Бог. Только ты! И другого мне не надо.
Ксения молчала. Черновскому показалось, что она даже слегка растерялась.
— А ты? — требовательно спросил он. — Ты кого-нибудь любишь больше меня?
— Глебушка, ты такие вещи говоришь... — неуверенно проговорила жена. — Это грех!..
— Нет, скажи мне! — Черновский и сам не понимал, что это на него нашло, но уже не мог остановиться. — Кого ты больше любишь: меня или Бога? Скажи! — решительно произнес он таким тоном, будто речь шла, по меньшей мере, о жизни и смерти. (Господи! Что за чушь я несу! — мелькнуло у него в голове.)
— Тебя... — благодарно прошептала жена и мягко прижалась к Черновскому всем телом. Черновский победно улыбнулся.
— «Они жили долго и счастливо и умерли в один день», — напыщенно продекламировал он. — И ничто нас не разлучит, никакие испытания! Ни Бог, ни Дьявол! Правда?
— Правда, — раздался в углу насмешливый мужской голос.
Черновский подскочил и вытаращил глаза. Ксения вскрикнула.
Рядом с кроватью сидел мужчина. Он возник из ниоткуда. Только что его не было, Черновский был готов в этом поклясться, и вот он внезапно появился. Вместе с креслом. И дорогим табачным дымом от сигары, которую он держал в руке.
— Что Вы здесь делаете? — сипло пролаял Черновский и даже сам удивился, что язык его говорит сегодня одни только глупости.
Мужчина расхохотался. По всей видимости, он подумал то же самое.
— Ладно, Глеб Ефимович! — наконец, небрежно махнул сигарой он. — Не будем терять времени. Вы вызывали дьявола, и вот он перед Вами.
— Я Вас вовсе не вызывал! — тут же тявкнул Черновский.
— Ну, упоминали, а это почти одно и то же, — мужчина иронически-снисходительно посматривал на Черновского. — Сказано же: не упоминай всуе... Ну, и так далее. В общем, не важно. Главное, что я уже здесь. Да Вы не бойтесь, Глеб Ефимович! — вдруг обратился он к Черновскому. — Расслабьтесь. Ничего плохого я Вам не сделаю.
Черновский не боялся. Он лежал и бессмысленно хлопал глазами, с трудом воспринимая происходящее. Он был в шоке.
— Так вот! — жизнерадостно продолжил мужчина и снова взмахнул сигарой. — Я просто случайно услышал Ваш разговор, и мне стало интересно. Даже захотелось Вам помочь! Не часто же встречаешь в наше время такую любовь. «Ни отца, ни матери!..» Гоголь! Андрей объясняется в любви прекрасной полячке! Впрочем, — мужчина перевел взгляд на Ксюшу и галантно ей улыбнулся. Та вздрогнула и еще крепче прижалась к мужу. — Ваша дама ничуть не хуже, уверяю Вас! Вы счастливчик, Глеб Ефимович. Право же, счастливчик!
Ну-с, — мужчина вновь весело взглянул на Черновского. — Я предлагаю Вам маленькое испытание. Своего рода тест. Вашей великой любви. Именно то, что Вы хотели. Вы же сами только что сказали, что никакие испытания Вам не страшны? Да, Глеб Ефимович? — вопросительно кивнул он Черновскому.
Черновский тупо кивнул в ответ. Он все еще не пришел в себя и по-прежнему почти ничего не понимал.
— Ну, так Вы его легко выдержите!
Итак, — мужчина лениво повертел в руке свою сигару. — Я подарю Вам миллион долларов — ну, скажем, Вы его в лотерею завтра выиграете или еще как-нибудь, не важно! — при одном-единственном условии, — он остановился и сделал глубокую затяжку.
(Черновский затаил дыхание. Он медленно приходил в себя. Черт побери! Неужели это правда?!.. Впрочем, все происходило настолько быстро, что удивляться было некогда.)
— Ваши судьбы будут отныне в руках друг друга. Ее — в Ваших, а Ваша — в ее.
— Как это? — не понял Черновский.
— Ну, как-как!.. — усмехнулся дьявол. — Ну, знаете, как в мифологии?.. Три парки, богини судьбы. И у одной из них ножницы, которой она перерезает нить человеческой жизни. Вот и у каждого из вас будут теперь такие точно ножницы. Перережете Вы — и Ваша жена умрет! — посланец бездны снова ласково улыбнулся Ксюше. Та задрожала крупной дрожью. — Ну и, соответственно, Ксения Никифоровна. Пожелает — и умрете Вы. Перережет Вашу ниточку...
— Не надо нам никакого миллиона! — хрипло, прерывающимся голосом истерически закричал Черновский. — Оставьте нас в покое! Ничего нам от Вас не надо!
— А почему, Глеб Ефимович? — сладенько пропел его страшный гость. — Вы что, боитесь? Вы не верите своей жене?.. Вы же только что клялись, что любите ее больше жизни? Больше жизни! — с нажимом подчеркнул он. — Так в чем же дело?.. Да и к тому же, не думаете же Вы?.. в самом деле?.. Что она?.. Будет желать Вам... смерти?! Ну что-о Вы!.. Неужели Вы о ней такого плохого мнения? Что она Вам враг, что ли, какой? А?.. Глеб Ефимович?.. — мужчина укоризненно взглянул на бедного Черновского. — Вам предлагают даром миллион, а Вы отказываетесь!
