Альфонсо Микельсен - Избранные
«Вновь попался, как дитя. В пятый раз!» — подумал я, раздосадованный своей доверчивостью. И в этот момент я увидел на другой стороне улицы Ольгу. На ней был серый костюм, на голове — шелковая косынка; как будто она только вымыла голову и не успела высушить волосы.
— Я заставила вас ждать? Извините меня. Так много работы! С трудом вырвалась…
— Не имеет значения. Давайте покатаемся. — С этими словами я открыл дверцу автомобиля.
— Куда мы направимся? — спросила она.
— Не знаю. Ведь инициатива сегодняшней поездки принадлежит вам. К тому же вы лучше ориентируетесь в здешних местах. Вам надо поговорить со мной или мы пойдем в кино?
— Я должна поговорить с вами. Поедемте в «Марианао».
Я слышал, что ресторан «Марианао» находился где-то за городом в глухом парке. Еду там подавали прямо в машины, которые останавливались на разумном расстоянии друг от друга.
— Я не бывал в этом ресторане, но вы, видимо, бывали там — и не раз. Тогда показывайте дорогу.
Мы поехали. Я был еще настроен против Ольги, мне не хотелось разговаривать с ней. Сдержанность представлялась мне единственно достойной формой поведения.
— Что произошло? Почему вы больше не звонили? — начала она. — Если бы я не позвонила сама, вы никогда больше не появились бы?
— Я был очень занят.
— Но ведь где-то вы приводили в порядок руки? Почему вы перестали посещать нас?
— Мне ближе ходить в парикмахерскую «Астория».
— Тогда почему не звонили?
— Ольга! Вы — странный человек! Зачем мне было звонить вам?
— Ну, чтобы погулять вместе.
— Но ведь я звонил вам сотни раз, и вы ни разу не приняли моего приглашения! Точнее, заставляли напрасно ждать.
— Это верно. Но я не могла тогда видеться с вами. Когда-нибудь я объясню, что тогда происходило.
Мы как раз подъехали к ресторану. К машине подошел официант.
— Чего бы вы хотели, Ольга?
— Не знаю. Может быть, стакан пива…
Я приказал принести пива и снова вспомнил рассказ Мьюира о растерянности Ольги при выборе напитков. Это воспоминание окончательно заставило меня привести в исполнение план, который я наметил после того, как Ольга назначила мне свидание. Напрямик, без всяких экивоков, как это сделала она, выразив желание поужинать вместе, я спросил Ольгу:
— Зачем вы мне звонили? Что вы от меня хотите?
— Ничего. Просто хочу видеть вас, быть с вами вместе… Разговаривать, как раньше.
— Но мы никогда даже не были вдвоем…
— А разве вы не помните, как мы с вами беседовали? И о войне, и о моих сестрах, и об американцах…
— Так чего же вы все-таки хотите? — переспросил я сухо.
— Ничего. Чего мне хотеть? Я уже сказала, что хочу побыть вместе с вами.
— Вы уверены, что не собираетесь попросить у меня денег, как в последний раз, когда мы с вами виделись? Кстати, мне очень жаль, что тогда я не смог их дать вам. У меня с собой ничего не было. А потом вы сами не захотели…
— Знаете, для чего мне были нужны деньги? Я хотела купить лекарство для сестры. Она чуть не умерла от почечных колик! Только ради сестры я могла так унизиться, чтобы попросить денег у мужчины! Мне казалось, вы меня достаточно знаете и не подумаете ничего плохого… вот почему я позволила себе это. Теперь я вижу: вы ничего не поняли! Вы — такой же, как все! Но мне и это безразлично. Вы можете унижать меня только потому, что я когда-то попросила у вас денег. Денег на лекарство! Но даю слово, я просила в долг и обязательно вернула бы его. Кроме того, можете не сомневаться, я никогда не попрошу вас ни о каком одолжении. Едем обратно.
— Одну минуту, я только допью.
Из приемника лилась мелодия, очень модная в те годы. Одна из тех, что служат условным языком влюбленным парам в клубе «Атлантик»:
Я так устал ее просить,Я так устал ей говорить,Что без нееМне остается умереть…
Наверно, я улыбнулся в тот момент, потому что на лице Ольги также мелькнуло подобие улыбки: показались ямочки на щеках. Я снова спросил:
— Ну, хорошо. Зачем же все-таки в этот раз вы заставили меня приехать?
— Чтобы увидеть вас.
— Послушайте, Ольга, — наконец решился я. — Мне не хотелось говорить об этом, но, если вы желаете знать, почему я не бываю в вашем салоне, скажу вам правду. Потому что не хочу, чтобы вы проделывали со мной те же трюки, что с другими клиентами, среди которых, кстати, у меня есть друзья. Вы ищете мужчин и каждому рассказываете разные басни. А я был настолько глуп, что поверил в вас как в хорошего, искреннего человека. Думал, что вам отвратительны приглашения, за которыми скрывается стремление соблазнить вас. Я чуть не сгорел от стыда, когда узнал, что лишь я принимал вас всерьез.
— Кто вам сказал все это? — воскликнула она, пораженная и негодующая. — Тот, кто так говорит, — лжец! Лжец! Клянусь вам собственным сыном, которого я люблю больше всех на свете, — никогда я не искала мужчины. У меня есть гордость!
— Однако я знаком с одним из тех, кому вы постоянно звоните, просите, чтобы он пригласил вас покататься. Он сам мне говорил об этом.
— Он лжет, кто бы он ни был. Если бы я пожелала, мне не пришлось бы никому звонить. Предложений хватает… Но кто же вам рассказал все это?
— Зачем вам его имя? Если это правда, вы сами должны знать, кто он.
И вдруг Ольга, захлебываясь слезами, заговорила:
— Если бы вы только могли знать, как долго я колебалась, прежде чем позвонить вам сегодня! Я никогда не звонила никому из мужчин. Но мне хотелось видеть вас, хотя я знала, что вы обижены! Вы правы! Столько раз я заставляла вас ждать, а затем прибегала к нелепым извинениям. Потом я решила ничего не объяснять вам. Дело в том, что до последнего дня мы не были разведены с мужем, хотя не живем вместе. Он постоянно преследовал меня. Однажды, когда вы пригласили меня в кино, я собралась и уже вышла на улицу, как вдруг увидела его. Муж подкараулил меня, грозил, что изобьет меня, если увидит вместе с мужчиной. Я боялась, что это случится в вашем присутствии. Только потому я не пришла тогда. А потом мне было стыдно сказать вам, что мне очень хочется видеть вас. Я никак не могла решиться.
Ольга плакала, теперь уже тихо. Я не знал, что делать.
Взял ее руку, сжал в своих ладонях, Ольга вновь посмотрела на меня. Я поднес ее руку к губам — жест, весьма распространенный в Европе, означающий всего лишь знак уважения. Однако я находился в обществе женщины, которая была намного моложе меня, к тому же я почти ее не знал, так что жест мне самому показался смешным.
— Вы наконец все поняли? — спросила она.
— Да… Я хочу верить вам, — ответил я, опуская глаза. Мне не хотелось огорчать ее. И вдруг Ольга, совсем как маленькая девочка, прильнула к моему плечу. Ее лицо было так близко от моего… Я поцеловал ее в лоб, но она сама откинулась назад, подставив для поцелуя губы. Шелковый платок упал с головы, и русые волосы беспорядочными прядями упали на ее почти детское лицо. Я вглядывался в ее зеленые глаза, пытаясь угадать смысл происходящего. Я так давно мечтал об этой встрече… Я поцеловал ее, потом еще раз, еще, повторяя:
— Ольга, Ольга…
Перебивая друг друга, мы стали говорить о том, как счастливо вдруг победила наша любовь, именно тогда, когда я уже ни на что не надеялся.
— А я знала, что мы обязательно встретимся, — говорила она. — Мне приятно видеть вас после такого перерыва. А теперь скажите мне, кто же этот ваш друг, который уверяет, что я его преследую?
— Не имеет значения, Ольга. Я верю вашим словам, и не заставляйте меня произносить его имя.
Неужели она опять лгала мне? Правда ли, что никогда в жизни не звонила ни одному мужчине с просьбой пригласить ее в ресторан? Как можно было все это узнать и проверить?! Главное, что после россказней Мьюира я решил не посещать салона, и Ольге пришлось сделать то, чего бы она никогда не осмелилась сделать в других обстоятельствах: позвонить мне и попросить о встрече. Какое значение могло иметь все остальное? Она открыто выказывала мне нечто большее, чем симпатию. О чем же еще я — в моем возрасте — мог мечтать?
Мы проговорили почти два часа. Машины постепенно разъезжались, и в конце концов мы остались в парке одни. Ольга попросила отвезти ее домой, жила она в одном из самых бедных и отдаленных районов города.
Слабые фонари едва позволяли различать в темноте редкие силуэты прохожих, которые в этот поздний час еще не добрались до своего домашнего очага. Единственным признаком жизни в этой кладбищенской тишине был шум и огни ночных кабаре, зазывавших публику лихими рекламами. Машина скользила по мокрому асфальту. Ольга, как ребенок, продолжала болтать обо всем и ни о чем, эта ее способность привлекала меня еще во время наших первых бесед в «Прадо».
— Я не выхожу поздно одна из дома. Я даже ни разу в жизни не была ни в ресторане, ни в кабаре. Муж очень ревновал и не позволял отлучаться из дома. Однажды меня пригласила подруга на день рождения, кто-то подарил ей бутылку вина, и ее супруг решил подпоить меня. У меня закружилась голова, я отвратительно себя чувствовала. А когда вернулась домой, муж избил меня. Палкой! Какое зверство! Не знаю, как я могла терпеть столько времени этого человека!
