Олег Суворов - Красотки кабаре
Дальнейшие события разворачивались достаточно быстро. Комиссар позвонил министру, после чего вся венская полиция была поднята на ноги. К вечеру того же дня кучер фиакра был найден. Более того, при обыске его кареты полицейские нашли перочинный ножик, которым, как предполагалось, таинственный господин вскрыл злополучный конверт. Но главная сенсация ждала дальше. Кучер заявил, что доставил своего седока в гостиницу Кломзера. Комиссар Вондрачек по горячим следам направился туда, чтобы допросить портье. Тот подтвердил, что да, у них проживает похожий по описанию господин, который несколько часов назад вернулся в свой номер.
– Да вот, кстати, и он, – заметил портье, указывая на спускавшегося по лестнице постояльца.
Комиссару Вондрачеку хватило одного взгляда, чтобы узнать этого человека. Преградив ему дорогу, он достал и показал перочинный ножик, сопровождая свои действия словами:
– Не эту ли вещь господин полковник забыл сегодня в фиакре?
Полковник Фихтер был мрачен, подавлен, молчалив. В момент своего задержания он глухо произнес всего лишь одну классическую фразу: «Я погиб!» – после чего полностью подчинился всему происходящему, машинально и безвольно выполняя все приказания. Он вел себя так, как ведет умирающий, покорно и безропотно выполняющий все предписания врача и при этом беспрестанно твердящий себе: «Все это бессмысленно и бесполезно! Когда же наконец меня перестанут мучить и оставят в покое?»
– Ну, что дальше? – устало поинтересовался он, когда обыск в его гостиничном номере был закончен. Полицейские обнаружили то, что искали, – конверт с восемью тысячами крон, а также накладные усы и бакенбарды.
– Это ваши? – зачем-то поинтересовался комиссар Вондрачек, имея в виду именно последнюю находку.
– Да, мои. Но теперь можете оставить их себе, они вам тоже пригодятся. Я спросил – что дальше?
– А дальше вами займутся представители Генерального штаба. Они скоро прибудут сюда, но, пока у нас есть время, я бы хотел задать вам несколько вопросов касательно того дела, расследованием которого я в данный момент занимаюсь.
– Спрашивайте, – вяло отозвался полковник и достал портсигар, – но, если можно, наедине.
Комиссар кивнул и дал знак своим помощникам выйти в коридор.
– Вы были любовником фрейлейн Тымковец? – спросил он, дождавшись, пока полковник раскурит сигару.
– Я очень любил эту женщину! – медленно, с мучительным надрывом в голосе, ответил Фихтер.
– Как вы с ней познакомились?
– Случайно. Это было на скачках в Пратере.
– Это вы ее убили?
Полковник содрогнулся от негодования.
– Разумеется, нет!
– В таком случае, что случилось? Вы могли бы изложить мне весь ход событий?
Фихтер кивнул, после чего заговорил короткими, отрывистыми фразами.
– Фрейлейн Тымковец была моей возлюбленной. Я никогда не был так счастлив. Наверное, вы и сами знаете, что когда пожилой мужчина влюбляется в девушку, то к нему словно бы возвращается молодость. Сначала я верил, что тоже ей небезразличен. Она умела так трогательно и пылко выражать свои чувства! Но однажды произошло нечто ужасное. Она… – Полковник глубоко вздохнул. – Она вдруг стала интересоваться моими делами, причем самыми секретными. Я не мог поверить, думал, что это какое-то недоразумение, женское любопытство… Но нет, она всерьез требовала самых подробных сведений о стратегических планах нашей армии, угрожая немедленно исчезнуть из моей жизни так же внезапно, как и появилась…
– Но неужели вы не поинтересовались, кто за ней стоит? – не выдержал Вондрачек. – Ведь именно этот человек и уложил ее в вашу постель!
– Я не успел это узнать! – возразил полковник. – В тот же вечер, когда она заговорила со мной о шпионаже, между нами произошел полный разрыв. Однако спустя несколько дней я неожиданно получил письмо, в котором она умоляла простить ее, заявляя, что это был глупый розыгрыш, который она затеяла на спор с одной подругой…
– Фрейлейн Лукач?
– Не знаю. – Полковник поморщился и загасил сигару. – Вы меня сбили.
– Она писала, что все это розыгрыш…
– Ах да. Кроме того, она заявляла, что ее жизни угрожает опасность, и просила меня приехать в Кальтенбрюндльберг, назначив точную дату и указав адрес гостиницы.
– Вы сохранили это письмо?
– Нет. Берта просила уничтожить его, и я не посмел отказать.
– Но неужели вы ничего не заподозрили?
Полковник криво усмехнулся.
– Видите ли, комиссар, когда любимая женщина пишет, что ее жизни угрожает опасность, порядочный человек не станет подозревать ее во лжи, а просто поедет и постарается помочь.
– Ну хорошо, вы приехали в Кальтенбрюндльберг, и что дальше?
– Она уже была мертва! Берту задушили ее же чулком.
– Увидев это, вы сняли чулок с ее шеи и взяли с собой?
– Да.
– Зачем, ведь это же улика, которую можно было обратить против вас?
– Вы думаете, что я в тот момент осознавал свои поступки?
Вондрачек кивнул, признавая справедливость этого ответа.
– Ну хорошо, а как насчет другой улики? Я имею в виду страницу, вырванную из вашей книги и подброшенную на место преступления.
– Насчет этого я ничего сказать не могу.
– Но ведь фрейлейн Тымковец была у вас дома и вполне могла вырвать эту страницу?
– Да, но зачем бы она стала это делать?
– Да, действительно, – пробормотал комиссар. – Все это выглядит весьма странно. Не могла же она предчувствовать собственное убийство и заранее позаботиться об улике, передав ее в третьи руки. Кстати, был ли вам знаком некий Ласло Фальва?
– Я не знаю этого господина.
– А кто приказал вам арестовать майора Шмидта?
– Я сделал это по собственному усмотрению. В отношении его у возглавляемой мной контрразведки имелись серьезные подозрения.
– А вам известно, что не далее как вчера майор Шмидт покончил с собой в одиночной камере?
– Нет, я этого не знал. – Полковник выговорил эту фразу с усилием, отводя глаза в сторону.
– Еще вопрос: известен ли вам некий англичанин – доктор Сильверстоун, проживающий по улице Грабен в одном доме с майором Шмидтом?
– Я видел этого человека только один раз – в салоне графини Хаммерсфильд.
Полковник был явно утомлен этим затянувшимся допросом, а комиссар Вондрачек выглядел разочарованным – практически ни один из ответов Фихтера не подсказал ему желанной разгадки в деле об убийстве Берты Тымковец. А ведь что и зачем может скрывать полковник Фихтер, если прекрасно знает о том, какая участь его ожидает?
Впрочем, времени на дальнейшие расспросы уже не оставалось – в коридоре послышались чеканные шаги, и через мгновение в номер ввалились военные.
– О Боже, неужели они не могли прислать никого другого? – простонал полковник Фихтер, увидев, что одним из вошедших офицеров был его племянник. – Зачем было подвергать меня еще и этому унижению?
Комиссар Вондрачек уже покинул номер, и теперь, кроме дяди и племянника, здесь находился только учтивый и элегантный капитан – представитель Генштаба, – который молча сидел в углу комнаты, не вмешиваясь в их разговор.
Несмотря на всю его предупредительность, Стефан тяготился присутствием капитана, понимая, что он находится здесь, дабы предупредить возможный сговор между ним и дядей. Впрочем, ситуация была настолько гнетущей, что даже это скрытое недоверие не могло ее усугубить.
Покинув казино час назад, он сразу же приехал в гостиницу Кломзера. В вестибюле и на всех этажах сновали полицейские агенты и армейские офицеры – складывалось впечатление, будто гостиница оккупирована. Лейтенанта немедленно проводили к полковнику Краусу, который ждал его в одном из номеров первого этажа. Худой, костистый и предельно надменный, полковник Краус не говорил, а излагал инструкции:
– Ваш дядя, полковник Фихтер, изобличен как агент иностранной державы. Улики неопровержимы, и он сам уже признался во всем. Но нам бы не хотелось доводить дело до военного трибунала. Скандал послужит дискредитации австрийской армии. Ваше дело – убедить полковника Фихтера поступить согласно принципам чести! Вам все ясно?
– Да, – подавленно кивнул лейтенант, мысленно проклиная своего денщика. Не стоило в этот вечер говорить Курту, куда он направляется…
В сопровождении молчаливого капитана Стефан поднялся в номер дяди и разминулся в дверях с комиссаром Вондрачеком. Первая же реакция полковника Фихтера на появление племянника повергла несчастного лейтенанта в глубокое уныние. Никогда прежде он не видел своего грозного родственника в таком страшном состоянии. При этом полковник еще пытался сдерживаться, но по его лицу было видно, каких сил ему это стоило.
– Прости, – пробормотал Стефан, – но я пришел сюда не по своей воле.
– Да, понимаю, – спохватился полковник. – Впрочем, это и к лучшему. Если бы я и хотел перед кем-нибудь оправдаться, то только перед тобой. Я виноват лишь в одном, Стефан, – в том, что позволил завлечь себя в ловушку.
