Богомил Райнов - Инспектор и ночь
Девушка скрестила на груди руки, откинулась на спинку скамьи и прикрыла глаза, словно ждала, когда память очистится ото всех этих старых грязных вещей. Потом снова заговорила, но я не сомневался, что она вспомнила ещё о многом из того, о чём не говорят и само воспоминание о чём вызывает отвращение.
— Как-то я оказалась здесь, в Лидо. Мы сшили с моей подругой Эмилией новые платья — ситцевые, но по модели из французского журнала. Мы надели их дома, и нам они вдруг показались слишком хорошими для нашего квартала и кинотеатров, где билет стоит сто лир. «А что, если поехать в Лидо?» — предложила Эмилия. Я знала, что в Лидо чудесно, но никогда там не бывала. И мы приехали в Лидо. Здесь было тихо, просторно, а самое главное, чисто. Вы, возможно, скажете, что вам это известно. Совершенно неизвестно. Я хочу сказать, что вы не знаете, какое впечатление может произвести такое место на девочку, которая всю жизнь копошилась в грязи. Здесь не было хулиганов в дурацких пиджаках в полоску, с вечно искривлёнными в усмешке ртами, извергающими непристойные слова. Мужчины при встрече с нами поглядывали на нас почтительно и молча, а официант в кафе назвал меня «сударыней». «Всё это благодаря платьям, — сказала Эмилия. — Нас принимают за буржуа, уважаемая сударыня!» И она всё время смеялась, наша поездка была для неё всего лишь воскресной шуткой, а я думала и думала, потому что увидела нечто неожиданное, нечто красивое и новое, мимо которого не хотела проходить. С того дня всегда, когда мне удавалось выкроить немного денег или времени, я приезжала сюда, чтобы погулять вдоль набережной или посидеть на пляже, вдали от грязи и зловония, от мужланов из моего квартала. А позднее мне удалось найти работу, опять же здесь, и работу не на пять дней, а постоянную, потому что на этот раз моей хозяйкой стала женщина. Вот и всё.
Незнакомка снова прикрыла глаза. Лицо её постепенно застывало в своей спокойной замкнутости. Грязь осталась позади, и теперь девушка словно отдыхала от воспоминаний, подставив личико лёгкому бризу.
Я уже решил, что она забыла обо мне, когда она спросила:
— Ну, вы довольны?
И, поскольку я не ответил сразу, добавила:
— Вы получили разом ответ на все вопросы и полувопросы, которые у вас накопились за эти дни. Или, может быть, вы знали наперёд? Человеку с такой проницательностью…
— Нет, не знал. Признаюсь честно, не знал. Я был слеп, как летучая мышь.
— А теперь?
— Что «теперь»?
— Теперь, когда знаете?
Она сидела, по-прежнему неподвижно, сощурившись и подставив лицо прохладному бризу. В груди у меня вдруг разлилось странное тепло, мне захотелось обнять эти округлые нежные плечи и гордую смуглую шею.
— Не знаю, — ответил я, овладев собой, — вы совершенно сбили меня с толку за эти полчаса. Я просто поражаюсь, как мог любить вас раньше.
Сам того не желая, я произнёс двусмысленную фразу, и на лице девушки появилась ироническая улыбка.
— Я хочу сказать, что до сих пор всё это было ребячеством. Вы были для меня красивой женщиной плюс догадки, притом неверные. Я только теперь увидел вас, увидел в вас человека…
— И?
Ирония исчезла, девушка слегка улыбнулась. Она играла мною, а я не терплю этого.
— И… ничего, — ответил я, переменив тон. — Ясно, что вы горды, но не забывайте, что в каждом человеке есть доза гордости… Я не намерен делать вам признания для того, чтобы развлекать вас.
Она засмеялась, на этот раз свободно, громко, а мне хотелось одновременно и обнять, и, бить её на месте.
— Тем лучше, — заявила незнакомка, перестав смеяться. — Теперь вы прелесть. Видите ли, признания — это совсем не то, что меня привлекает. К тому же ваша сила вовсе не в таких вещах.
— Значит, тут мы сходимся мнениями. В таком случае нам ничего не остаётся, кроме как снова пойти в бистро.
— Нет, сейчас это совершенно невозможно, — сказала она, бегло взглянув на мои часы.
— Опять игра?
— Если для вас добывать хлеб — игра… Вы можете понять, что и я работаю?
— Работаете? Где работаете?
— Там, где вы меня увидели в первый день, когда приобрели снаряжение для пляжа. Летом вместо отпуска я работаю только после обеда.
— Прекрасно, — заявил я. — Тогда я иду вместе с вами.
— Ни в коем случае. Вам там нечего делать.
— Как нечего? Я буду делать покупки. Имею я право купить что-нибудь? Куплю купальник консьержке из Менильмонтаны и соломенную шляпу дяде.
— Вы говорите глупости.
— Хорошо. Тогда я буду стоять возле магазина и ждать, когда вы освободитесь, так и знайте.
— И что это вам взбрело в голову? Проводите меня самое большее до угла, а потом возвращайтесь, как разумный человек. И вообще не ждите меня, потому что вечером я занята.
— Тогда я буду ждать вас завтра утром, — не сдавался я.
— Хорошо. Только и в самом деле завтра, а не сегодня.
Мы встали и пошли назад по посыпанной песком дорожке. Ветер усилился, тени стали более густыми, нас окружали зеленоватый сумрак и неясный шёпот. Медленно идя по аллее, я почувствовал, что впервые за столько дней в душе моей воцарился покой. Девушка была рядом, я мог коснуться её плечом, а впереди меня ждало обещанное завтра.
* * *Я был так уверен в этом «завтра», что на следующее утро провёл на остановке несколько томительных часов, и даже когда наступил полдень, никак не мог поверить, что девушка не придёт.
Пустынная пристань постепенно оживала. По широкой лестнице со стороны вокзала хлынули потоки людей с сумками и чемоданами, из переполненных пароходиков посыпали спешившие на обед мужчины. Люди толкали меня со всех сторон.
Я побрёл к отелю, время от времени оборачиваясь и бессмысленно глядя в сторону канала.
На следующее утро я опять до полудня прождал на пристани, но незнакомка и на этот раз не появилась.
«Эта женщина издевается над тобой, пользуется твоей наивностью, — говорил мне разум, который ещё не выветрился у меня из головы. — Или просто решила отвязаться от тебя. Если она вертится на улицах Лидо, то не ради таких, как ты. Она достаточно дала тебе понять это!»
Но я был не в состоянии отказаться от неё с такой лёгкостью. Тем более теперь.
«Хорошо, — сказал я себе. — Будем считать, что всё кончено, но прежде нужно увидеть её. Чтобы иметь доказательства, что она и в самом деле избегает меня. Да, тогда-то и можно будет положить конец.»
На третье утро я опять долго прождал её на остановке, потом сел на пароходик и отправился в Лидо. Шагая по нагретому песку за мальчиком, я старался не смотреть туда, где под одним зонтиком со Стариком или с кем-нибудь другим должна была сидеть она.
Старик был на своём месте, но один, и у меня немного отлегло от сердца. Он скользнул по мне безразличным взглядом и медленно повернул спину.
Я бросил под зонт вещи и пошёл по узкой полоске мокрого песка вдоль берега. То тут, то там в глаза мне бросались розовые купальники, но они принадлежали не моей незнакомке, и я совсем не проявлял недовольства, что её не было. Я дошёл почти до другого конца пляжа, когда услышал мягкий грудной смех, который распознал бы между тысячами других. Я повернул голову в ту сторону.
Девушка стояла в воде в нескольких шагах от меня, как тогда, в день нашего объяснения, только теперь её лицо было совсем другим — оно смеялось. А возле неё стоял незнакомый мужчина, который тоже смеялся. У него были красивые белые зубы и мускулистое тело, и он ничем не напоминал Старика. С минуту я смотрел на них, вероятно, выглядя при этом довольно жалким, и она увидела меня. Быстро отвернувшись, я пошёл вперёд. Но идти в этом направлении было, некуда, потому что пляж кончался, упираясь в ограду, и мне пришлось вернуться. Я, наверно, был очень смешон, когда повернул назад и снова прошёл мимо этой пары, на сей раз вперив взгляд в песок, на котором отпечатались мои босые ступни.
«Вот тебе и доказательство, — говорил я себе, одеваясь, и позднее, когда возвращался на пароходике в город, и ещё позднее, в отеле, когда шагал по своему номеру взад и вперёд. — Ты жаждал доказательств — вот одно из них, — притом такое, что другие уже излишни.» Я не мог думать ни о чём другом, и это, в сущности, было хорошо, потому что избавляло меня от необходимости думать о чём-то ином, и потом — начни я анализировать свои чувства, у меня раскололась бы голова.
На следующий день я встал рано. Неторопливо побрился, следя, чтобы бритва двигалась под одним и тем же углом и чтобы не остался незамеченным ни один волосок. Потом долго одевался, — вполголоса перечисляя некоторые важные подробности, например, что на пиджаке не хватает одной пуговицы, а эту рубашку можно будет надеть ещё самое большее два-три раза. Потом спустился вниз выпить кофе, просмотрел газету и долго разговаривал с официантом о том, каковы шансы Фаусто Копи на победу в предстоящей велогонке. Официант увлёкся разговором, но хозяин позвал его зачем-то, и я остался один и, поскольку чашка была уже пуста, решил, что пора идти. Выйдя из отеля, я взглянул в сторону пристани, но двинулся не к ней, а в обратном направлении, перешёл через обшарпанный арочный мост и зашагал по длинной улице, забитой лотками, продавцами и домохозяйками.
