Тимур Зульфикаров - 33 новеллы о любви
Айя!
Поздно…
…Коко! возлюбленная моя! живой блаженный текучий бегучий сноп огня!
Коко и ты бежишь восходишь течешь по чешуйчатому стволу карагача и нижние сохлые ветви сразу сходу занимаются схватываются огнём от тебя а потом и другие ветви долгожданно радостно горят а потом и ствол несметным пламенем облит облит объят взят…
Поздно…
И несметный в ночи пылает сухостойный ликующий Карагач-пожар…
Айя…
…Коко возлюбленная моя зачем ты зажгла себя?..
Тогда тихий голос из пожара сказал шепнул лизнул как язык огня:
— Возлюбленный мой я сожгла себя, чтобы чума со мной ушла…
Возлюбленный мой так сладко так блаженно мне гореть ведь я чума ведь я смерть навек ухожу от тебя тебя тебя…
Возлюбленный мой! Безвестный путник! но ты так и не сказал мне имени своего!..
Возлюбленный мой!.. прощай!.. я тороплюсь… и ты не успеешь тут сказать имя свое…
Но ты скажешь мне свое имя там там там там… там… в Вечных Садах где не бродит смерть чума… Ай!..
Аллаху Акбар!.. Аллаху Акбар… Аллаху Акбар…
Поздно…
…Коко-Мехрдад!..
Возлюбленная моя…
И…
…И Ходжа Зульфикар и сын его Касымджон-Стебель сидели у подножья несметной горы близ родника Чашма и пили воду его и ели горячие лепешки, опуская их в ледяной родник ледниковый…
И Ходжа Зульфикар сказал:
— Много есть на земле яств, но нет ничего лучше ледяного родника с горячей лепешкой.
И нет ничего слаще на земле любви между мужем и женой.
И жена — это родник лепетный, а муж — жаркая пышущая лепешка из
придорожной чайханы, из горящей печи-танура… да!..
Тогда Касымджон-Стебель сказал:
— Отец, вы рассказали о Коко-Мехрдад и возлюбленном ее…
Тогда Ходжа Зульфикар остановил его:
— И это было во дни Тирана Сталина, а тогда было много смертей неправедных. И это было во дни Тирана, а во дни такие Смерть — частая гостья и хозяйка великая…
Ибо Тиран — это и есть Смерть-хозяйка всевластная…
А где смерть — великая частая гостья и хозяйка, там и любовь великая гостья и хозяйка.
Как неразлучные близнецы они кочуют по земле Тирана, по временам его слепым.
А чреваты бездонны зыбки, как пустыня Кызылкум Времена Тирана!.. да!..
Ибо когда давят виноград — он рождает вольное веселое вино…
Ибо когда давят пригнетают истребляют изводят народ — он рождает великую вольную бессмертную любовь… да, Касымджон-Стебель сын мой!..
— Отец, ата, вы рассказали о Коко-Мехрдад и возлюбленном её… Но Коко-Мехрдад ушла не узнав имени его. Отец вы сокрыли имя возлюбленного её.
Отец кто он?..
Тогда Ходжа Зульфикар поднял голову и долго глядел на несметную гору у подножья которой они сидели на траве вешней у родника Чашма.
Гора была вся в густых арчовых кудрявых клубящихся непролазных лесах лесах лесах…
Гора кудрявая была как голова дальной Коко-Мехрдад…
…Коко иль голова твоя довременно утихшая кудрявая несметно рощами арчовыми взошла явилась проросла? а?..
И там в рощах клубящихся густых пела летала птица редкая — арчовый дубонос…
И Касымджон-Стебель сказал:
Отец вы знаете эту гору?
И Ходжа Зульфикар сказал:
Да. Это Хан-Хабриза-Буса… И мы пьем воду её ручьев и родников и она чистая.
И чисты её леса…
И её птица — арчовый дубонос — певуча и чиста…
И только черен печален пень обгорелого китайского карагача…
И только черен печален пень карагача…
А тогда сухостойный карагач пылал…
Сын тебе сказать имя возлюбленного Коко-Мехрдад?..
Того который не сгорел не взошел с ней а остался тлеть на земле…
— У вас рубиновый святой шрам рубец от той незабвенной согдийской серьги горит на ноздре… Я только сейчас увидел его отец… У вас другие шрамы ожоги рубцы сокрыты в белопенной бороде…
— Тебе сказать то имя, сын?..
— Не надо отец… Но как чиста и прекрасна и сладка вода в роднике… Я пью пью пью пью её отец отец отец отец отец…
…Коко зачем?..
Коко я скоро навек насмерть приду к тебе…
1975
Последний дервиш
…О Аллах! В Последние Времена явится последний дервиш Азии!
О Господь! В Последние Времена явится последний юродивый Руси!.. Да!..
Вот он!..
Вот он стоит на дороге между Бухарой и Самаркандом у старинного мазара-кладбища Чорбакри-Мазари!..
— Дервиш последний, это ты? как имя твое? кто матерь и отец твои?..
— Я Ходжа Зульфикар. Я последний дервиш Последних Времен… О Последние чреватые Времена! Сладкие! Времена утесненья смешенья кишащих кочевых бродячих бесследных безъязыких безбожных народов!..
И ранее были блудные сыны, ушедшие от отчих домов своих, но тоскующие о них, а теперь стали блудные народы-сироты, которые и не помнят домов своих.
И матерь моя была Анастасия из города Новгорода, а отец Ходжа Касым из города Бухары…
И потому в Азии я последний дервиш Бухары Ходжа Зульфикар, а на Руси последний юродивый Тимофей — Измигул.
И потому тянут влекут до смерти до раны душевной меня саманные глиняные безымянные кибитки Азьи родины моей…
И потому тянут влекут меня до хрусткой боли маяты в костях сырых моих кривые хмельные самогонные мшистые избы Руси родины моей…
И в кибитках солнечных сыпучих ждут странника пророка Пайгамбара Мухаммада и оттого курят анашу слезную…
И в избах дождливых зябко дрожко ждут странника Спасителя Иисуса Христа — и оттого пьют самогон матерно темно горько слепо…
И потому плачут очи мои от брошенных церквей галер кораблей Христа и порушенных мечетей пирамид мавзолеев стоянок шатров каравансараев домов Аллаха
И плачут два ока глаза мои…
И потому плачут страждут точат оба ока мои — одно по Руси моей, другое — по Азии моей…
Гляди — один зрак мой голубой дымчатый васильковый лазоревый веселый русский, око любви, око войны, другой — сизочерный бездонный сливовый глаз таджикский… око мудрости…
И оттого люди тешатся надо мной:
— Эй, разноглазый!.. Один глаз твой глядит на Новгород, другой — на Бухару!.. Эй, мул, лошак двоякий! Ты кто: лошадь или осел? Азият иль русич-русак?..
Я не лошадь не осел но человек! я дервиш Ходжа Зульфикар…
Но имею от лошади и от осла несметный косматый ствол-зебб вольный беглый неистовый как лошадь и стойкий тугой налитой упорный как осел…
И вот дервиш Ходжа Зульфикар стоит на дороге между Самаркандом и Бухарой у старинного мазара-кладбища предков шейхов своих Чорбакри-Мазари…
…О шейхи шейхи кости предки безмолвные мои!
И вы лежите под сонными плитами письменами прощальными и все ваши пергаментные постные бесплотные молитвенные жизни и все ваши упованья ныне в бешеном текучем стволе-зеббе моем! айя!..
Ибо если я не продлю жизнь мою грешными семенами моими — то кто помянет вас, вечные шейхи?..
Да Аллах да!..
И!.. О!.. Что?.. О!..
И близ мазара-кладбища особенно яро вопиет восходит восстает в бедных моих бухарских сасанидских древлих туманах-шароварах раздвигая разбивая расширяя руша их ствол мой!..
О кладбищенское ярое несметное древо мое! о надгробная святая чинара арча тутовая шелковица в ветхих карбосовых рухлых тщих шароварахтуманах штанах моих…
Йййи!..
И Ходжа Зульфикар воспомнил, как в дальнем детстве они с отцом Касымом-Истад-ата ловили рыбу на реке Аму и нежданно выловили вытянули на брег несметного тьмового вороньего сома и как он вился бился на илистом брегу и как долго убивали усмиряли его камнями отец и сбежавшиеся дехкане из приречного кишлака…
И долго били камнями сома и пришел вечер и не могли убить его и пришла ночь и тьмовый сом слился с нощью и не могли убить его и во тьме вслепую стали избивать друг друга и долго долго долго колыхался уповал он на ночном жемчужном брегу святой реки Аму…
И долго колыхался сом тот незабвенный…
О…
И ныне колышется уповает он в мозгу моем, в котором уж ночь…
О…
Но! Аллах повелевает дервишу жить лишь молитвой постом и милостыней! да!..
Но!..
Аллах но как унять усмирить укротить этого неистового амударьинского бешенотелого тяжкого сома в бедных туманах-шароварах моих?..
И от него дрожат мятутся подламываются согбенные ноги мои…
О Господи! как усмирить этого сома несметного вьющегося средь бедного мазара-кладбища немых уповающих предков шейхов моих моих моих…
Сом сом что пришел ты на кладбище это? и мечешься бьешься алчешь над плитами камнями святыми?..
