Андрей Жвалевский - Как кошка с собакой

Кто-то пытается засунуть грязную посуду в коляску, а ребенка — в кухонную мойку. Да еще и удивляется, почему дитя сопротивляется и не влезает. Кто-то встает к мирно спящему дитяти и начинает его укачивать. Кто-то помещает грязные памперсы в микроволновку. Кто-то забывает о приготовленном супе и находит его только через неделю по запаху.

Петрова вспомнила, как встретила в супермаркете изможденную женщину, которая покачивала тележку с продуктами и разговаривала с ней. Тогда Ирина Николаевна рванула от странной покупательницы, заподозрив в ней тихо помешанную, но оказалось, что это довольно типичное поведение мамы, которая впервые выбралась в магазин без грудного ребенка.

Петрова вышла из интернета и пригорюнилась. По всему выходило, что Марина должна не по вечеринкам шататься и не дизайнерить, а сидеть неотрывно с дочкой и вытирать ей то сопли, то попу. Весь сюжет трещал по швам, как юбка студенческой поры, которую Ирина Николаевна как-то попыталась на себя напялить.

Полчаса она пыталась решить проблему несовершеннолетнего дитяти то так, то эдак, пока не поняла, что у нее есть всего один выход.

Недрогнувшей рукой она убрала кусок третьего абзаца.

«Я тяжело вздохнула и пошла покупать стиральный порошок. Этот принц явно не для меня. Такой никогда не обратит внимания на не слишком высокую, не слишком стройную, не слишком блондинку. Короче, на совершенно обычную молодую женщину, да еще, к тому же, и маму двухлетней дочери».

Ирине Николаевне стало безумно жаль маленькую двухлетнюю девочку. Только что она была, и вдруг ее не стало.

— Ладно, ладно, — бурчала она себе под нос, — так будет лучше для всех. Марине все равно не до ребенка, ей бы со своими делами разобраться.

Но осадок все равно остался гадкий.

Петрова так расстроилась, что не стала больше ничего писать, а легла спать необычно рано — в одиннадцать.

Утро оказалось субботним, можно было выспаться за неделю, но Ирина Николаевна подорвалась ни свет ни заря — всю ночь ее мучили кошмары на тему супружеских измен. Петрова побродила по квартире в халате, но заняться ничем не могла. Мысль о двух мужчинах для одной женщины впилась в нее, как энцефалитный клещ.

Она включила компьютер и попыталась описывать дальнейшие события в романе. Получалась неубедительно. Какие в романе могли быть дальнейшие события, когда в реальности творилось что-то непонятное? Петрова неоднократно слышала и читала о супружеских изменах, но считала это чем-то трагическим и экстремальным. А тут ее почти подруга полгода живет во грехе, и все спокойно! Было спокойно, пока не случилась эта беременность. А если бы не случилась? Лена так и жила бы меж двух мужчин? «Я бы так не смогла, — думала Ирина Николаевна. — Даже Марина так не смогла бы».

Это придало ходу мыслей новое направление.

Петровой стало любопытно, что случилось бы с Мариной, встреть она кого-нибудь еще. А что? Володе она пока не жена, об измене речь не идет. Пусть у нее появится просто хороший человек, с которым еще лучше, чем с этим мешком денег. Ирина Николаевна воодушевилась. Теперь она могла признаться себе, что Владимир Петрович ей не очень-то и нравится.

— Новый будет блондином, — решила она.

Ирина открыла файл с уже примелькавшимся названием и перепрыгнула в конец текста.

Задумалась. Ведь чтобы придумать продолжение, нужно было как-то разрулить описанную ситуацию. А то Марина с Володей стоят посреди комнаты, целуются. Не может же прямо в этот момент возникнуть герой-любовник?

Хотя… Почему не может?

— Я же не документальный роман пишу, — сообщила Ирина ноутбуку, — если бумага все стерпит, то монитор тем более.

Компьютеру возразить было нечего.

Голова кружилась, руки дрожали. Казалось, что все нервы натянуты в тонкие струнки и за них дергает Володя.

Что-то звякало, что-то падало, что-то куда-то катилось — ничего не помню.

Очнулась только тогда, когда Володя зачем-то от меня оторвался и рванул к двери. Несколько секунд мне потребовалось только на то, чтобы сфокусироваться, а потом еще столько же на то, чтобы сообразить, кто я и что здесь делаю.

Из коридора в это время раздались мужские голоса. Аккуратно переступив через кучу вещей, которые валялись у меня в ногах, я подошла к двери.

— О! Маринка! Ты дома? А я уж думал, что тебя нет! А я звоню, звоню, а ты не открываешь! А потом думаю, а чего это я звоню? И точно, у тебя, как обычно, дверь открыта. Так и не научилась дверь закрывать! Привет! (Володе) Я — Павел. Слушай (это уже мне), я там у тебя какую-то вазу уронил, она на дороге стояла, это ничего? Я тебе мороженого принес. Сейчас съедим или на вечер оставим?

— Это мой одноклассник. Павел, — сообщила я Володе.

— Я уже в курсе.

— Нет, ты не понял. Просто одноклассник.

— Я понял.

Паша тем временем весело шуршал чем-то на кухне.

— Маринкин, я чаю хочу. Я чайник поставил. Хорошо?

— Хорошо, — автоматически ответила я.

— Всего хорошего, — каменным голосом сказал Володя, — приятного вам вечера.

Паша вылетел из кухни.

— Как, ты уже уходишь? Не останешься с нами?

— Нет.

Дверь в квартиру Володя закрыл аккуратно, а вот следующей шваркнул прилично. Я повернулась к Паше.

— Слушай, а почему бы тебе не позвонить заранее и не сообщить, что ты придешь?

— Марин, ты чего? Мы ж еще неделю назад договорились. Сейчас еще Катька подтянется, а мороженое я на всех купил.

Вот дырявая башка! Пить надо меньше! И точно, я же сама их всех в гости пригласила! Хорошо, что первым Паша оказался, если бы это была Катя, Володя бы так просто не ушел. И мне бы потом год внутренности ковыряли, почему я до сих пор не замужем за этим красавчиком.

— Ладно, замяли. Паша, это останется между нами, ладно?

Пашка хмыкнул:

— А кто это был?

— Новый шеф. Я пойду в ванне полежу, останешься за хозяина?

— Хоть на всю жизнь.

Несмотря на скомканное начало, вечер со старыми друзьями удался.

Следующую неделю я честно посвятила работе. Ваяла без продыха, с небольшими перерывами на поесть, поспать и подышать свежим воздухом, высунувшись в окошко.

В пятницу подъезжала к Володиному офису очень довольная собой. Практически гордая. Сейчас я бухну ему на стол все, что напридумывала, и он скажет, что я молодец. И, возможно, даже поцелует. В щечку. Тут у меня начали дрожать коленки, и я решила дальше не мечтать. А то сейчас ворвусь к нему в кабинет, мяукая, как мартовская кошка.

Сообщение секретарши о том, что шеф просил его не беспокоить и по всем вопросам рекламы обращаться к коммерческому директору, подействовало на меня как холодный душ.

Я раза три открывала рот, но так и не придумала что спросить. Поплелась к коммерческому директору. И это был первый случай в моей жизни, когда заказчик одобрил все, что я принесла, а я уходила из офиса, едва сдерживая слезы.

Нет, я не влюбилась, не нужен мне этот Володя. Просто обидно.

Теперь Петрова не ревновала Марину. Теперь она ей сочувствовала. Все было так хорошо — и такой облом.

— Я же как лучше хотела, — сказала Ирина Николаевна компьютеру, но переписывать ничего не стала.

Выпила чаю, успокоилась и решила, что ситуацию должен выправить Паша. В конце концов, для чего она его придумывала? Чтобы в жизни героини появился новый мужчина. Вот пусть и ведет себя соответственно. А Володю еще помучаем. Нечего тут коней кидать!

Пылая праведным гневом ко всем придуманным ею мужчинам, Петрова положила пальцы на клавиатуру, но написать ничего не смогла. Действия Паши она представляла в виде схемы: он должен был… должен был… сделать так, чтобы Марине стало хорошо. Но детали не просматривались.

Ирина написала: «На следующий день позвонил Паша и сказал…», после чего надолго зависла. Она разложила три пасьянса, но слова альтернативного мужчины по-прежнему не звучали в ее голове.

Петрова вдруг осознала, что до сих пор ничего сама не придумала. Увидела на улице аварию — описала ее. Узнала от подруги о возможности иметь двух мужчин одновременно — ввела второй мужской персонаж. А вот сегодня никуда не выходила, ни с кем не говорила и, как результат, никаких идей.

«Значит, — пригорюнилась Ирина, — я бездарность? Или другие писатели тоже так пишут?» Словосочетание «другие писатели» приятно царапнуло внутреннее ухо, но Петрова продолжала размышлять об источниках вдохновения. «Наверное, они тоже ничего не придумывают, описывают, что с ними происходит — и все. А я даже этого не могу, потому что со мной ничего не происходит. Вот и описываю чужую жизнь».

Ирине стало совсем тошно. Она включила телевизор и щелкала каналы до тех пор, пока не наткнулась на какой-то сериал. Там как раз какой-то блондин охмурял героиню. Петрова попыталась запомнить жесты и записать реплики, которыми он пользовался.