Улья Нова - Как делать погоду
Я замираю с телефоном в руке между четырьмя стеклянными столиками с разложенными на них подтяжками и галстуками. В кольце настороженных камер слежения. Под присмотром охранника в бронежилете, с рацией и автоматом. Под наблюдением усмехающихся продавщиц. Что-то неторопливо прожевывая, ворчливый голос бормочет из трубки:
– Привет, пресса. Докладываю последние новости. Муравьи прячутся в муравейники. Провода гудят. Соль становится влажной. Паук вял и спит в паутине. От стоячих прудов пахнет тиной. Стрижи летают низко. Куры и воробьи купаются в пыли. А все потому, что я снова в Москве. Срочно включай службу новостей радио «ЭхЭм», услышишь мой прогноз на лето и еще ценные советы по спасению от жары.
За синим стеклом витрины, над башенками особнячка противоположной стороны проезда, по небу, обложенному клочками облаков, парит голубь.
– Начальник, ну наконец. – Мой выкрик эхом отдается на втором этаже, где на пуфиках поблескивают ложки для примерки обуви, а зеркала отражают стены и вешалки с удешевленными вещами из коллекции прошлого сезона. – Что стряслось? Разыскиваю вас который день. – Прогуливаясь вдоль стеллажей с саквояжами, я многозначительно поглядываю на охранника, который начинает сутулиться и как будто становится вдвое ниже.
Пока я разговариваю с целителем голубей и ворон, бутик на глазах отступает, теряет подавляющую силу, утрачивает превосходство, превращаясь в неуютное и нежилое помещение, наскоро отремонтированное командой гастарбайтеров с использованием красок, закупленных на строительном рынке. Одним словом, в дорогой и напыщенный магазин, скупо пестрящий невостребованными в Европе вещами, с которых, надеясь их продать, каждый вечер стирают марлицей пыль. Все четыре продавщицы, отчего-то смутившись, тускнеют. Даже их приятный искусственный загар слегка рассеивается, осыпается и блекнет.
– …а вот и не прохлаждался, ваши директивы выполняются… – оправдываюсь, поправляя на одном из стеклянных столиков выбивающийся из веера носовой платок. – В данный момент заскочил в одно вымышленное и бесполезное заведение… Но тут, в общем, довольно мило, люди приятные, меня не обижают. Так что закрывать его пока не надо. За окнами в небе легкая облачность, но так даже хорошо. Часиков около шести надеюсь быть дома. Знаете, шеф, а заезжайте сегодня в гости! К шести. Адрес запишите?
– Кто это был? – интересуется Вероника, выкладывая стопочку новеньких купюр перед продавщицей.
– Начальник. Я его пригласил на демонстрацию пылесосов, пусть просвещается.
– А он тоже журналист из «МелсХелс»? Или главный редактор?
– Что-то в этом роде. Потерпи, я скоро вас познакомлю.
Глава 12
Погода в доме
Прояснив, что вечером состоится знакомство с необычным мужчиной за пятьдесят, Вероника прикусывает губу и, оставив перед продавщицей внушительную пачку купюр, спешит на второй этаж бутика, прижимая распахнутую сумочку к груди. Видимо, сейчас ей как воздух необходимо приблизиться к идеалу, подстегнуть уверенность в себе, повысить самооценку. Хозяйка жизни громко выстукивает по ступенькам каблучками босоножек. И как пламя мечется среди вешалок с вещами из коллекций прошлых сезонов, цокая, шурша и позвякивая то тут то там. Совсем скоро в розовом пакете с логотипом модного дома тонет еще и тонкая водолазка стального цвета, скрипучий поясок из крокодиловой кожи, летний шарфик с бахромой. И я подозреваю, что семьдесят третий шарфик Вероники, шелковый, бежевый, с крошечными вишенками и черепушками, куплен на счастье, с затаенной и искренней надеждой завязать глаза, броситься в водоворот судьбы и встретить мечту.
Пять минут спустя мы пропускаем мимо ушей последние новости в пробке на Лубянке. По тротуарам бегут люди с зонтами, мелкий дождь осыпает лобовое стекло. Обрадованный тем, что целитель московских птиц объявился, вновь обретя точку опоры в своей бестолковой вселенной, я наслаждаюсь ирисками с синтетическим вкусом малины. В предвкушении интригующего знакомства и презентации бытовой техники хозяйка жизни по-праздничному оживлена. Но тем не менее работа на первом месте. Она выхватывает из сумочки два одинаковых мобильных, прямо за рулем разворачивает кипучую деятельность по урегулированию ситуации с каким-то многострадальным объектом. Засматриваясь вдаль, Вероника жонглирует телефонами, с видом упрямой отличницы заправляет волосы за ушко, покрикивает на заместителя, требует немедленно позвать Олю, шумит, шипит, вонзает накладной ноготь в щиток и возмущенно стучит по баранке руля ребром ладони. От ее энергичных движений и участившегося дыхания сквозь блузку все отчетливей просвечивает зеленый кружевной лифчик. Не так давно в журнале «МелсХелс» опубликовали подробную классификацию, связавшую форму груди с характером обладательницы. Распознав в содержимом лифчика Вероники вздымающийся от возмущения подвид «инжир», я проясняю, что имею дело с женщиной милой и утонченной, склонной доводить все и всех до совершенства, с любительницей кальвадоса, Венеции и скачек. Пока она кокетничает с клиентом, слегка съехав с кресла, я слушаю сказочные фанфары и намечаю через пару недель наведаться к ней в гости, в двухэтажную квартиру, одно из просторных помещений которой наверняка превращено в солярий и тренажерный зал. По комнатам мечутся свежие, пропитанные дождями и небом сквозняки. На кухне царит викторианский дубовый буфет и два огромных бронированных рефрижератора, до отказа набитых королевскими креветками, утиной печенью и рукколой. Огромные, от пола до потолка, окна гостиной выходят в сторону раскинувшегося до горизонта парка. Значит, совсем скоро, ожидая ужина, усевшись по-турецки, можно будет часами рассматривать с высоты девятого этажа аллеи, клумбы и боковые тропинки, по которым неторопливо прогуливаются отдыхающие санатория. Потом, потягивая носом пряные и перченые ароматы из кухни, можно будет следить за медленным превращением далеких облаков. Из шахматных фигур – в толпу знаменитостей, ожидающих открытия ночного клуба. Из ношенных, выброшенных за дверь ботинок – в рядок выставленных на благотворительный аукцион старинных автомобилей. Из сумок последней коллекции – в щербатых старух, продающих зелень возле метро. Из глухонемых, которые знаками предлагают пассажирам электрички благотворительные брелоки, – в малюсеньких визгливых собачек с прическами от модных парикмахеров. Можно будет выбирать себе две тучи по цене одной. И причислять то или иное облако к разным видам. К облакам из нейлона, марли и хлопка. К ворчливым тучам, в которые собираются старые половые тряпки, серые байковые рубашки, сиротливые темно-синие дождевики умерших людей. К облачкам, извлеченным ночью из подушки. Или возникшим, когда в зоопарке не доели сахарную вату, оставив сладкий розоватый клубок на скамейке. Небольшое сиренево-сизое облачко на некоторое время наплывет на солнце. Лучи будут окружать холодноватую пену золотистой каймой, наполняя сердце радостью и надеждой, намекая, что любые невзгоды и неприятности скоротечны. Высоко в небе будут сновать еле различимые ласточки. Крохотные, трепетные, панически и вдохновенно стригущие крыльями свежесть и прохладу, они будут соскальзывать, отдаваясь течению воздушных потоков высоко над городом. Потом все слегка посерьезнеет, остудится, застынет. И начнется плавное изменение цвета неба из голубого – в розовый, из сизого – в сгущающийся синий. И так далее, до ужина, темноты и проявления звезд.
Однако в ближайший час моя вселенная считает своим долгом напомнить, что ее центр – никчемный, невидимый и незначительный человек, у которого по-прежнему все валится из рук. Мы с Вероникой поднимаемся по лестнице подъезда, устланной вытертой ковровой дорожкой. На площадке второго этажа, возле почтовых ящиков, многие из которых превратились в жилье пауков, моли и тараканов, я нечаянно касаюсь тыльной стороной ладони бедра Вероники. На третьем мы уже легонько держимся за руки, за следующий пролет я знакомлюсь с каждым из ее пальцев. Маленькая упрямая ручка оказывается теплой и мягкой, а кожа – шелковистой, как из рекламы очередного крема с экстрактом зеленого чая. На площадке четвертого приоткрыто окно. В щель врывается прохладный, пропитанный влажной листвой кленов, мокрыми бархатцами, карамелью и горечью папирос, многообещающий и взволнованный ветер столицы. Он пробивает что-то в груди, бесцеремонно вторгается внутрь. Поглаживая растрепанные сквозняком волосы Вероники, я восхищаюсь тихому совершенству этого дня, боюсь что-нибудь нарушить, как-то нечаянно это спугнуть и гадаю, где в необъятной квартире Костяна спрятаны приличные по такому случаю бокалы. Мысленно оценивая беспорядок в комнатах по десятибалльной шкале, сравнивая его с последствиями ураганов, землетрясений и цунами, прихожу к выводу, что помещение содержит следы смерча средней силы, выдает холостяцкое жилье занятого человека с широкими взглядами на жизнь. Беспорядок шести баллов явен, но не гнетущ и не безнадежен. Веря в беспредельное обаяние свиньи, я ожидаю, что она задержит гостью в коридоре, предоставив мне около трех минут на устранение последствий собственной жизни в квартире. Этого хватит, чтобы застелить постель, убрать разбросанные повсюду носки и футболки, эвакуировать строй пустых бутылок в ведро, отыскать бокалы, отворить форточки. Я выстраиваю в уме план спасательной операции. Тем временем этажом выше, сам удивляясь, случайно целую Веронику в шею. От нее пахнет пряными духами и теплым кокосовым телом. Видимо, именно в этот момент на окраине вселенной рождается сверхновая. Взрывная волна невероятной силы толчками растекается повсюду, напоминая сдерживаемые смешки, летящие сквозь галактики и световые века к таинственным темным окраинам. Мироздание содрогается, задумав подшутить. Или кто-то более сильный и мудрый вновь берет пульт управления моим миром в свои руки. Ни о чем не подозревая, ладонь скользит по талии Вероники, другая извлекает из кармана джинсов ключи. Обнявшись, склеившись, стремительно прорастая друг в друга, мы делаем несколько быстрых шагов. Необходимость в бокалах отпадает. Дыхание сбивается, мы бежим по лестнице. Но посреди площадки шестого этажа, терпеливо оглядывая бежевые стены с закрашенными желтой краской рисуночками, у нас на пути возникают двое в расстегнутых плащах, неброских черных костюмах и белых рубашках. К входной двери квартиры Костяна прислонена огромная коробка. На ней – туго набитый пакет с надписью Dirby. В одном из аккуратно стриженных, тактично улыбающихся мужчин медленно проступают знакомые черты: шрам в уголке рта, горбинка переломанного в драке носа, чуть косящий глаз. Бывший сосед, спортсмен Игорек с готовностью демонстрирует здоровые зубы улыбки. Он жмет и трясет мою руку, всем своим видом давая понять, что сегодня на целый день включена зеленая кнопка дилера уникальной бытовой техники, воспроизводящая презентацию продукции и отработанные манеры энергичного человека, заинтересованного продолжать работу и добиться успеха. Обнажив запястье с часами неизвестной марки, Игорек сообщает, что график сбился, пришлось подъехать раньше. Его ассистент Геннадий, нестареющий парень за сорок, многозначительно кивает. По-американски позитивный, готовый в любой момент исполнить указание, он недавно прошел курсы, превращающие любого невзрачного и невидимого прохожего в героя сказки про завоевание места под солнцем. В его глазах сверкают задорные искорки. Он с нетерпением ждет возможности применить приобретенные знания. Ни Вероника с ее безупречным каре, грудями подвида «инжир» и внимательными лучистыми глазами, ни Фрося с тихим ворчанием и радушно виляющей закорючкой хвоста, ни необъятная квартира Костяна, заставленная антикварной мебелью и современными безделицами, не в силах пошатнуть деловое равновесие, непробиваемое спокойствие дилеров чудо-пылесосов. Торжественно и элегантно они вносят коробку с драгоценным агрегатом внутрь. Невозмутимо спасают сияющие носатые штиблеты от посягательств свиньи. Тихо осведомляются, куда повесить плащи. Отказываются от чая. Заглядывают в одну комнату, затем в другую. Не обращая внимания на сюсюканье Вероники, вежливо просят устранить домашнего любимца, чтобы мы не отвлекались и ничего не прослушали.
