Кристофер Бакли - День бумеранга
– Уже включен.
– Что ты об этом знаешь?
– Ничего.
– А где наш младший сенатор от славного штата Массачусетс?
– Едет сюда. Я готовлю ему ужин.
– Что готовишь?
– Мягкопанцирных крабов.
– Каким способом?
– На сковороде. А что?
– Как войдет, хрясни ему этой сковородой по физиономии. Он в этой комиссии. Только что объявили.
– Да ты что! Не может быть. Он бы мне сказал.
Она услышала, как открылась дверь.
– Ранди! Это ты?
– Привет, родная моя. Ты на кухне?
В его голосе слышалась незнакомая нотка торжества. Касс сказала Терри:
– Невероятно. Я перезвоню.
– Убей его, – посоветовал Терри.
– Ух ты! Мягкопанцирные. Я очень их люблю. Как прошел день, радость моя?
Он поцеловал ее в щеку.
– Отлично. А твой день как?.. Дорогой мой.
– Ох-х… Плотный был день. Слушай! Колоссальная новость.
Касс резала помидоры. Занятие удержало ее от того, чтобы кухонным ножом вспороть ему живот.
– Ты не поверишь, – сказал Ранди.
– Говори – посмотрим. Я ведь не вчера на свет родилась.
– Я добился от Белого дома создания комиссии по «восхождению».
Касс подняла на него глаза.
– Это невероятно хорошая новость для нашего дела, – добавил он.
– Президентская комиссия, – произнесла Касс несколько холодно. – Надо же. Такое не каждый день случается.
– Это было не просто, скажу тебе прямо. Кое-кому пришлось выкрутить руки. Бакки Трамбл – крепкий орешек. Мы полчаса разговаривали с президентом в Овальном.
– Правда? Что ж, ты, я вижу, зря времени не терял.
Сжимая нож, Касс твердила себе, что убийство сенатора США – тяжелейшее преступление.
– Ты хоть довольна? Что-то я не слышу радости в твоем голосе.
Касс сделала задумчивое лицо.
– Не ты ли мне говорил, что президентская комиссия – это орган, который создают, когда хотят не решить проблему, а сделать вид, будто пытаются ее решить?
– Moi? Я говорил? Не помню. Да нет. Что ты, что ты. Au contraire. Комиссия – это… Боже мой, если хочешь пролить свет на что-нибудь, лучшего способа нет. Милая, ты, похоже, просто не поняла, какая это чудесная новость: президентская комиссия. Высшего уровня! Ну прояви хоть капельку энтузиазма.
– Давай-ка припомним, – сказала Касс. – Вначале ты идею отверг, потом провозгласил, потом предал, потом вошел в комиссию по ее обсуждению. Бывают, честно говоря, более бескомпромиссные лидеры.
– Я буду не просто членом комиссии, – сказал Ранди и ухмыльнулся. – Можешь не сомневаться. Белый дом… Только строго-строго-настрого между нами, хорошо?.. Белый дом на нашей стороне.
– На нашей? – переспросила Касс. – Забавно. А вспомнишь, как они день за днем мордовали нашу идею, так и не скажешь. Не говоря уже о том, как они побуждали моего отца осудить меня.
– Сердце мое. Они не могут так прямо взять и сказать, что идея им нравится. Президентам не полагается с ходу одобрять массовое самоубийство. Это не по-президентски.
– М-да, в Вашингтоне это, кажется, всеобщая болезнь. Все говорят противоположное тому, что думают.
– Слушай, я страшно голодный. Только в ванную схожу.
– Мойся получше после Белого дома.
Он пропустил замечание мимо ушей, чмокнул ее в щеку и проковылял в ванную.
Касс позвонила Терри.
– Как ты думаешь, чем мне его? Девятидюймовой сковородой или двенадцатидюймовой?
– Двенадцати, – сказал Терри. – Только что объявили, что Гидеон Пейн тоже в комиссии.
Глава 22
Ужин не удался – и не еда была в этом виновата. Крабов с присыпанной укропом молодой картошечкой и свежими помидорчиками в бальзамическом уксусе Касс вывалила сенатору на колени. После чего рванула прочь из особняка, так хлопнув напоследок старинной дверью, что витражное стекло задребезжало. Поехала домой и, заострив свою ярость «ред буллом», воткнулась в компьютер. От удара подкосились ноги? Проявить характер можешь в блоге!
Там массу всего нужно было сделать. Прежде всего – ответить на обвинение Гидеона, основанное на боснийских «данных», затем – объяснить миллионам своих преданных последователей, которые доверяли ей и полагались на нее, что их вождь Рандольф Деляга Джепперсон продал их всех с потрохами бог его знает за какую похлебку. Непосредственным поводом, чтобы опрокинуть изысканный ужин ему на колени, послужил его отказ сообщить, в какую именно дьявольскую сделку он вступил с Белым домом. Далее – тысячи электронных писем от желающих понять ситуацию с осуждающим заявлением ее отца. Она вздохнула. Устала, что и говорить. Принять риталин? Тогда долго не спать. Но как хорошо снова оказаться на поле боя! В кибер-пространстве твой вопль может быть слышен всем и каждому.
Телефон звонил и звонил. Ранди. Четыре раза она отвечала одинаково: «От…ись» – и нажимала отбой. На пятый взяла трубку и стала слушать. Напряженный голос произнес:
– Я всецело за то, чтобы потрахаться, но не лучше ли в постели, чем по телефону?
– Очень хорошо, что ты позвонил, – сказала она. – Мне как раз нужна твоя помощь с редактированием поста для блога КАССАНДРА. Вот, послушай: «Сенатор продал душу по бросовой цене». Как тебе?
– Касс…
– Первоначально я написала: «по сходной цене», но потом исправила на «бросовую». Подробностей сделки я не знаю, но формулировка мне нравится. Подлость – вот о чем речь. Это был заголовок. Прочесть тебе весь пост?
– Касс, прошу тебя, уймись.
– Поздно просишь. Я выпила три «ред булла».
– Прими успокоительное. Не сходи с ума. Ты абсолютно неверно все поняла. Говорю тебе: я совершил настоящий переворот.
– Что тебе посулили?
Ранди достаточно времени провел в Вашингтоне, чтобы научиться гладко врать, но ей он все же врать не хотел. Да она и не поверила бы. Женщине, с которой ты спал, врать не так-то легко, сколь бы необходимо это ни было.
– Вопрос будет рассмотрен подробно и открыто, при участии всех сторон. Касс, ты должна понять: именно таким путем надо идти.
– Даже и обсуждать этого не буду. И пожалуйста, избавь меня от лекций на тему: «Как действует наша демократия». Какая удача, что твой предок, а не ты работал над Декларацией независимости! Ты бы вставил пункт о компенсации королю Георгу за чай, выброшенный в Бостонскую гавань.
– Чего ты от меня хочешь? Чтобы я опустился на здоровое колено и попросил прощения?
– Ты рекорд установил, поздравляю. На первой же минуте разговора стал разыгрывать инвалидную карту. Я начинаю думать, что ты не только ногу там потерял, но и две другие части тела.
– Не слишком учтиво.
– Сожалею. Хотя нет. Не сожалею.
– Ладно. Начнем с чистого листа. Я виноват, что не посоветовался с тобой.
– А должен был.
– Знаю. Ты права. Я жалкое создание.
– Хуже.
– Никогда себе этого не прощу. Я должен был сказать президенту: «Мне надо вначале проконсультироваться с моей девушкой».
– «С твоей девушкой»? Так ты называешь ту, кто первая все это придумала?
– С интеллектуальной партнершей. С родственной душой. С anam cara.
– Что это значит?
– Это по-кельтски. Хорошее значит. Поверь мне.
– Поверить тебе? Мудрено, при всем желании.
– Я сожалею. Слышишь меня? Я искренне, всей душой сожалею.
– Потренируйся перед зеркалом. И позвони мне утром.
– Позвоню. Но не надо блоггинга, хорошо? Обещаешь?.. Касс!.. Ка-асс!
Касс и Терри работали над презентацией в программе PowerPoint для клиента, который хотел получить жирную государственную субсидию на производство автомобильного горючего из жира, остающегося после жарки в закусочных фаст-фуда, – и тут вошел сенатор от славного штата Массачусетс. Сказать, что он славно выглядит, было нельзя. Касс увидела, что он хромает – на этот раз, кажется, непритворно. Он молча опустился в кресло.
– Это что, действительно было необходимо, – спросил он Касс, потирая лоб, – чтобы ты так отозвалась обо мне на своем сайте?
Терри посмотрел на Касс. Она объяснила:
– Я процитировала Граучо Маркса:[76]«У меня есть принципы! А если они вам не нравятся, у меня есть другие».
– А что, похоже на правду, – усмехнулся Терри.
– Прежде чем вы оба спикируете на меня и начнете рвать когтями мой труп, – сказал Ранди, – позвольте два слова.
– Если это будет речь на тему: «Я жопа», – отозвался Терри, – то я весь внимание.
– Вы кончили? – спросил Ранди. – Сегодня утром я позвонил Бакки Трамблу и вставил ему пистон.
Терри повернулся к Касс.
– Пистон? Разве белые-англосаксы-протестанты такие слова употребляют?
– Я сказал ему: «Как вы могли включить в комиссию Гидеона Пейна, который на днях заявил, что мы с Касс… трахались на минном поле?» Он ответил, что нельзя было иначе. Я очень четко выразил ему свое недовольство.
