Ахто Леви - Мор. (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе)
Скит рассказал, что достиг сейчас в жизни вполне приличного положения (инвалидности), достиг ценой собственной жизни, являясь одним из миллионов тех, о ком говорится: «Никто не забыт и ничто не забыто». Так что не зря воевал, не зря полбашки оторвало. Рассказал и про особенности воровской зоны:
– Здесь не воруют в том смысле, что у тебя ничего не украдут, можешь оставить на виду даже деньги – не возьмут, понимаешь? Никто не рискнет взять… инвалидом станет. В воровской зоне криминала нет, кроме, если зарежут ерша. Это бывает, но это нормально.
Пробираться в свой барак Вралю понадобилось через кабур, двери бараков оставались на замках до утра. Проходя мимо кухонной помойки, он невольно остановился посмотреть наглую возню крыс, не обративших на него никакого внимания. Они дрались и мерзко визжали на зловонной груде всевозможных отбросов.
– Днем, – услышал он хриплый голос сзади, – она смотрится хуже. – Оказывается, Мор неслышно шел за ним. – Не так, как сейчас, при луне… Здесь каждую ночь идет смертельная схватка между крысами и воронами: кому помойка, а кому Эльдорадо.
2
Они стали часто посиживать вечерами после закрытия бараков в конуре Скита. Случалось, к ним подсаживался и Мор, спросить о чем-нибудь непонятном или о еще более непонятном сказать.
Скит рассказывал Вралю и о своих военных приключениях, про Рощу и Варю…
Ночью, когда бараки считались замкнутыми, в зоне велась неслышная обыденная воровская жизнь. Лишь в бараках, где жили рабочие бригады, царствовали храп спящих и вонь сохнущих портянок на печной решетке.
Смотревшему с вышки в зону, наверное, казалось, что в ней тихо. Но тихо бывало под утро, когда над тайгою, за горизонтом, намечается заря, сначала лишь бледная синева, отступающая по мере приближения света. За забором в это время глухо гремят цепи сторожевых собак, охраняющих свободу от несвободы, или наоборот. Гремят эти цепи, и тот, кому суждено их звон в таежной ночи слышать, надолго запомнит, если не навсегда. В такой час Боксер выпускал «полетать» свою ворону… Сколько она крови попортила часовым на вышках! Сколько казенных фонарей перелупила эта неуловимая пернатая! Как могло прийти Боксеру в голову привить вороне такую ненависть к свету? Хотя ненавидела птица только искусственный свет.
На ночь единственно барак расконвоированных не закрывали; еще не запирались помещения пищеблока, баня, KBЧ, санчасть и уборные.
Не спеша проволочился Мор мимо помойки, остановился, наблюдая, как производится смена охраны на вышке, дошел до колодца: здесь два хмыря вытаскивали бадейкой воду и переливали в бачок, установленный на низенькой тележке. Потом вошел в кухню через разделочные помещения, где как раз очищали вареные лошадиные головы – сдирали остатки мяса с удлиненных черепов, вынимали из глазниц крупные глазные яблоки, достававшиеся хмырям в уплату за работу: они чистили картошку, разделывали рыбу, мыли-скребли, натаскивали из колодца воду, в общем, делали все, что велели, – хмыри в большинстве своем из отказчиков. Мор с кухней в ладах, система общесоветская: ты – мне, я – тебе. Из воров только центровые имели право обжать кухню, ворам рангом поменьше не положено. Иван Быдло в белом халате разгуливал между котлами, словно генерал. Переругиваясь с Мором, он положил ему в миску жареной для «комсостава» картошки и котлет: свои люди из общего котла не жрут.
– Говорят, Ухтомский новой козой обзавелся, – заметил Быдло, усевшись около пожиравшего котлеты Мора, – проводит с ней воспитательную работу.
Иван Быдло по образованию учитель географии. Мор не ответил: он ел.
– Бугай матюкает ментов, чтобы те заставили мужиков давать больше кубатуры: стране нужен лес не растущий, а спиленный.
Мор не отвечал: он ел.
Быдло говорил о том, что вчера в БУРе затянули ерша (подразумевалось, человека задушили полотенцем) и гадали, кто же пойдет на рикшу. Быдло имел в виду воровских амбалов: кто возьмет дело на себя?
Мор промолчал: он заканчивал еду. Мор не был словоохотлив – общался исключительно вежливо, в пределах нормы. У воров вообще принято общаться в изысканной манере. Случается, переругиваются этак незлобно, но до конфликта доходит не часто. Чтобы оскорбить просто так, как фраера в трамвае… упаси боже! Обыграет иной шулер из воров мужика нечестно – старики это безобразие пресекут и мужику хоть что-то вернут. Так что воры тоже всегда готовы защитить интересы рабочего класса. Недавно Витька Барин даже отлупил молодого ворика за насилие над козлом… Да, да, насиловать не полагается даже козла!
Мор поел, попил чай с белым хлебом, не поблагодарил, просто пожелал Быдлу здоровья и ушел. Было еще темно. Ночь приближалась к утру… Это он позавтракал? Или поужинал? Впрочем, вор может себе позволить завтракать или ужинать в любое, удобное для него время.
Скит и Враль тоже бодрствовали: чифир – коварная и в общем вредная вещь. Главным образом для тех, кто его пьет. Если водка может причинить беды многим, то чифир только употребляющему его: цирроз печени, бессонница – это обязательно. С другой стороны, тот, кто его регулярно употребляет, без чифирка уже ни на что не годен: у него постоянно расширены сосуды за счет чая. Если ему не поддерживать привычный тонус, сосуды сузятся – он уже не жизнеспособен.
Лагерные мусора много теряют, этого не понимая. Во-первых, за бесценок распродается лагерное барахло; во-вторых, без заварки чая чифирист не работник. Но мусорам скорее всего не столько нужна работа зека, сколько его мука.
На огонек к Скиту и Вралю заскочил Дурак, тот самый, который в промзоне козу Ухтомского обесчестил, и передал за глоток чифира кое-какие параши (слухи, сплетни – жарг.), а именно: управленческие теоретики намереваются заставить воров работать.
Как раз в это время и мяукнула дверь КВЧ, а она «мяукала» только тогда, когда ею пользовался Мор, мяукала из-за того, что петли проржавели. Но когда этой дверью пользовались другие, она лаяла, словно старый охрипший пес.
– Сидите, – констатировал Мор, собираясь идти в свою опочивальню. Скит решил поделиться услышанной от Дурака «парашей». Новость как будто не удивила Мора, вернее, она не была для него новостью.
– А то они раньше этого не хотели, – буркнул он, – всегда мечтали, чтобы воры работали. Кретины. Они же ни хрена не понимают в экономике… – Подвинься, – приказал Вралю, сидевшему на топчане, и сам устроился рядом. – Бугаю надо, чтобы был план. Бугаю лучше с суками: эти погонят мужика, семь потов выдавят из него. Ворам не положено. Вот и плохо Бугаю. Но, спрашивается, почему бы вору и не работать, если он, скажем, умеет и у него хорошая специальность, образование? В книжках пишут, будто вору зазорно быть образованным, будто к ворам идут умственно отсталые… Выходит, воры приветствуют дураков? Они и приветствуют… тех, у кого труд – дело чести, доблести и геройства, но не дураков вообще. Притвориться дураком – одно, так делают многие коммунистические руководители (удобно – значит выгодно), но дурак на самом деле – совсем другое, и это несчастье.
Мор никого не наставлял, аудитория его не интересовала: он размышлял, и из его размышлений публика узнала, что воровские законы… тоже законы. Воры именно потому не должны работать, что их организованная жизнь возможна только при существовании общего воровского котла, а на каких дивидендах базируется он? На воровских поборах фраеров: дань, процент. И от украденного доля. Воры вносят в общак долю из всякой добычи. Конечно, тоже пытаются зажухать, обмануть «налоговую инспекцию», но тем не менее с большой добычи и больший процент, с меньшей – меньший; и из картежных выигрышей отстегивать полагается: они также прибыль с воровского ремесла.
Но отдаст ли вор долю в воровской общак из зарплаты, которую ему выдали, скажем, на заводе? В том-то и дело, что нет. Если вор пахал и одновременно воровал (такие вообще-то встречались), он отдаст долю из ворованного, но из заработанного собственным горбом – никогда. Но если все воры начнут пахать, где же порядок? Тогда того и гляди воры трансформируются во фраеров. Если бы воры завели такой порядок, чтобы все украденное вносить в общак, а из него выдать как бы зарплату и подогревы с учетом авторитетности – они бросили бы воровать. Да, если все воры начнут работать, времени для главного у них не останется, даже если бы удалось заставить их отдавать долю из зарплаты. Вымрет тогда воровское общество: зарплата-то у государства нищенская. Воры, как хорошие экономисты, не хуже капиталистов знают, что время – деньги, которые пока не отменили нигде. Потому и должны честные воры воровать, ибо это их работа, а любой другой труд означает валять дурака. И этот закон является основным, мобилизующим жизнь скромных, тихих людей. Так что, мечтать мусора мечтают давно, как бы заставить воров плясать под свою дудку, но в экономике они не сильны… Да что там, с любой уголовщиной покончить возможно. Преступлений не станет тогда, когда нечестно жить будет невыгодно, когда будет выгодно жить честно. А кому в нашем государстве выгодно жить честно?
