Исабель Альенде - Инес души моей
— Зачем вы это сделали? Разве не лучше жить в мире? — возмущенно спросил Вальдивия.
— Если бы Альмагро не сделал это первым, индейцы бы поступили так же с испанцами чуть погодя, — вмешался Франсиско де Агирре.
Чилийцы больше всего жаждали заполучить наших коней, а боялись они больше всего собак, поэтому дон Бенито приказал поместить лошадей в загон и охранять его собаками. Полчища здешних индейцев повиновались трем касикам, во главе которых, в свою очередь, стоял могущественный Мичималонко. Он был хитрый старик: прекрасно понимая, что сил штурмовать лагерь уинок у него недостаточно, он решил взять нас измором. Это его воины тайно похищали у нас лам и лошадей, портили запасы провианта, похищали наших индианок, нападали на группы солдат, выходившие из лагеря за едой и водой. Так они убили одного солдата и нескольких наших янакон, хотя янаконы к тому времени поневоле выучились сражаться, потому что иначе шансов выжить у них не было вовсе.
Весна началась в долине и в горах, склоны покрылись цветами, воздух потеплел, и стали рожать индианки, кобылы и ламы. Нет животного более прелестного, чем детеныш ламы. С появлением новорожденных, принесших нотку радости в жизнь загрубевших испанцев и измученных янакон, настроение в лагере улучшилось. Реки, мутные зимой, стали прозрачными и более полноводными — в горах таял снег. Стало много травы для животных, дичи, зелени и фруктов — для людей. Оптимизм, принесенный весенним воздухом, ослабил бдительность, и тогда, когда мы меньше всего этого ожидали, у нас сбежали двести янакон, а за ними — еще четыреста. Они просто испарились как дым. Сколько по приказу сурового дона Бенито ни стегали кнутами надсмотрщиков — за то, что недоглядели, — и индейцев — за то, что пособничали, — узнать, как этим янаконам удалось убежать и куда они направились, так и не удалось. Очевидно было одно: они не могли далеко уйти без помощи чилийцев, которые нас окружали, потому что иначе бы их перебили. Дон Бенито утроил количество караульных и приказал держать янакон связанными день и ночь. Надсмотрщики непрерывно патрулировали лагерь с кнутами в руках и в сопровождении собак.
Вальдивия дождался, когда у жеребят и маленьких лам окрепнут ноги, и тут же отдал приказ продолжать движение на юг, к райскому месту, о котором рассказывал дон Бенито, — к долине Мапочо. Мы знали, что «Мапочо» означало почти то же, что и «мапуче»; что нам придется столкнуться с дикарями, которые заставили отступить пять сотен солдат и по крайней мере восемь тысяч янакон Альмагро. У нас было всего сто пятьдесят солдат и меньше четырехсот непокорных янакон.
Мы поняли, что Чили имеет вытянутую форму и силуэтом похожа на шпагу. Эта страна состоит из россыпи долин, которые простираются между гор и вулканов и через которые текут полноводные реки. Морской берег здесь обрывист, а за ним — страшные холодные волны; леса здесь густы и ароматны, горы — бесконечны. Мы часто слышали вздохи земли и чувствовали, как почва ходит под ногами, но со временем привыкли к этой дрожи. «Так я и представлял себе Чили, Инес», — надтреснутым от волнения голосом признался Педро, созерцая девственную красоту пейзажа.
Но мы не только любовались красотами пейзажа: приходилось преодолевать множество трудностей, потому что индейцы Мичималонко непрестанно преследовали и дразнили нас. Спали мы совсем немного и по очереди, потому что стоило чуть ослабить внимание, как индейцы тут же нападали на нас.
Ламы — животные хрупкие, они не могут переносить тяжести, от этого у них ломается позвоночник. Поэтому нам пришлось заставить оставшихся янакон нести тюки тех, кто сбежал. И хотя мы выбросили все, что не было необходимо, — в том числе несколько тюков с моими нарядами, которые здесь, в Чили, были совершенно ни к чему, — индейцы брели низко согнувшись под тяжестью ноши; к тому же, чтобы не разбежались оставшиеся, они были связаны, и это делало наш путь медленным и мучительным.
Солдаты перестали доверять служанкам-индианкам, которые оказались не такими покорными и глупыми, как они предполагали. Они продолжали сношаться с этими женщинами, но не решались спать в их присутствии, а некоторые стали думать, что индианки их понемногу отравляют. Но не яд разъедал им душу и размалывал кости, а усталость. Многие злились на индианок, только чтобы скрыть собственное беспокойство. Тогда Вальдивия пригрозил вовсе отнять служанок и действительно отнял их у двух или трех человек. Солдаты взбунтовались, потому что не могли допустить, чтобы кто-нибудь, даже глава экспедиции, вмешивался в такую личную сферу, как отношения с наложницами, но Педро, как всегда, победил. Проповедовать нужно, будучи образцом добродетели, сказал он. И добавил, что не потерпит, чтобы испанцы вели себя хуже дикарей. В конце концов солдаты нехотя повиновались. Правда, Каталина рассказывала мне, что они продолжают бить своих женщин, но только не по лицу, чтобы синяки были не так заметны.
Чилийские индейцы вели себя все более дерзко, и мы задавались вопросом, что станется с несчастным Эскобаром. Мы воображали, что его ждет долгая и мучительная смерть, но никто не решался даже упомянуть имя этого юноши, не желая накликать несчастья. Быть может, если мы забудем его имя и лицо, он станет прозрачным, как ветер, и сможет незаметно проскользнуть мимо врага.
Мы двигались черепашьим шагом, потому что янаконы не справлялись с грузом, и было много жеребят и другого приплода. Родриго де Кирога всегда ехал впереди: он обладал острым зрением и видел все до самого горизонта, и отвага никогда не покидала его. Арьергард защищали Вильягра, которого Педро де Вальдивия назначил своим заместителем, и Агирре, которому не терпелось вступить в бой с индейцами. Битвы он любил так же сильно, как женщин.
— Индейцы наступают! — однажды прокричал гонец, посланный к нам Кирогой.
Вальдивия распорядился, чтобы я с другими женщинами, детьми и животными оставалась в месте, более или менее защищенном скалами и деревьями, и сразу стал выстраивать солдат в боевой порядок — но не в терции, как это делалось в Испании, когда на каждого конника приходится по три пехотинца, ведь здесь у нас почти все были верхом.
Я говорю, что все наши были на конях, и может показаться, что у нас был образцовый эскадрон из ста пятидесяти всадников, способный справиться с десятью тысячами индейцев. На самом деле животные были очень худы и измотаны тяжелой дорогой, а люди были в лохмотьях, в плохо подогнанных латах, в измятых шлемах и с заржавленным оружием. Они были храбры, но неорганизованны и заносчивы; каждый стремился к личной славе. «Почему испанцу так трудно быть одним из многих? Все хотят быть генералами!» — часто сокрушался Вальдивия. Кроме того, у нас осталось так мало янакон, а те, что остались, были так измождены и озлоблены из-за плохого обращения, что рассчитывать на существенную помощь с их стороны было нельзя: они сражались постольку, поскольку иначе их ждала смерть.
Во главе отряда стоял Педро де Вальдивия — он всегда шел первым, хотя капитаны просили его поберечься, ведь без него мы бы пропали. С криком «С нами святой Иаков!», которым испанцы много веков подряд призывали помощь апостола в битвах с маврами, он выехал вперед. Аркебузиры уже стояли, уперев одно колено в землю, с оружием наготове. Вальдивия знал, что чилийцы, безразличные к смерти, идут в битву с открытой грудью, без щитов или какой-либо другой защиты. Они не боятся аркебуз, потому что от них больше шума, чем вреда, но останавливаются при виде собак, опасаясь, что те в пылу схватки съедят их заживо. Они толпой идут на испанские шпаги, которые наносят им большой ущерб, а их собственные каменные снаряды отскакивают от металла доспехов. Пока уинки верхом, они непобедимы, но если удается сбить их с коней, индейцы легко истребляют всех.
Мы еще не закончили готовиться к битве, когда услышали душераздирающие вопли, с которыми индейцы идут в атаку. Этот ужасающий ор распаляет их до безумия и должен парализовать страхом врага, но в нашем случае эффект был обратный: воинственные крики индейцев лишь переполняли нас яростью. Отряд Кироги успел соединиться с отрядом Вальдивии за мгновение до того, как полчища врагов хлынули в долину с гор. Их были тысячи и тысячи. Они бежали почти обнаженные, с луками и стрелами, копьями и палицами, воя, вне себя от предвкушения битвы. Залп из аркебуз скосил первые ряды, но это не остановило и даже не замедлило бег остальных. Через пару минут мы увидели раскрашенные лица индейцев рядом с собой, и началась схватка. Копья наших солдат пронзали их тела цвета глины, шпаги рубили головы и руки, копыта лошадей топтали упавших. Когда индейцам удавалось подойти близко, они оглушали лошадь топором, и, как только у нее подкашивались ноги, двадцать рук хватало всадника и стаскивало его на землю. Шлемы и кирасы защищали солдат всего на несколько мгновений, но иногда этого времени оказывалось достаточно, чтобы кто-нибудь пришел на помощь. Стрелы, бесполезные против кольчуги и лат, оказывались очень опасными, когда попадали в незащищенные части тела. В шуме и хаосе битвы раненые испанцы продолжали сражаться, не чувствуя боли и не замечая кровотечения, а когда они в конце концов падали, кто-нибудь их выносил с поля битвы и волоком притаскивал ко мне.
