Желтый ценник - Шавалиева Сания
– Тетя Валя! – уже грозно, почти переходя на крик, зарычала Ася. – Как Василий тебе это сказал, если он глухонемой?
– Вот так ручками и сказал, – взмахнула широкими ладонями доярки тетя Валя.
Ася села на пол, уперлась локтями в коленки и собралась зарыдать. Не получилось – давно уже не использовала этот механизм выражения чувств. Слезы пропали напрочь.
– А где все?
– Спят. Руслан пошел в туалет. Я утку для вас зарубила. Бульон щас попьете, мясо с собой возьмете.
О чем она говорит?! Мясо, утка! Что делать с лошадью? Как за нее отвечать перед Алмазией? Проспать все на свете! Такого дорогого сна у Аси никогда не было.
В дом зашел Руслан. Ася вздрогнула от его бледного лица: на умном, добром лице не было ни кровинки. Она впервые видела его таким напуганным и опустошенным. «Ну и хорошо, – порадовалась Ася, – значит, уже знает про коня».
Руслан подсел к Асе на пол и доверительно прошептал ей на ухо:
– Там в туалете голова утки.
Ася вылупила глаза.
– И что?
– Она смотрит. Я сру, а она мне в задницу смотрит.
Ася заплакала от смеха.
– Что ты ржешь? – обиделся Руслан. – Я говорю, голова живая, из говна смотрит.
Туалет был освещен пополам из маленького окна под потолком. Свет шел пыльным, клубящимся снопом и, как прожектор, освещал голову утки на дне выгребной ямы.
– Кто бы мог подумать, – переживала тетя Валя и забрасывала выгребную яму переспелой лебедой и сухой ботвой от картофеля. – Всю жизнь так делаю.
Но Ася была благодарна ей. После этого случая с уткой потеря коня выглядела не так устрашающе.
Гуля уже позвонила матери и рассказала обо всем.
Как мгновенно, однако, в нас отражается чужая жизнь: при чьей-то потере – погружаемся в воспоминания о своей боли.
Василий не вернулся ни к вечеру, ни к утру. До вечера вчетвером обошли весь поселок, глупо улыбаясь, задавали одни и те же вопросы: про Василия, про лошадь. В поселке уже все знали. Кто-то сочувствовал, понимал, что искать такого раскрасавца бесполезно, кто-то советовал подождать, предполагая, что Василий заплутал или конь захромал: идут пешком и на самом деле идут далеко. Было много разнообразных версий, одна другой мрачнее, смешнее, невероятнее.
Около интерната инвалидов, где обитал Василий, их встретила молоденькая директриса. Много говорила и деловито рассказывала о Василии: добрый, честный, исполнительный. Ругала себя, что нарушила правила и отпустила. Ругала гостей, что подвергли неустойчивую психику больного соблазну. «Вот он давно бы уже вернулся в интернат, а теперь где его искать? И от областного начальства попадет за нарушение инструкции. Но не это главное. Поругают и отпустят, все равно работать некому, а вот Василия жаль – пропал хороший человек». Директриса много говорила, и все ее слова кружили над ними, мутили душу.
Когда тронулись в обратный путь, уже начинало светать. Дорога была еле видна в утреннем тумане. Впереди двигались два грузовика с высокими бортами, обтянутыми серым брезентом. В узкую щель кузова одного из грузовиков на каждой кочке небольшими порциями просыпалась пшеница. Если прицепить мешок, то к концу пути он бы наверняка наполнился.
Сергей и Руслан двигались следом. Мимо проносились машины с российскими и казахскими номерами. До границы оставалось еще километров двадцать, когда между Русланом и Сергеем протиснулась «газель» с потрепанным синим тентом. Газелист стал тихо притормаживать, чем очень сильно взбесил Руслана. Он пытался обогнать, но газелист чуть притапливал и, мешая обгону, выезжал на середину дороги. То же самое происходило и перед Сергеем.
– Слушай, – вдруг догадалась Ася. – А не может быть такого, что они хотят нас остановить?
Руслан практически выехал на обочину, сравнялся с «газелью»: наглый взгляд водителя, кривая усмешка. Поймав взгляд Руслана, газелист замахал рукой и потребовал остановиться.
– Что ему надо? – Руслан притормозил и быстро вышел из машины.
Сергей остановился следом. И было видно, как за фурой притормозила еще одна «газель». Это вызвало у Аси подозрение. Хотя, может, так же заблудились, как и они, по дороге сюда. Но дело было, видимо, в другом. Из «газелек» появились люди, среди них был человек в кожаной куртке, золотых очках, они поблескивали в свете первых лучей солнца и озаряли своего хозяина золотистым ореолом, отчего взгляд выглядел совершенно безумным.
Ася увидела, как люди окружили Руслана и Сергея. Говорил человек в золотой оправе, остальные молчали и постоянно бросали косые взгляды на дорогу, на стоящую фуру и машину с перепуганным женским лицом на переднем сиденье.
Ася передвинулась на место водителя, оглянулась, Гуля тоже уже сидела за рулем фуры. Ася мысленно ее похвалила и вся превратилась в ожидание. Изредка проезжали машины, из кабин были видны короткие, внимательные взгляды. Кто-то притормаживает, но, заметив короткие провожающие взмахи мужчин из толпы, отъезжает, кто-то сразу проскакивает торопящимися рывками.
«Может, выскочить на дорогу и кричать о помощи?» – Ася оглядывается по сторонам. На обочине – высокие кусты ирги с осыпавшимися на землю перезрелыми, подсушенными, гнилыми ягодами. Слева впереди, в глубине тумана, грузно темнело полуразрушенное строение из силикатного кирпича, черного от сажи. Видно, строение уже не раз горело.
И что она скажет? «Извините, я не знаю, что происходит, но помогите?»
Все медленно пошли к фуре. Асе казалось, что они идут тысячу лет. Справа вставало солнце, слева засыпал туман, а они идут и идут и никак не могут дойти до фуры.
Сергей уверенно откинул полог и продемонстрировал пустой кузов. Ася повернула ключ в замке зажигания, посмотрела в зеркало заднего вида, но сразу же выключила, после того как увидела знакомый «уазик» пограничников; кажется, они прибыли вовремя.
Впрочем, возможно, что ничего страшного и не произошло, а виной тому Асины взвинченные нервы и ожидание неприятностей. Ей, кстати, давно уже приходило в голову, что она отыгрывается за семь жизней вперед, этакие рыночные отношения. Вот жила до этого легко и припеваючи, а теперь извольте заплатить по счетам. За счастливое детство одна сумма, а за братьев и сестер – другая. За отца выплати большую денежку, за маму еще б-о-о-льшую. А как же! Войну прошли, выжили, тебя родили. И неважно, кто эти счета предъявляет, важно отработать, отбить, компенсировать. Или действительно работает проклятье матери. Но об этом думать не хотелось. Ведь это был лишь сон, а верить в сны, наверное, большая глупость.
На дороге вдруг появилась собака, в клочьях шерсти, с прилипшим к позвоночнику животом. Тень собаки металась от машины к машине; ноги, тени ног, спины – много, криво. Тени арочным мостом ложились между колес.
Залаяла. Громко, пронзительно.
Люди отвлеклись от разговоров, стали ее гнать. Лениво отбежала, присела на хвост: «Ну забудьте же о ваших проблемах, бросьте косточку, покормите, люди добрые!» Но никто уже не обращал на нее внимания, маялись более насущной проблемой – проблемой неверия друг другу. Руслан с Сергеем отрицали наличие коня: «Документы в порядке, но конь ускакал, сбежал сам или кто помог». Человек в золотых очках настаивал на выдаче контрабандного перемещения, тряс документами и грозил всеми мыслимыми небесными и государственными карами.
Пограничники понимали, что есть клубок противоречий, который необходимо неостро и бесстрастно размотать. И, похоже, получилось. При виде пограничников тот, в золотых очках, постепенно ослабил хватку и, скомкав претензии, скорехонько ретировался со своей толпой.
Руслан бегом вернулся к машине, нетерпеливо прогнал Асю с водительского сиденья, захлопнул дверь и припал к бутылке с водой. Пил быстро, захлебываясь и ругаясь. Лицо и волосы мгновенно стали мокрыми. Откинув пустую бутылку назад, Руслан сорвался с места и догнал фуру и пограничников.
– Что хотели? – осмелилась спросить Ася.
– Что, что! – фыркнул Руслан. – Коня хотели ломануть. Гады, документы подготовили, санэпидстанцию подключили. И ведь не подкопаешься. Сработано профессионально. Давно, видать, нас поджидали. Вот ведь и деньги взяли, и на коня пипиську положили.
