Кто-то плачет всю ночь за стеною - Ермолаев Александр
Не могу понять: фальшиво или по-настоящему.
На перемене я закрываюсь в кабинете. Не просто прикрываю дверь — закрываюсь на ключ. Дети не понимают, когда им говоришь: «После первого звонка!» Нет, они все равно заглядывают и с придурковатой интонацией спрашивают: «Ну а рюкзак-то можно оставить? А почему нельзя? Я ведь просто оставить! Пожалуйста. Оставлю, да? Спасибо». Другой голос за дверью: «Что, можно уже заходить?» — «Нет, я только рюкзак оставил». — «О, тогда я тоже оставлю. Можно, да?»
И так без конца…
Я закрываю глаза и засыпаю. Еще минуту назад я смотрел в окно, а теперь сплю.
Меня будит требовательный стук в дверь. Я смотрю на часы. Урок идет уже пятнадцать минут. Никогда со мной такого не было раньше — чтобы на работе.
На следующей перемене я так больше не рискую, на ключ не закрываюсь. Я прошу детей, которые заглядывают, подождать первого звонка. Кто-то из учеников быстро открывает дверь и оставляет рюкзак на пороге. Меня это выводит из себя. Я покидаю свое рабочее место, хватаю рюкзак, открываю дверь и выбрасываю его подальше. В этот момент все разговоры в коридоре смолкают. Тишина в коридоре сохраняется до самого звонка. Только потом дверь в кабинет робко открывается и оттуда кто-то спрашивает: «Можно войти?»
Ночью я просыпаюсь. Меня будит плач за стеною.
Я ворочаюсь, долго, нервно. Плач не прекращается.
Потом я поднимаюсь.
Это невыносимо.
Я накидываю футболку, натягиваю штаны и направляюсь из своей квартиры в соседнюю. Звоню в дверь.
Невыносимо. Это просто невыносимо.
Дверь открывается. Но сказать я ничего не успеваю. Полина хватает меня, и я уже оказываюсь в ее квартире. В ее объятиях. Мы целуемся, и я совершенно забываю, что я хотел сказать и для чего вообще сюда пришел. ***
— Так и не скажешь мне, кто он?
— Какая разница.
— Дай угадаю, какой-то хер с твоей работы?
— …
— Ты хоть скажи, давно это у вас?
— Я не хочу об этом говорить.
— Ой, да что ты, правда? А чего так?
— Давай хотя бы спокойно расстанемся. Пожалуйста.
— Нет уж, Марин. Много хочешь. То есть ты мне столько времени мозг выносила, какой я у тебя плохой, а сама там перед кем-то ноги раздвигала — так, получается?
— Я не хочу тебе ничего объяснять. Я давно поняла, что это бесполезно.
— Конечно, включи обиженку.
— При чем здесь обиженка? Как ты сам не видишь элементарных вещей? Мы ведь жили под одной крышей как соседи в общежитии. У нас же не было никакого будущего.
— Окей, допустим. Но я-то сейчас не про то. Что ж ты раньше мне не предложила разойтись, а? Нет, ты сначала под другого мужика легла, а уже потом мне решила ручкой помахать. Нет, ну вообще отлично!
— Не кричи только, ладно? Я не знаю, правда. С твоей стороны это выглядит так. С моей — по-другому. Все равно мы бы пришли к этому. Чуть позже. Просто когда я встретила его, то… В общем, все это ускорилось. Если бы у нас все было хорошо, неужели ты думаешь, что я бы приняла чьи-то ухаживания? Думаешь, мне и раньше никто глазки не строил? Не поверишь, но это только для тебя я дура, которая несет всякую херь.
— Божечки, как же я тебя ненавижу. Святоша ты конченая. Всегда ведь найдешь объяснение, почему ты молодец, а я говно. Ты себе такого же нашла?
— Хватит!
— В церковь ходите по воскресеньям?
Она ударила меня кулачком по груди.
Я не сдержался и влепил ей пощечину. Со всей дури. Она вскрикнула. На глаза у нее навернулись слезы.
— Ты никогда меня раньше не бил.
— Так и ты мне раньше не изменяла, забыла? Но ничего. Будем благоразумны — и простим друг друга. Кто из нас не без греха?
— Свинья. Какая же ты свинья. ***
— Учитель, значит, — говорит она засыпающим голосом, поглаживая меня по груди. — Ты действительно любишь детей?
— Нет, не люблю, — честно отвечаю я.
— Кричишь на них?
— Нет. Если только во сне. Мне однажды приснился сон. Хорошо его помню. Я вышел из себя и стал избивать своих школьников. Но не кулаками. Я использовал для наказания стулья. Когда один стул разлетался в щепки, я хватал другой.
— Почему стулья?
— Не знаю. Это же сон. То есть это единственное, что тебя смущает, — стулья, да?
Полина смеется.
Затем она склоняет голову мне на плечо и мирно засыпает. Я еще какое-то время размышляю о том, как это произошло.
О том, как мы оказались в одной постели.
Почему она? Почему, скажем, не Кабачкова? Которая только этого и хотела.
Что бы на это сказала Марина?
Я долго думаю, стоит ли идти к ней.
Нас тянет друг другу. Точнее — меня тянет к ней. Божечки ты мой, я только и думаю, как бы повторить наш секс.
Я не знаю, что она обо мне думает. Боюсь, что когда она откроет мне дверь, то посмотрит на меня как на дурака: мол, ты что, не понял, подурачились разок — и забыли, проваливай.
Не знаю.
Но я решаюсь.
Когда я снова заглядываю к ней вечером и мы все повторяем, сон не сразу разделяет нас. В этот раз мы долго разговариваем.
Я узнаю, что Полина одинока.
Но так было не всегда.
Десять лет назад она вышла замуж. Он был мечтой всех девушек. В нем была какая-то «суровая красота», которая всех сводила с ума. Он не распылялся на эмоции, всегда был серьезным, даже несколько равнодушным ко всему происходящему вокруг. Уверенно делал шаги по карьерной лестнице в одном местном банке. Отлично держался на людях, умел вести переговоры.
Мне это не очень приятно слушать, но я не подаю виду. Все-таки интересно, что там будет дальше.
Они были красивой парой. Все сразу обращали на них внимание, стоило им где-нибудь появиться вместе.
Когда его повысили в очередной раз, они купили «шикарный домик». Еще он предложил ей оставить работу. Она подумала и решила уйти с телевидения. Тут я удивляюсь:
— Телевидение?
— Да, — улыбается Полина, — утреннее шоу на местном канале.
Да, думаю я, неудивительно, с таким-то личиком.
Она занималась домом, ходила по магазинам, иногда выбиралась с мужем на встречи с партнерами по его работе, своего рода неофициальные переговоры, когда она должна была дополнять его образ успешного и серьезного человека.
Потом она забеременела, но случился выкидыш. Они, однако, не унывали, были уверены, что «все будет хорошо».
Он поддерживал ее, а она все с той же безумной страстью, как и раньше, вслушивалась в каждое его слово и была готова ради него на все.
— Если бы ты знал, как я его любила. Господи, если бы ты знал. Я просто молилась на него. Как вспомню… Я себе знала цену, ты не думай. Но мне больше повезло, чем ему. Мне так казалось. Он мог спать, а я просто смотрела него. Нарадоваться не могла, ты прикинь. Как сумасшедшая.
— Не знал, что так бывает, — признаюсь я.
— Бывает, — отстраненно говорит она.
Дальше она посвящает меня в интимные подробности, которые кажутся мне излишними. Но ей, видимо, нужно выговориться.
— Как же я его хотела. Всегда. Каждый вечер, когда он возвращался домой, я надеялась, что у него остались силы, чтобы сексом со мной заняться. Я просто с ума сходила. Весь день думала об этом, как первокурсница какая-нибудь. Прикинь, что со мной творилось… Конечно, это случалось не каждую ночь. Ведь он очень уставал на работе.
Она замолкает. На какое-то время, наверное, застревает в прошлом.
— Я не поверила, когда узнала, — говорит она.
Однажды к ней наведался гость.
Интеллигентный мужчина спокойным голосом сообщил ей, что ее муж спит с его женой. Полина попыталась его прогнать, но он сказал, что видел все своими глазами. Он следил за ней. Подозрения у него появились уже давно. Когда она спросила, застукал ли он их, он ответил нет. Он просто видел, как они несколько раз выходили из гостиницы. Но они не знали, что он в курсе. Затем гость признался, что решил ударить любовника своей жены побольнее, поэтому, разузнав все, и пришел к Полине.
