Кадзуо Исигуро - Остаток дня
– Этому мистеру Линдсею, уж конечно, не повредило бы чуть побольше достоинства, – заметила миссис Тейлор. – С такими вот типами в чем беда – они путают заносчивость с достоинством.
– Однако, – вставил мистер Гарри Смит, – при всем уважении к вашим словам, сэр, нельзя и не возразить. Достоинство есть не только у джентльменов. Достоинство – это то, к чему могут стремиться и чего могут добиться все мужчины и женщины нашей страны. Вы уж меня извините, сэр, но, как я раньше сказал, мы здесь привыкли запросто высказывать свои взгляды. А это – мое мнение, правильное оно там или нет. Достоинство – оно не только для одних джентльменов.
Я, разумеется, понимал, что тут мы с мистером Гарри Смитом несколько расходимся во взглядах и что объяснить этим людям мою точку зрения более доходчиво будет слишком сложно. Поэтому я счел за лучшее просто улыбнуться и сказать:
– Вы, разумеется, совершенно правы.
Это мгновенно рассеяло легкое напряжение, возникшее в комнате, пока говорил мистер Гарри Смит. Да и сам мистер Гарри Смит, судя по всему, совсем осмелел, ибо, подавшись вперед, продолжал:
– В конце концов, ради этого мы с Гитлером воевали. Если бы вышло, как хотел Гитлер, мы бы теперь в рабах ходили. Все человечество разделилось бы на горстку хозяев и множество миллионов рабов. А всем тут и без того понятно, что в рабском состоянии нет никакого достоинства. За это мы воевали и это завоевали. Мы завоевали право быть свободными гражданами. Одно из преимуществ родиться в Англии – то, что рождаешься свободным, не важно, кто ты есть, не важно, богат или беден, и рождаешься для того, чтобы свободно выражать свое мнение, выбирать в парламент своего представителя или, обратно же, отзывать его из парламента. Вот это и есть достоинство, прошу прощения, сэр.
– Тише, Гарри, тише, – сказал мистер Тейлор, – а то, гляжу, ты так разгорячился, что сейчас разразишься очередной политической речью.
Все рассмеялись. Мистер Гарри Смит чуть смущенно улыбнулся, однако продолжал:
– Я не о политике, я просто говорю, что думаю, вот и все. Не может быть достоинства у раба. Но любой англичанин может его иметь, если только захочет. Потому что мы за это право воевали.
– Может показаться, сэр, что деревенька у нас маленькая и на отшибе, – заметила его жена, – но войне мы отдали больше, чем нам было положено. Отдали с лихвой.
После этих слов все торжественно притихли. Наконец мистер Тейлор нарушил молчание, обратившись ко мне:
– Гарри тут большую агитацию разводит за нашего члена парламента. Дай ему волю, он все вам разобъяснит про то, как плохо наша страна управляется.
– Ну, я-то как раз говорил о том, что в нашей стране хорошо.
– А вам, сэр, много ли доводится заниматься политикой? – спросил мистер Эндрюс.
– Не политикой как таковой, – ответил я, – и тем более не теперь. Пожалуй, разве что до войны.
– Дело в том, что мне вспомнился некий мистер Стивенс, который с год или два тому был членом парламента. Раз-другой слышал его по радио. Очень дельно выступал по жилищной проблеме. Но это ведь не вы будете, сэр?
– О нет, – ответил я, рассмеявшись. И уж не знаю, что на меня тогда нашло, могу только сказать, что обстановка и обстоятельства будто меня подтолкнули, но я вдруг заявил: – Вообще-то я был склонен больше заниматься делами международными, нежели внутренними. То есть внешней политикой.
Реакция слушателей меня несколько поразила: их словно охватил к кой-то священный трепет. Я поспешил добавить:
– Сразу скажу – я никогда не занимал высоких постов, а если и оказывал на что-то влияние, то лишь по сугубо неофициальным каналам.
Однако испуганное молчание продлилось еще несколько секунд.
– Простите, сэр, – осмелилась наконец спросить миссис Тейлор, – а вам доводилось встречаться с мистером Черчиллем?
– С мистером Черчиллем? Он несколько раз бывал в доме. Но, говоря откровенно, миссис Тейлор, в тот период, когда я глубже всего занимался большой политикой, мистер Черчилль еще не был главной фигурой на политической сцене, да тогда никто от него этого и не ждал. В те дни чаще приезжали такие деятели, как мистер Иден и лорд Галифакс.
– Но вы и в самом деле встречались с мистером Черчиллем? Ведь это какая честь – иметь право сказать, что встречался с мистером Черчиллем.
– Я не согласен со многими суждениями мистера Черчилля, – заметил мистер Гарри Смит, – но он, безусловно, великий человек. Нешуточное, наверное, дело, сэр, – обсуждать проблемы с такими, как он.
– Я должен повторить, – сказал я, – что мне не довелось много встречаться с мистером Черчиллем. Но, как вы справедливо заметили, вспоминать об общении с ним довольно лестно. В общем, мне, пожалуй, действительно повезло в жизни, я первый готов это признать. В конце концов мне выпало счастье общаться не только с мистером Черчиллем, но и со многими другими великими руководителями и влиятельными людьми, в том числе из Америки и из Европы. И как подумаешь, что мне посчастливилось пользоваться их благосклонным вниманием в связи с обсуждением многих важнейших проблем той эпохи, – да, когда я вспоминаю обо всем этом, я и в самом деле испытываю чувство глубокой благодарности. В конечном счете, иметь возможность сыграть пусть маленькую, но свою роль на всемирных подмостках – огромная честь.
– Извиняюсь за вопрос, сэр, – обратился ко мне мистер Эндрюс, – но что за человек мистер Иден? Я хочу сказать – в личном плане? Мне он всегда казался очень славным, из таких, знаете, кто найдет общий язык с лордом и с простым человеком, с богатыми и с бедным. Я верно говорю, сэр?
– Я бы сказал, что, в общем и целом, это соответствует истине. Но в последние годы я, понятно, не встречался с мистером Иденом, он мог и перемениться под давлением обстоятельств. Уж одно-то я повидал на своем веку – как способна общественная жизнь всего за несколько коротких лет неузнаваемо изменить человека.
– Не сомневаюсь, сэр, – согласился мистер Эндрюс. – Взять хоть нашего Гарри. Как ввязался несколько лет назад в политику, так его с тех пор не узнать.
Все опять рассмеялись, а мистер Гарри Смит пожал плечами, позволил себе улыбнуться и произнес:
– Верно, я много сил отдаю предвыборным кампаниям. Понятно, на местном уровне, и мне не доводилось встречать и вполовину таких важных персон, с какими общаетесь вы, сэр, но, думаю, на своем маленьком месте и я играю мою скромную роль. Я так понимаю: Англия – демократия, и мы в нашей деревне пожертвовали не меньше других, сражаясь за то, чтоб демократией она и осталась. А теперь только от нас зависит, от каждого из нас, воспользуемся ли мы своими правами, за которые хорошие молодые ребята из нашей деревни отдали жизнь, и я лично так понимаю: все мы здесь ради их памяти должны внести каждый свою лепту. У всех у нас твердые взгляды, и наша обязанность – громко о них заявить. Согласен, мы живем на отшибе, деревня маленькая, никто из нас моложе не становится, и в деревеньке народу все меньше. Но я так понимаю: мы в долгу перед нашими ребятами, которые полегли на войне. Поэтому, сэр, я теперь не жалею времени, чтобы наш голос услышали на самом верху. А если я через это переменюсь или раньше срока сойду в могилу, так я готов.
– Я же предупреждал вас, сэр, – с улыбкой заметил мистер Тейлор. – Гарри бы ни в жизнь не отпустил из деревни такого важного джентльмена, как вы, не прожужжав ему, по своему обыкновению, все уши.
Снова раздался смех, но я поторопился сказать:
– Думаю, мне ясна и понятна ваша позиция, мистер Смит. Я прекрасно понимаю – вы хотите, чтобы в мире стало жить лучше и чтобы вы и ваша община получили возможность внести вклад в строительство лучшего мира. Эти чувства можно только приветствовать. Рискну заметить, что аналогичные настроения побудили меня заняться перед войной делами огромной важности. Тогда, как и ныне, мир в мире, казалось, висел на волоске, и я хотел внести свою лепту в его сохранение.
– Прошу прощения, сэр, – возразил мистер Гарри Смит, – но я говорил не совсем об этом. Таким, как вы, легко влиять на ход событий. Вы можете числить среди своих друзей тех, кто стоит у власти в стране. Но люди вроде нас, сэр, мы живем себе тут и живем и, может, за все эти годы даже и не увидим настоящего джентльмена. Ну разве что доктора Карлейля. Доктор он замечательный, но, при всем почтении, связей как таковых у него нет. Нам здесь легко забыть о своих гражданских обязанностях. Вот почему я столько сил отдаю предвыборной агитации. И соглашаются там со мной или нет – а я знаю, что в этой комнате нет человека, который был бы со мной полностью согласен, – я хоть заставляю людей думать. Я хоть напоминаю им о долге. Мы живем в демократической стране. Мы за это сражались. Все мы призваны внести свою лепту.
– И куда только подевался доктор Карлейль, – заметила миссис Смит. – Я уверена, что джентльмену сейчас в самый раз бы поговорить с образованным человеком.
