Купцов - Две остановки до чуда. Рассказы
Но старший брат не слушал, бросал жеребца то вперед, то вбок, сам вертелся в седле, как волчок, посылал стрелы в разные стороны.
— Ну, как? – спросил Младояр братца спустя малую толику времени.
— Стрелы кончились, — вздохнул Крутомил, — глянь, а она как будто издевается!
Огромная лисица и впрямь, будто почуяв, что запас стрел у незадачливых охотников иссяк, теперь уже не прыгала, не исчезала… Уселась в полусотне шагов, нагло пялясь на братьев. Неожиданно ее поведение резко изменилась, она вся напружинилась – и ринулась прямо на княжичей. Мгновение – и золотая шерсть промелькнула между жеребцами, парни даже охнуть не успели. Они бы точно повернули бы младые очи, проводили бы неуловимого зверя взглядами, если бы не узрели в тот момент нечто такое… Огромная зеленая собака, какая–та совершенно ненастоящая, лязгнув металлом ножных сочленений, что вихрь пролетела меж шарахнувшихся с стороны жеребцов, прямо по следу огромной лисицы.
— Ящер тебя! – воскликнул Крутомил, — Что это еще такое?!
— Лайка, — пожал плечами Младояр, — что, Крут, никогда о Лайке не слыхивал?
— Нет, — старший княжич повернулся к брату, — Она чего, в железах, что ли?
— Она медная, — объяснил младший, — ее давным–давно Кузя выковал, вот она от времени и позеленела.
— Медная? Собака?
— Да, медная собака, вернее – пес, Лайка, ему по судьбе написано, что любую дичь настигнет, никто от нее не уйдет, не спрячется.
— Значит, заловит золотую лиску?
— Э, нет, — хитро усмехнулся Младояр, — читал я в древних свитках, жила такая лиса, которой Боги присудили не пойманной быть!
— А собака, что… — Крутояр не договорил, кажется, он запутался.
— Это старая история, древняя. Я уж думал – выдумки, да сейчас собственными глазами видели…
— Расскажи!
— А дело было так… Боги, они тоже временами дурнями получаются. Вот – дали той лиске Дар, присудили Судьбу – не пойманной быть, а та – обнаглела вконец, не то, что курятники опустошать по всей округе, мало этого ей стало, начала младенцев, что волчина лютый, воровать! Что ни месяц, украдет новорожденного, да съест, а смертные ничего поделать и не могут, раз уж Боги порешили. Тут, на счастье, сковал Кузя собаку медную, Богам на развлечение. Что ни одна охота без дичи не кончалась! А тут беда с лиской злой… Упросил князь тех мест богов, сжалились бессмертные над людьми, да выпустили медного пса Лайка на лиску…
— А от пса Лайка никто не уйдет?
— Ага!
— И что же теперь? — Крутояр почесал в голове, — Поймает она лисицу?
— Нет, но и лисица от нее не уйдет!
— И давно они так друг за дружкой гоняются?
— Давно, наверное тыщу лет, а может – и тьму…
Братья устроились на отдых, выбрав сухой, голый как коленка, пригорочек. Жеребцы паслись поблизости, все стрелы уже собраны, а пироги – ополовинены. Понятное дело – подкрепиться пора пришла. А после обеда – полежать часок, по обычаю. Коли делать нечего, разумеется… Старший княжич, пододвинувшись к брату, начал разговор таким образом:
— Люблю я тебя, Млад! Такой ты умный, все знаешь, даже про медного пса, и то – сразу догадался!
— Смеешься, что ли? – отмахнулся Младояр, но довольный похвалой, покраснел.
— Нет, правду говорю, люблю тебя! – продолжал признания Крутояр, — Ведь это ты за Гориполка отомстил, я знаю, ты Белого Ведуна убил! Мне Игг рассказал!
— Убил, мы вместе с Гориполком убили…
— Как вместе? – удивился старший брат.
— Я косточку Гориполкову в пепле нашел, наточил, в стрелу жалом наладил…
— И той стрелой – злыдня укротил?
— Да!
— Значит, Гориполк после смерти, с твоей помощью… За себя отмстил?
— Ему теперь на Златых полях горевать не приходится, честь его чиста!
Братья помолчали. Чувствовалось, что Крутополк еще не выговорился…
— Вот потому я и люблю тебя, Млад! Надежный ты, и умный… — юноша не знал, что бы еще сказать такого, его так и распирало, — А я, дурень, того пустоглазого порешил, и думал – вот, отмстил за брата. Кабы не ты – позор до сих пор покрывал бы…
— А ты не в обиде, что тебя не позвал тогда?
— Немного есть, — признался княжич, — но я б тебя тоже не позвал бы на такое!
— А Иггельд обо всем догадался, еще когда я косточку точил!
— Слушай, Млад, если что от меня – ты только скажи. Все отдам, что имею! Я за тебя – горло любому перегрызу!
Младояр не ответил, силясь сохранить строгость на лице. Браться еще немного помолчали.
— Слышь, Млад, расскажи чего интересное…
— Тут за речкой Мочей, ну, в двух шагах, пещерка есть, а в ней – отшельник живет один, как звать – не ведомо никому… К нему люд ходит, можно попросить чего, сбывается частенько. Только старец никогда не скажет ничего, ни принят дар, ни отвергнут Богами. Вроде – как будто, и не к нему обращаются… А сбывается частенько!
— Так поехали к твоему пещернику! Дорогу знаешь?
— Речка рядом, а там – вдоль поскачем…
Братья остановили коней у излучины. В речке кто–то плескался, весь из длинных седых волос, прям – чудо–юдо лесное. На небе – ни облачка, жара, искупаться – самое милое дело! Даже пещерникам… Княжичи спешились, молча подождали, пока старик не выберется из воды. Никакой одежды на берегу купальщика не ожидало. Обладатель аршинной бороды и длиннющих, любая дева позавидовала бы, волос, полностью закрывавших теперь, налипнув после купания, и спину, и бедра, выйдя из воды так и побрел, голышом, не удосужившись даже стряхнуть воду. На княжичей он внимания не обратил. Юноши побрели следом, ведя за собой жеребцов.
Вот и пещера. Старик остановился у входа, вопросительно взглянув на юношей. Те замешкались, не зная, что сказать. Пещерка темна, у входа – мхи, дышалось легко, того тяжкого запаха, что тянул из жилищ большинства отшельников, не ощущалось. Обитатель мылся сам, и пещерка держала себя в чистоте да строгости!
Наконец, Крутомил решился, достал из–за голенища кованый нож, из тех, что продавал купец с Бел–Моря, уверяя, что железо то настолько чистое, что даже и не ржавеет, не хуже того, что с неба падает. Крутенцы знали цену купеческому «не хуже», но запрошенных денег отвалили, осталось подождать и определить со временем – обманул их купец, али нет. Ждать–то недолго, и дюжины лет не пройдет…
— Дар тебе, мудрый старец, от меня, Крутомила, старшего сына князя Дидомысла, — молвил ноша, кладя нож к ногам старика.
— Здесь орехи на меду круто сваренные, — протянул старцу маленький берестяной туясок младший княжич, видно, отрывал от сердца — ведь любимое лакомство, — к тебе дети малые ходят, угостишь…
— А они мне спасибо скажут? – усмехнулся старик, — Как тебя–то звать, тоже, поди, княжич?
— Младояр, младший сын княжий, — представился паренек.
— Добр молодец Младояр, на два шага вперед думает, коль дарит то, чем я отдариться смогу?
— Не на два, а на три!
— Отчего?
— А много ль радости в пещере сидеть, да просьбы принимать? – смело высказался Младояр, — А детишки, небось, с таким приходят, что ты и сам, богов не просимши, исполнишь! И радость детская твоей станет?
— Кабы я так наперед думал, да считал, сидел бы на троне, — продолжал улыбаться пещерник.
— На всех умниц тронов не напасешься! – кинул Крутомил насмешливо.
Старец посмотрел на рослого княжича ясным взглядом, потом вновь обратил очи на Младояра. Неожиданно пещерник присел у входа, прямо на душистую травку, жестом пригласив княжичей сделать то же самое.
— Рассказать, что ли? – улыбнулся старец.
— Да, расскажи, расскажи! – хором откликнулись юноши, присаживаясь рядом.
Как хорошо было б, кабы боги, человеками неким Даром одаримши, рассказали, каков Дар, что с ним делать можно, а что – нельзя? Или, на худой конец, сказали б – смотри, дали мы тебе!
У меня с детства такое началось. Как скажу чего, брякну по глупости – так и случается. Не всегда, конечно, сбывалось, но – частенько. Причем – все больше худое сходилось. А доброе чего – реже. Себе – никогда не бывало, сколько не желал в детстве сластей, отроком – первым быть, юношей – любви девчонки–красы… Так ни разу ничего и не сбылось. Зато брякну со злости: «Что б тебе ноги переломать» – так и случиться, и дня не пройдет! Ну, приметили это мои товарищи малолетние, да пару раз так отделали, что больше и язык не поворачивался Слово злое произнести. И, поскольку лет с семи никому я более зла не пророчил, а добрые пожелания время от времени сбывались, поверили селяне, что Дар у меня, к возрасту юношескому зауважали, ублажить старались. А я другого хотел. Первым мечтал стать везде, сильным, ловким… А вырос самым хилым, и борец из меня никакой, и в кулачном бою, хоть за грудки – последним из последних был… И девчушки смотреть не хотели, а не то, чтобы губки подставить! Ну, не буду всего рассказывать, пошел бродить по свету. Удачу искать, ту, которой мне Судьба повелела другим одарять…
Пробовал в дружину княжью пойти – в первой же стычке живого места не осталось. Пошел в подручные к купцу – без портков уполз! Долго ли, коротко ли, носила меня судьбы по свету, носила… И вот однажды попал я, хуже не придумаешь – в плен к людям лихим, разбойным, да посреди синего моря, вдали от родных берегов.
