Яков Рахманов - Судьба, или жизнь дается человеку один раз…
Меня изумляют и остаются для меня не вполне объяснимыми такие мимолетные встречи. Женщина и мужчина не то чтобы не знавшие, а вообще не ведавшие даже о существовании своих будущих визави, как бы ни с того и ни с сего, безо всяких объяснений и признаний, страстно сливаются в одно целое, ни о чем не думая, даже, может быть, будучи чьими–то преданными супругами. Может быть, такое происходит с платонически родственными душами, настолько родственными, что это почти незамедлительно и неизбежно должно привести к физической близости? А может, это всего лишь физиологически противоположно заряженные люди, а их слияние так же неизбежно, как и противоположных полюсов магнитов? Скорее всего, не надо искать никаких объяснений, ведь в одном не приходится сомневаться — эти пары в короткие минуты и часы своей неожиданной встречи и близости бывают счастливы, наверное, а счастье не может быть греховным и постыдным.
И вообще, почти все отношения между прекрасным и сильным полами, как мне кажется, остаются загадочными и не разрешимыми. При наивысшей степени отношений — любви, возникающей независимо или с первого взгляда, или после длительных отношений, любящих существ связывает все общее: и духовное, и материальное, и физическое, и естественное продолжение рода. Появился адюльтер, и там тоже вроде бы все ясно — желание новых и почти всегда острых ощущений, которые всегда заканчиваются, принося разочарование и даже горе одной из сторон. Случаются просто половые контакты, которые ничего не оставляют ни в духовной, ни в физической памяти. А бывает, что вполне симпатичная женщина и, как говорят, «все при ней есть», буквально залезает к вам в постель, а вы категорически не хотите с ней быть, даже не допуская мысли, что отвергаете саму женскую природу и можете унизить, обидеть и оскорбить ее до глубины души. Неделями, годами мы можем ходить, не обращая внимания на прекрасного во всех отношениях субъекта, и вдруг в какой–то момент нас начинает тянуть к нему, да порой так, что жизнь кажется не мила. Ведь ничего вроде бы не произошло, но появились какие–то флюиды или токи, или черти что еще воздействующее притягательно. Вот это–то «черти что», как мне кажется, объясняется каким–то магическим воздействием или прозаическим биополем, бывающем холодным, прохладным, но иногда поднимающимся до такого предельно высокого накала, что заставляет нас бросаться друг к другу с первого взгляда или долго присматриваться и, кажется, совершенно не понятно почему и зачем, совершать благородные и безрассудные поступки. Неужели страсть и любовь настолько слепы, что лишают нас и рассудка, и глаз? Мы порой не способны увидеть даже там, где все предельно ясно, что дурное, а что прекрасное. Я полагаю, что нашему логическому и рациональному, хотя иногда и творческому, мышлению трудно постичь, чего тут больше от человека разумного, от природы, от бога или лукавого, от жизни или от судьбы. Если это подарок судьбы, не зависящий от наших желаний или нежеланий, то мы все–таки как разумные существа должны проявить свою волю — принимать или не принимать его в свою жизнь.
Всякие выезды за пределы любимой Родины начинались с получения характеристик и заседаний партбюро различных уровней. Намечалась поездка во Францию на очередной Международный симпозиум по изучению кораллов. Я уже неоднократно бывал за границей и поэтому шел на партбюро Президиума ДВО РАН без сомнений и трепета. На этот симпозиум должны были поехать два участника из ДВО. Первым на партбюро слушали моего коллегу, его утвердили. За ним пригласили меня. Сначала были дежурные вопросы о работе и науке. Это меня несколько насторожило, поскольку члены партбюро все обо мне прекрасно знали. Затем у меня поинтересовались, с кем я живу, хотя все и так знали, что я разведенный. Последнее обстоятельство обычно было одним из основных препятствий для выезда человека за границу. Он же может там остаться, если его никто не ждет дома. Понятие «Родина» в их мозгах не фигурировало. Мой ответ, что я живу с мамой, вызвал у членов партбюро раздражение, они возмущенно заявили, чтобы я над ними не издевался. Потом были «политические вопросы» об Афганистане. В заключение все свелось к тому, что если бы я был рядовым сотрудником, то мой вопрос мог бы быть рассмотрен положительно, а уровню завлаба я не соответствую.
Вернувшись на следующий день в институт, я написал заявление с просьбой освободить меня от обязанностей заведующего лабораторией, так как, по мнению высокого компетентного органа, я не соответствую этой должности. Директор порвал заявление, устроил мне взбучку с заключением, что он лучше знает, кто чему соответствует в его институте. Спросил меня, играю ли я в шахматы. Услышав утвердительный ответ, он сказал, что, как известно, проигранную партию не вернешь, но следующую надо выигрывать и предложил готовить документы для работы на Кубе. На мой недоуменный и безмолвный вопрос директор признался, что, оказывается, была установка Бюро крайкома партии — сократить французскую делегацию в два раза. В Крайкоме не ведали, что вся делегация собственно состояла из двух человек. Они выполняли команду. Наши партийцы тоже «взяли под козырек», хотя в принципе ничего против моей кандидатуры не имели. КПСС, линия партии, ее требования всегда отличались «особой» принципиальностью. Вместо Кубы я поехал в Австралию, на Сейшелы, Мальдивы, Маврикий и во Вьетнам, который продолжаю регулярно навещать последние тридцать лет. На Кубу я не поехал, потому что на Тихоокеанском научном конгрессе встретился с американским ученым, досконально изучившим рифы и кораллы этой страны, он подарил мне свою книгу, в которой были опубликованы результаты этих исследований. Получалось так, что мне на кубинских рифах, как специалисту по изучению кораллов после его работ делать было нечего.
* * *
Предстоял очередной длительный, но в этот раз очень необычный и интересный рейс. Новый прекрасный флагманский научно–исследовательский корабль ДВО АН СССР после эксплутационного ремонта на заводе–изготовителе в Финляндии должен был отправиться в очередной экспедиционный рейс. Чтобы не гнать его порожняком во Владивосток, было принято решение всех участников экспедиции и снаряжение отправить в Ригу — так было и быстрее, и значительно дешевле. По пути во Владивосток было намечено начать исследования с Красного моря, затем пройти через Сейшелы и Маврикий с заходом во Вьетнам, где предполагались более длительные работы на рифах этой страны. Конкуренция в этот рейс, обещавший быть очень привлекательным, была жесточайшая. Мы с ученым секретарем института Оксаной Мелеховой формировали состав участников экспедиции. По каждому персональному кандидату, за исключением некоторых ученых, участие которых не только в этом рейсе было безоговорочным, решение принимал только директор. Оксана была крупная, но ладно скроенная женщина. Ее с лукавинкой глаза излучали теплоту и доброту. Женственность, тактичность, здоровое чувство юмора вместе с принципиальностью в обращении с разношерстным научным людом, порой имеющим непростой характер, вызывали у всех уважение и симпатию. Мы с ней сработались с момента ее прихода на эту должность и симпатизировали друг другу. Я предложил директору, чтобы Оксана в свою, безусловно, важную и необходимую работу в институте включила участие в рейсе и частично отвлеклась только от бумажных дел. Предложение было одобрено и тут же доведено до будущей путешественницы, которой было предложено срочно оформлять документы для получения загранпаспорта моряка.
Мы встретились с ней в Риге, по улочкам и магазинам которой не уставали с удовольствием шастать, осмотрели, сколько успели, музеев и достопримечательностей Копенгагена, сходили тайком на порнофильм и на нашумевшую тогда «Калигулу». Потом сгорели напрочь на пляже под палящим йеменским солнцем. В свободные вечера на Сейшелах посещали различные кафе и рестораны с уникальными национальными кухнями. Сейшельские острова иногда сравнивают с раем, попасть сюда стремятся сотни тысяч туристов со всего света. И вот мы работаем в этой красоте: бирюза моря, голубая лазурь небес, изумрудная зелень гор, огненные оранжево–красные цветы антильского дерева, желто–лимонные гибискусы — обилию цветов и оттенков на этих островах не перестаешь восторгаться. Больше нигде в природе нельзя увидеть пальму Коко–де–мер, плод которой весит 20 кг и считается самым крупным в растительном царстве. Этот удивительный кокос, очень напоминающий форму женского таза, овеян множеством легенд и сказаний. Местные жители верят, что именно он был запретным плодом для Адама и Евы, поэтому природный парк Балле де Май, где сохранилось больше всего сейшельских пальм, называют Эдемом. Только на Сейшелах можно воочию увидеть гигантских черепах, выползающих иногда погреться на теплый абсолютно белый шелковый прибрежный песок. Птицы островов поражают диапазоном голосов и палитрой окраски. На островах, в кронах вековых деревьев обитают редчайшие виды птиц — черный какаду и буль–буль. Чистота сейшельских коралловых рифов позволяет вам погрузиться в их красоту и тайну. Они подобны волшебному эликсиру, глотнув который вы ощущаете в себе тот благоговейный трепет и энтузиазм к жизни, которые испытывали в детстве. Рифы предоставляют возможность свидания один на один с удивительной смесью своей мощи и в то же время изящной красоты.
