Стефан Брейс - Создатель ангелов
Тошнотворный запах появлялся, но всегда исчезал. Виктор понял это уже очень рано. Если запах появлялся, то им пахло сразу от всех сестер. Каждый раз, как кто-то из них склонялся над ним, запах подавлял все остальное. Он исходил от их одежды. От их рук. От их дыхания. Так пахло холодное топленое сало, которым иногда мазали его бутерброд.
Казалось, сестры сами его чувствовали, потому что пока они так пахли, они с трудом переносили пациентов. Как будто запах разъедал их мозг, и они теряли над собой контроль. Даже сестра Марта. Каждый раз, когда она так пахла, она во время чтения становилась более нетерпелива. Более раздражительна. Поймав себя на этом, она извинялась:
— Прости меня, Виктор. Это пройдет.
«И опять придет», — думал он.
Но с тех пор как сестра Марта вернулась, от нее больше не было такого запаха. Хотя другие сестры уже пахли так два раза. Виктор буквально испытывал наслаждение, когда она мыла его и укрывала одеялом.
Отсутствие этого запаха было для него просто констатацией факта, он не мог сделать никаких выводов. Новость, о которой она рассказала ему однажды, была для него полной неожиданностью.
В тот момент она вытирала его в ванной комнате полотенцем.
— Они скоро заметят, — начала она. — Можешь сам посмотреть. И потрогать.
Сестра Марта взяла его руку и положила ее себе на живот. Он почувствовал только мягкую ткань ее хабита.
— У меня в животе растет ребенок, — прошептала она. Она поводила его рукой вверх-вниз, и теперь он на самом деле почувствовал по округлости ее живота, что под хабитом действительно что-то скрывается.
— Как только сестра Милгита обнаружит это, мне сразу же придется уйти из монастыря, — продолжила она. — Сначала она еще изругает меня последними словами. Но я готова через это пройти, потому что потом у нее не будет другого выбора. И мои родители не смогут меня больше сюда отправить.
Она опустилась на колени и крепко схватила его за руки. Она посмотрела ему в глаза, но он отвел взгляд.
— Если будет мальчик, я назову его Виктор. Тебе нравится?
Ему понравилось.
Как только сестра Милгита что-то заподозрила, она при каждой стирке стала проверять белье сестры Марты на предмет пятен крови. Она взяла календарь и вычислила, когда это могло произойти и как долго длилась ее возможная беременность. Аббатиса стала следить за послушницей, и ей бросилось в глаза, что та часто проводит рукой по своему слегка увеличившемуся животу.
— У вас болит живот? — спросила она ее однажды и напряженно ждала реакции.
Но сестра Марта даже не испугалась. Она простодушно покачала головой и с недоумением взглянула на аббатису, как будто изумившись, как, во имя всего святого, ей могло прийти такое в голову.
В течение пяти недель не обнаружив пятен крови, сестра Милгита решила обследовать девушку. У нее самой не было опыта в этом деле, поэтому она обратилась к доктору Хоппе, когда он приехал навестить сына. Ей и прежде приходилось советоваться с ним, когда ей не хватало собственных знаний и знаний других сестер, но на сей раз она чувствовала себя неловко. Женщина промолчала о том, что действительно хотела узнать, и попросила его только проконсультировать сестру, у которой уже несколько недель болит живот.
Она отвела его в комнату сестры Марты, у которой в то время был час индивидуального изучения Библии. По пути доктор осведомился о здоровье сына.
— Нет никакого улучшения, — сказала сестра Милгита. — Увы.
Она услышала, как он вздохнул.
— Как вы думаете, он счастлив? — спросил он.
— Разумеется, герр доктор.
— Я так надеюсь на это, сестра. Я очень надеюсь, что так оно и есть.
Когда аббатиса и доктор вошли в комнату, сестра Марта подняла взгляд от лежащей перед ней на столике Библии. Она сразу же отодвинула стул, встала и вежливо поклонилась им обоим.
Сестра Милгита ожидала, что послушница откажется от всякого обследования или, по крайней мере, задаст вопрос, но та, к ее удивлению, воздержалась от комментариев и сразу же легла на кровать, куда доктор Хоппе указал приглашающим жестом. Также, когда он попросил ее поднять хабит над животом, она сделала это без колебаний.
Аббатиса стояла в углу комнаты и украдкой поглядывала на голый живот послушницы. Он явно округлился.
Доктор положил правую руку ей на живот.
— Скажите мне, когда почувствуете боль, — сказал он. Он провел рукой по всему ее животу, с нажимом ощупывая его кончиками пальцев.
— Не больно? — несколько раз спрашивал он. Она каждый раз качала головой.
И вот он начал ощупывать низ живота. Время от времени его палец уходил глубоко в тело. От аббатисы не укрылось, что он хмурил при этом брови.
— Можно стетоскоп? — спросил он.
Она дала ему стетоскоп, который принесла сама.
— Не дышите, — сказал доктор юной сестре. Аббатиса тоже невольно задержала дыхание. «Ну, теперь мы быстро все узнаем», — подумала она.
Доктор слушал очень внимательно, еще раз нахмурился, передвинул стетоскоп и стал слушать опять. Его взгляд несколько раз скользнул по лицу послушницы, но та продолжала лежать, уставившись в потолок. Наконец он глубоко вздохнул и убрал стетоскоп с ее живота. Без каких-либо эмоций на лице он попросил аббатису:
— Не могли бы вы оставить нас наедине?
Она взглянула ему в глаза, убедившись, что он имеет в виду именно это, и вышла из комнаты.
Сестра Марта с облегчением опустила хабит и села на край кровати. Доктор присел на стул, стоящий у столика, и взял в руки Библию. Нервным движением он стал крутить книгу в руках.
— Я хочу, чтобы вы узнали это прежде, чем я расскажу аббатисе, — начал он. — Возможно, вам понадобится время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Я сам не очень понимаю…
— Я уже знаю, герр доктор, — перебила она его. Она хотела облегчить его задачу. — Боли в животе — это выдумки сестры Милгиты. Если я что и чувствую, это как толкается в животе мой ребенок. Он довольно… Как вы называете это? Активный?
Доктор слегка кивнул головой и выпятил губы. Шрам над правым углом его рта был припухшим.
— И какой уже срок? Вы знаете? Примерно?
— Четыре месяца.
— Я так и предполагал. Иначе вы бы не чувствовали, как он толкается. — Он бросил взгляд на Библию и вновь взглянул на Марту.
— Сколько вам лет?
— Двадцать.
Он кивнул.
— Двадцать с половиной, — добавила она.
— Вы хотите оставить ребенка?
Теперь кивнула она.
— Очень хочу, герр доктор.
— Вы, конечно, понимаете, что в таком случае вам придется покинуть монастырь. Я подозреваю, что сестра Милгита больше не потерпит вашего присутствия здесь.
— Я понимаю это. Могу я попросить вас на некоторое время остаться после того, как вы сообщите ей эту новость? Я не знаю, как она…
Он понимающе кивнул.
— Я сообщу ей эту новость при вас. Так вы хотите?
— Да, герр доктор, спасибо.
Он положил Библию обратно на стол, провел пальцами по переплету и поднялся.
— Доктор Хоппе?
Он повернулся к ней.
— Вы ведь отец Виктора? Виктора Хоппе? Вы… Я несколько раз видела вас у него.
Она чуть было не сказала, что он очень похож на него, но вовремя остановила себя.
— Да, верно. Я отец Виктора.
Стараясь не встречаться с ней взглядом, он уставился на какую-то точку у девушки над головой.
— Герр доктор… — Она замялась. — Герр доктор, Виктор не дебил. Он совсем не дебил.
Аббатиса спросила, не сможет ли он избавить ее от ребенка, если так захотят родители. Он не сразу расслышал ее просьбу, так как сидел, погруженный в свои мысли. Было ли правдой то, что сказала ему сестра Марта? Что Виктор умеет говорить. Что Виктор умеет читать.
Ступая по гулким коридорам монастыря, на пути к кабинету аббатисы, он размышлял, не обманывала ли его эта девушка. Он пришел к выводу, что у нее не было причин лгать, тем более сейчас, когда она была готова к тому, что ее выгонят из монастыря. Он спросил ее, почему же тогда он сам ничего не замечал, и она объяснила, что душу Виктора трудно понять. Что дело здесь в доверии. Этими словами она как будто вонзила нож ему в сердце.
Когда аббатиса повторила свою просьбу, и до него, наконец, дошел ее смысл, он сразу же выразил свое возмущение:
— Она хочет сохранить ребенка. Невзирая на последствия.
— Она еще слишком молода, чтобы самой принимать такие решения.
— Ей двадцать лет! — закричал он неожиданно громко.
— Она еще только послушница, герр доктор. Ее родители очень хотели бы видеть ее монахиней. Поэтому я еще раз спрашиваю вас, можете ли вы нам помочь.
Он покачал головой, сначала слегка, потом все сильнее. В тот же момент он решил промолчать о том, что ему рассказала сестра Марта о сыне.
Доверие. Это слово опять пришло ему на ум. Аббатисе так же, как и ему самому, так и не удалось завоевать доверие Виктора. Он осознал это, глядя на нее сейчас. Слушая, что она говорит. Вот почему Виктор все время молчал. И именно потому что он молчал, его объявили дебилом. Только поэтому.
