Наталья Смирнова - Москва Нуар. Город исковерканных утопий
А, стоп, по ее словам, пальто он, пока шел с ней, держал на руке (жарко), но надел его снова перед тем, как уложить девицу на бетонную плиту, забирая из ее пальцев презерватив и заворачивая ее сверхкороткую юбку.
Она это не придумала — факт. А раз так, то молодой человек меня беспокоил, здесь пахло чем-то посерьезнее обычного фетишиста.
…Опорный пункт милиции находится на той же Третьей Песчаной улице, по другую сторону от Березовой рощи — дыра в выкрашенной жирной, блестящей, коричневой краской стене. Дыра ведет вниз, в полуподвал, в короткий коридор. Отделано тут все в лучших традициях брежневского конторского стиля: копеечные стенные панели фальшивого дерева, сморщенный линолеум, изображающий пол красного дерева, крашенные белым решетки на окнах.
— Маньяки? Давно не было, — уверенно сказал участковый инспектор с прекрасной фамилией Пуля. — Конечно, хорошо, что вы пришли. Но состава преступления не вижу. Ну, малолетняя. Но если сама его повела… Ходить летом в пальто не запрещено. Что еще? А ничего. Но вообще-то можно и поспрашивать по дворам. Этакая зарядка для хвоста. Заходите через недельку — хоть вы и частный, а все же доктор, значит, знаете, о чем говорите, — с неодобрением закончил он.
А уже через три дня…
Мигали неестественно голубым цветом маяки милицейской машины, освещая серый горизонтальный обрубок под одеялом, медленно вплывавший в жерло «Скорой помощи». Но спутанные волосы и мокрый лоб все же мелькнули между несуразными синими пижамами санитаров: лицо открыто, значит, жива. Участковый Пуля мрачно посмотрел на меня и сообщил:
— Я чего вас просил прийти так быстро: если исход будет летательный — придется вашу малолетнюю клиентку допросить. Потому что и тут пальто. Значит, правда.
— Лучше бы я сам все с ее слов рассказал, — отозвался я, размышляя. — Больше толку будет.
— Ну, — согласился Пуля.
— Молодой, веселый, волосы выгорели на солнце, загорелый, длинный? — перечислил я.
— Ничего подобного. Не длинный. Пальто совсем по земле волочилось, — удивился Пуля. — Пострадавшая говорит, странное такое пальто — сталинское, типа. А так — может, и молодой, и загорелый, и веселый… И чего ему не веселиться — грохнул девушку по голове, веселее не бывает… Дырку в черепе теперь будут сверлить, наверное — травма серьезная. Сначала она на него, говорит, сама кинулась, а потом что-то ей не понравилось… Вот.
…В тупик следствие зашло с невероятной быстротой. Бригада из двух строителей, длинного и невысокого, мирно красившая до этого дом на углу Второй и Третьей Песчаных улиц, исчезла без следа, и больше всех был удивлен ее бригадир, который вернулся из Молдавии и не смог найти соотечественников. Доказать что-либо или обнаружить их было невозможно, потому что фотографии подозреваемых, с запозданием присланные из каких-то Ясс, годились только в мусорное ведро. Так что недокрашенный дом вернулся к спокойному сну среди клейкой листвы лип, под попискивание автомобильной сигнализации.
— Мы пальто без человека не арестуем и в розыск не объявим, — справедливо заметил мне участковый. — Но я что еще думаю — оно явно по вашей части. Я после нашего разговора все же дедам нашего отделения позвонил — они лучше всякого архива. Думал, что могло что-то быть года два назад, когда я еще здесь не работал. Но оказалось, что было дело 1973 года. Все тут же, в Березовой роще. С другой стороны, куда еще в нашем районе девочек вести? Маньяк надевал широкую шляпу, старообразное серое пальто, ходил и выбирал девочек типа школьниц. Интересно, что те не отказывались, как будто так и надо. Приводил в какие-то полуразвалившиеся бараки у самой Ходынки. Уговаривал их надевать белые носки, школьную форму, с фартучком. А когда его все-таки повязали, угрожал, что все следователи обкакаются, если узнают, кто он есть на самом деле, хотя живет сейчас под другой фамилией. Намекал на имя высокого, очень высокого, почти высшего руководителя Коммунистической партии и Советского государства. В общем, попал он не в колонию, а в психушку — по вашей части. Оттуда не вернулся. Сегодня ему было бы лет 90. И он был местный, а вовсе не молдавский строитель. Точка. Дело закрыто. Ну, и что вы тут можете сказать?
Сказать я не мог, честно говоря, ничего. Кроме стандартных слов типа «фетишист».
Но фетишизм не заразен, тем более — без прямого контакта, и редко бывает привязан к какой-то определенной местности.
Я взял сигарету, уселся на балконе и положил босые ноги на перила. И подумал, что живу в одном из лучших районов Москвы, где от метро «Сокол» начинается обширный треугольник Братского парка с его старинными липами, парк выходит к прямой каштановой аллее элегантного сквера, тот перетекает в сосновую рощу, а она — в знаменитую, размером с небольшой лес, Березовую рощу… Жить среди сплошных парков — какая удача! Вот только терпеть бродящих в них маньяков не хотелось бы.
Но что можно сделать? У меня (и участкового инспектора Пули) были очень странные факты.
Не один, а три маньяка, все — странно привлекательные для малолетних. Те шли за маньяками сами, с полуслова, а моя юная пациентка попросту сама на него бросилась. Сопротивляться попыталась только одна, но ведь сначала она все-таки тоже пошла за человеком в пальто, которого видела в первый раз, пошла в дальний и безлюдный угол парка. Это уже там произошло что-то, ей не понравившееся.
Да, именно три маньяка. Потому что на втором пальто доходило до земли, а на первом оно было на уровне колена. А третий уже из древней истории — но и в ней фигурирует пальто.
Это если речь об одном и том же пальто. Значит, два разных человека надевают одно и то же — да попросту, поскольку речь о молдавских строителях, одалживают друг у друга это пальто, и… И с ними начинают происходить всякие интересные вещи.
А что делать с маньяком урожая 1973-го, прости, Господи, года, который тоже «переодевался в старообразное пальто»? Старый покрой даже для начала 70-х? Это что же, 50-е? 40-е?
Сигаретный дым мирно плыл к кронам тополей, за которыми высились похожие на пряничные домики здания сероватого кирпича. Стук женских каблуков, нервный и торопливый, звонко печатал секунды на асфальте внизу.
…К участковому я пошел на следующий же день, с дурацким вопросом: нашлась ли хоть какая-то связь маньяка 1973 года с сегодняшними педофилами молдавской национальности? Естественно, связи никакой не было и быть не могло. И никто в 1973 году, понятно, не интересовался, куда делось то самое серое пальто, нужное маньяку для его выходов по девочкам. Пуля лишь вспомнил, что вроде, по материалам того давнего дела, у маньяка был целый подземный бункер, вроде забытого бомбоубежища, как раз в конце Березовой рощи. Белые носочки или верхнюю одежду милиция, конечно, могла и изъять — но в качестве вещественных доказательств могли пройти разве что носки.
— А бункер? — оживился я. — Что с ним? Где он?
— Доктор, ну какое кому дело до бункера? Мы тут когда видим такое помещение, подвал или чердак, то закрываем его, запечатываем и еще проверяем запоры время от времени. Чтобы там всякие бомжи и прочие маньяки не жили. Так и тот подвал наверняка… Запечатали и забыли. Да вот, пойдемте, я вам покажу кое-что, мы тут каждый день говорим спасибо товарищу Сталину и его министру внутренних дел Лаврентию Павловичу Берии за хорошую ментовку.
— Почему, собственно, Берии? — думая о своем, поинтересовался я.
Вместо ответа участковый торжественно провел меня вдоль по милицейскому коридору туда, где он кончался фанерной дверью. Открыл ее — и предъявил мне скрывавшуюся за ней совсем другую дверь.
Она была сделана из тяжелого, неровного, крашенного в кроваво-бурый цвет чугуна и снабжена чем-то вроде пароходного штурвала полуметрового диаметра.
Нет, не пароходного, а сейфового. Передо мной была дверь громадного, в рост человека, сейфа, много раз покрашенного, грубо, слой на слой. Она была снабжена какими-то чугунными рычагами и тем самым штурвалообразным приспособлением, которое ее открывало.
— Это все работает? — мрачно поинтересовался я, оглядывая внушительное сооружение.
— И еще как, — подтвердил участковый Пуля. — Ключ у нас. Вот такой, весом в фунт. Хотя я могу точно сказать, что ни у кого из наших желания пойти дальше этой двери пока не возникало.
Он сделал торжественную паузу, наслаждаясь моим видом.
— Крыс-мутантов, скелетов в истлевших шинелях там не обнаружишь, — заметил, помолчав, Пуля, проводя рукой по большому, как у лошади, лицу. — Но заходить туда все равно не советую. Потому что… ну, вы, доктор, уже поняли, что это вход в бомбоубежище. А наша ментовка помещается как бы в предбаннике этого бомбоубежища. Так вот, мы на углу Песчаной площади и Третьей Песчаной улицы. Вот мы тут входим в бомбоубежище… входим и по подземным переходам можем дойти подо всем кварталом до каштановой аллеи на вашей Второй Песчаной. Вы думаете, у вас в подъезде убежища нет? Оно просто заперто. Но если пройти в подвал, то рано или поздно вы уткнетесь вот в такую же железную дверь. А от нее ход под домами и улицами до метро «Сокол», наверное. Или до метро «Аэропорт». А там, где «Аэропорт», аэропорт и был — на бывшем Ходынском поле — и туда вела особая подземка от самого Кремля. В общем, входишь здесь, топаешь под землей, пока не надоест, там выясняешь, что заблудился, а потом начинаешь стучать вот в такую полуметровой толщины дверь — изнутри. Но открывать тебе никто не собирается. Потому что за такой дверью тебя просто не слышно, даже если есть кому слышать. Заскучать можно, да? Особенно без света?
