Эрик Орсенна - Долгое безумие
Вот отчего, почитая долг — более всего оттого, что у него не было иного выхода, — он остался сидеть на табурете.
К трем часам ночи все вокруг было перевязано и обернуто, заклеено скотчем. Элизабет легла на ковровое покрытие пола и тут же уснула. Уличные фонари освещали гостиную желтым светом. Можно было подумать, что тут готовятся к детскому празднику и все эти пакеты и коробки содержат подарки. Или к Рождеству. Только о елке не позаботились. Задняя дверь дома осталась распахнутой, из сада доносились звуки: шелест листьев, вопли затеявших потасовку котов.
Габриель все сидел на табурете, прямо, словно аршин проглотил. Ему было хорошо, покойно.
На рассвете явились грузчики. В прошлом вот так же, должно быть, в дом входили лица, уполномоченные засвидетельствовать супружескую неверность.
— Что будешь делать?
На переднем сиденье двухтонного «вольво» с двумя здоровяками поместилась и Элизабет. Она непременно хотела ехать с ними. Не то чтобы уж очень тряслась за добро, просто желала удостовериться, что ничто не помешает ей уехать именно тридцатого сентября, как и было условлено год назад.
— Спасибо, что остаешься на инвентаризацию.
— Доброго пути.
Здоровяки спешили: приходилось думать о пробках на выезде из города и при въезде на кольцевую автодорогу. Водитель взялся за руль, ему было все равно, в каком состоянии его пассажирка и провожающий. Грузовик тронулся с места.
LII
Какие следы оставляет на стенах, ковровом покрытии и паркете год совместной жизни? Какой вред наносится замкам, батареям, сантехнике?
Чтобы ответить на эти и добрую сотню других вопросов, они явились втроем: эксперт, пузатый и утомленный сорокалетний мужчина, его помощник по имени Жерар, безынициативный молодой верзила, и хозяйка, та самая, что распахнула двери счастью год назад, вся с иголочки, с дежурной улыбкой на устах, в кудряшках.
Эксперт с порога приступил к своим обязанностям:
— Порог: циновка непригодна, на полу не хватает одной плитки размером двадцать на двадцать, дверца почтового ящика не закрывается. Гараж: требуется подновить стены, заменить лампочку в шестьдесят ватт, пол залит маслом.
И далее в том же духе до самой крыши. Однотонное бормотание. Изумленный подобной проницательностью помощник все заносил в тетрадь.
— Успеваете, Жерар?
— Стараюсь, хотя за вами трудно поспеть! Хозяйка, не переставая улыбаться, завела разговор о
том, как ей по нраву быть домовладелицей в таком интернациональном городе, как Гент.
— Все мои постояльцы — сплошь иностранцы. Я многое от них узнаю. Однако при выборе их следует проявлять осторожность. За некоторым исключением я в общем-то не бываю разочарована. Мы словно одна большая семья. И они всегда возвращаются ко мне. Как ваша очаровательная подруга? Вы ведь тоже вернетесь, не так ли?
А Габриель по мере продвижения по дому прокручивал в голове все, что произошло с ним и Элизабет за этот год.
— Винтовая лестница, ведущая в гостиную, четвертая ступенька, четыре вмятины в дереве, — диктовал эксперт.
Это случилось летним вечером, когда они вернулись с одного чопорного приема. Элизабет посадила пятно на юбку своего костюма едкого желтого цвета. Войдя в дом, она тут же бросилась в кухню и чем-то посыпала жирное пятно, предварительно сняв юбку и оставшись в пиджаке. Габриель тем временем рухнул на диван, переваривая шато-фижак и сливовую, и подумал: «Стыд и позор, так ведут себя только мужья». Но стоило ему из-под закрывающихся век увидеть голые ноги подруги, как его накрыло горячей волной, и он наскочил на нее, как петух на курицу. Элизабет, умоляя пощадить ее, вцепилась зубами в четвертую ступеньку винтовой лестницы.
— Плесень и грибок на окнах, от влажности, — бубнил эксперт.
Бедняга! Ему и невдомек, от чего это могло быть на самом деле. Влажность, о которой он упомянул походя, была предметом неустанных забот Габриеля. Каждый день он опрыскивал из пульверизатора ящички с растениями, установленные на окнах застекленной террасы, расположенной на крыше. Это было излюбленное место Габриеля, где он трудился и мечтал, полулежа в кресле и вперив взор в небо, по которому проплывали облака и пролетали голуби. А нескончаемому бельгийскому дождичку никак было не добраться до Габриеля, и оттого он еще ожесточенней барабанил по стеклу.
Именно там ему впервые пришла мысль отправиться в Китай…
Эксперту, проводящему инвентаризацию, это и в голову не могло прийти. Что мог знать он, видящий лишь плесень и грибок, о саде, состоящем из редких пород мха: Andreaea petrophila, Funaria hygrometrica и др.?
Инвентаризация в спальне принесла разочарование. Там, где произошло столько всего, ведомого лишь двоим, эксперт обнаружил только облупившуюся в одном месте штукатурку и вырванную из гнезда розетку. Столько надежд, общих планов, объятий, шепота, стонов — и ничего?
Габриель решил, что во всем виновата кровать. Когда они сюда входили, то тут же валились на нее, а она ведь все поглощает и ничего не отдает. Безмолвна, как могила, и так же уносит все секреты.
Габриель еще раз утвердился в одном из правил своей жизни: не заниматься в постели ничем важным, включая любовь.
Но хозяйка спасла честь спальни, ткнув пальцем в сторону батареи:
— А там, под подоконником, все вам кажется нормальным?
— Простите. Как же это я проглядел? Жерар, запиши и подчеркни: «С батареи сорвана печать».
Однажды — это было зимой — Элизабет никак не могла согреться, и Габриель взял и усадил ее на батарею. А затем воспользовался этим и овладел ею. В воспоминаниях осталась нежность. Забыв обо всем на свете, они не отводили друг от друга завороженных глаз. Прохожие могли видеть спину женщины и счастливое лицо мужчины. Видимо, тогда-то и была сорвана печать.
Когда вернулись в гостиную, меж ног у них проскользнула мышь.
— Жерар, пишите: требуется дератизация.
Затем все проследовали на кухню. Эксперт разложил свои бумаги и принялся за подсчеты: сумма обещала быть внушительной. Жерар ел своего начальника глазами, а хозяйка, не успокаиваясь на достигнутом, все шарила взглядом.
— Что ни говори, но домом вы попользовались на славу! Что да, то да.
Эксперт с видом знатока подмигнул Габриелю.
— В каком-то смысле это даже хорошо. А то иные жильцы съезжают, оставляя все в таком идеальном состоянии, что и не знаешь, жил ли кто-нибудь в доме. С вами вопросов не возникает.
— Да уж, тут без вопросов, — услужливо поддакнул помощник эксперта.
Эксперт наконец покончил с расчетами и назвал цифру, которая чудесным образом совпадала с суммой, положенной на депозит в качестве гарантии.
— Что ж, мы с вами в расчете! — весело воскликнула хозяйка.
Габриель молчал. Он вышел подышать воздухом. Чего бы он ни дал, чтобы спрятаться за старую корявую липу. Чтобы все о нем забыли — на год, на два, а он оставался бы там и все вспоминал, вспоминал… Как она загорала голышом, укрывшись за кустами роз…
— Господин Орсенна, отчет готов.
Трио уставилось на него. Никому не хотелось задерживаться.
— Подпишите вот здесь, — указали ему место под кругленькой суммой.
— Куда вам выслать окончательный счет?
Он не знал, что сказать на требующий четкого ответа вопрос. Севший на подоконник голубь подсказал ему.
— До востребования, Париж, почта XIII округа.
— Понятно. Говорят, в Париже с жильем проблемы.
— Вот именно.
— Хорошо. Никаких проблем. Все с ума посходили, без конца переезжают. И чего людям дома не сидится? Это все общая Европа.
Эксперт пожал ему руку и удалился. За ним засеменил помощник. Оставшись с ним один на один, хозяйка взглянула на него иначе.
— Как ни крути, а инвентаризация — волнующее событие, не правда ли?
По всему было видно, что ухоженность — ее единственная защита от тоскливого одиночества.
— Даже я, хоть и не в первый раз ее провожу, что-то сегодня разволновалась. Ну, в общем, не теряйте меня из виду. Большинство моих постояльцев пишут мне, дают о себе знать… — Она села в машину и продолжала говорить через открытое окно. — Может быть, вас подвезти?
— Нет, спасибо, я пройдусь.
— И правильно сделаете. Ничто так не бодрит, как ходьба. Каждое первое января даю себе зарок больше ходить, но потом… ну, вы знаете.
— Знаю.
Она нажала на газ и долго ехала с широко открытой правой дверцей, что было удивительно для столь благовоспитанной дамы.
Так закончился этот год, а вместе с ним и их договор об уступке.
LIII
Длинное белое здание барачного типа с закрытыми, несмотря на вывеску «Круглосуточный обмен», ставнями; черно-желто-красный флаг, реющий над ним по воле ветерка, редкого для этого времени суток; пустая сторожка, поднятый шлагбаум.
На сей раз никаких сомнений: это последний предел — и временной, и географический — их договора.
