Карл-Йоганн Вальгрен - Водяной
В то утро я ни о чем не думала. Нет, неправда: я думала о маме. Неохота признаваться, но я думала о маме. Она мне приснилась ночью. Будто бы она вернулась домой… и я была так счастлива во сне! Я любила ее во сне почти так же, как я люблю своего брата. Мне снилось, что она совершенно трезва, что она вернулась, чтобы позаботиться о нас с Робертом. Как она была красива в своем красном пальто из «Гекоса», как изящно вертела на пальце связку ключей, стоя перед входной дверью… А где отец? Я не знала. В моем сне места для него не нашлось. Только мама. Она вернулась. Это неправильно, сказала она во сне, я не могу допустить, чтобы вас разлучили.
Меня разбудили какие-то звуки в комнате Роберта. Он там сидел и рисовал. Он всегда напевает, когда рисует, одну и ту же мелодию. И вдруг замолчал. Бумага кончилась, и он замолчал. Мне стало смешно.
Спустилась в кухню. В холодильнике пусто, даже пакета молока нет. Нам надо позавтракать. А Роберту и подавно — он давно проснулся и голоден, просто не хотел меня будить.
Нужен хлеб, нужно масло. Нужно что-то положить на хлеб с маслом. И нужна бумага для рисования, если найдется в магазине. Роберт хорошо рисует, куда лучше, чем я. Может, будет художником. Я ему всегда так и говорю: ты будешь художником, Роберт. И тогда тебе ни к чему эти мелкие буквы и цифры.
В прихожей лежал на столе конверт. Осталось только двадцать крон, достаточно. Кое-что, раз уж я иду в магазин, можно будет свистнуть, так что и на вечер хватит. А что будет дальше?
Вчера к нам приходили. Рано утром позвонили в дверь. Мы слышали, как они переговаривались на крыльце — мужчина и женщина, судя по голосам. Мы не открыли. Они подошли к гаражу, попробовали дверь — заперта. Постучали в окно. Покричали на всякий случай: «Петронелла! Роберт!» Ответа не дождались, сели в машину и уехали. В следующий раз явятся с полицией.
Я надела куртку и вышла. Стоял холодный, но, как ни странно, солнечный ноябрьский день. На улицах пусто — дети в школе, домохозяйки возятся дома, отцы на работе. Я опять вспомнила сон: мама вернулась, и я была счастлива.
В «Консуме» все шло как по маслу. Пакет спагетти уместился тютелька в тютельку за подкладкой куртки, маленькая бутылочка с кетчупом — в голенище сапога. Завтрак — в корзине. Я заплатила и вышла. Сине-желтый вымпел на флагштоке хлопал на ветру. Пахло морем. Чайки, одна за другой, с истошными криками пикировали на мусорный бак.
Я пошла по асфальтированной тропинке к нашим таунхаусам. Халтурное строительство, полуразвалившиеся машины во дворах. Краска на фасадах уже облупилась, качели на игровой площадке давным-давно сломаны, и никто их не чинит.
Свернула на нашу улицу и увидела: дверь распахнута настежь. Неужели я опять забыла за собой запереть? Вошла и позвала Роберта завтракать. Он не ответил.
Его не было и у себя в комнате. Постель не застелена. На полу валяются грязные носки. Блокнот для рисования открыт на последней странице — какой-то улыбающийся инопланетянин, вроде того, из «Е. Т.».[30]
Опять спустилась вниз. Роберта и тут не было. Я крикнула еще раз, хотя уже понимала — ответа не дождусь. Башмаки в прихожей на полу. Куртка висит на крючке.
Я выскочила на улицу. Ни единого движения. Тишина. Прислушалась и различила вдали треск скутеров. Бросило в пот и одновременно зазнобило. Я позвала его еще раз, изо всех сил. Меня охватила паника.
Я искала его больше часа, крутила педали во всех возможных направлениях, сворачивала на каждую улицу с этими чертовыми цветочными названиями, заехала на стадион, в церковную общину зачем-то, спрашивала в киоске и в магазинах. Никто ничего не видел.
Помчалась в школу. Во дворе было пусто — шел очередной урок. Побежала в пристройку, где занимался седьмой, заглянула в окно… в другое… наконец, нашла. Несколько мальчишек из его так называемого вспомогательного класса согнулись над своими учебниками, а учитель писал что-то мелом на доске. Роберта среди них не было. Я и не рассчитывала.
Поехала домой и включила радио. Майкл Джексон пел «Билли Джин».
Еще раз обошла дом. Повсюду меня преследовал запах Роберта, его волос, его одежды… И я начала рыдать, отчаянно и безутешно.
Рано утром, еще до рассвета, зазвонил телефон. Я знала, что это он, Роберт, еще до того, как взяла трубку.
— Помоги мне, Нелла… — сказал он. — Сделай все, что они скажут…
Говорит невнятно, словно у него каша во рту. Я слышала, как он старается успокоить дыхание.
— Попробуй не паниковать. Роберт. Все будет хорошо, слышишь? Все будет хорошо.
— Очень холодно, — сказал он. — Я без башмаков и без куртки. Даже носков нет.
В трубке слышались голоса. Похоже, что звонили из автомата, слышно было гудение ветра.
— Где ты?
— Не знаю. Они завязали мне глаза… прости меня, Нелла.
— Я хочу с ними поговорить… дай им трубку.
— Ты бы видела своего идиота, Доска! — Голос Педера. — Обоссался с ног до головы, смотреть противно.
Что он мог сделать?.. Они пришли к нам домой, схватили его и утащили, даже башмаки не дали надеть. Посадили на заднее сиденье скутера и увезли.
— Хорошо… чего вы хотите?
Педер поговорил с кем-то, я не слышала слов. Братик всхлипывал и всхлипывал, пока кто-то не рявкнул ему: «Заткнись!»
— Это ты, Доска?
Уж этот-то голос я ни с каким другим не спутаю. Герард.
— Все-таки долги надо отдавать. Так не годится.
В трубке послышалось слабое пиканье. Время разговора заканчивалось.
— Я сделаю все, что ты скажешь. Положи только монету. Я не хочу, чтобы разговор прервался.
— Тогда будь любезна, не болтай без дела, а слушай. Что ты можешь предложить за своего брата? Деньги не в счет.
— Водяного… — сказала я.
— Что?
— Я знаю, что тебе нужно. Ты его получишь. Только не трогай Роберта.
— Другое дело. И как мы это организуем?
— На словах не объяснишь. Я должна показать.
— Ты что, мне не веришь? — Он засмеялся, точно я сказала что-то очень остроумное. — А ты знаешь, что твой идиот-братец плюнул мне в лицо? Прямо в рот попал. Как ты думаешь, я не заражусь чем-нибудь? Он же больной у тебя…
— Могу я с ним поговорить? Пожалуйста…
Его голос мгновенно точно заледенел.
— В этой ситуации у тебя нет никаких прав, запомни это. И ни о чем меня не проси. Единственное, что я хочу услышать, — где и когда мы встречаемся.
— У заброшенного хутора. За зверофермой в Улуфсбу. Но ты водяного не найдешь, сколько бы ни искал. Я должна показать.
* * *Начинало светать, небо над горизонтом медленно розовело. Я мерзла, хотя оделась очень тепло. В руке — пластиковый пакет с одеждой Роберта.
На ветках старых, одичавших яблонь прыгали скворцы. Поле перебежала лиса. Водяной спит в своей землянке — как-то я это чувствовала.
Отсюда слышно, как в доме из дыры в потолке ритмично капает вода, капли со звоном падают на земляной пол. На поле тут и там стелятся клочья тумана, как привидения когда-то росших здесь кустов.
Я все время прислушивалась — сама не знаю к чему. Наверное, к давно прошедшему времени, оно жило где-то здесь, совсем рядом с моим, и то и дело просачивалось в него, как просачивается вода в плохо законопаченную лодку.
Посмотрела на заросшую тропинку. Отсюда они и появятся, если не надумают пойти напрямую через поле. Где они были с Робертом всю ночь? Может, у них тоже есть какое-нибудь тайное укрытие, вроде как у нас с Томми? Другой заброшенный хутор с винным погребом в землянке…
Где-то тарахтел трактор. По светлеющему с каждой минутой небу медленно плыли черные рваные облака.
— Он здесь, Доска.
Голос у меня за спиной. Я повернулась, но ничего не увидела. Дом с выбитыми стеклами и приоткрытая дверь.
— Стой, где стоишь.
Они были в доме. Пришли раньше меня.
Дверь открылась, и появился Педер. Он вел брата как бы на поводке — на шее у Роберта была петля из толстой веревки. Они надвинули ему на глаза шерстяную шапочку, и он ничего не видел. Педер волок его за собой, как овцу на убой. Братик то и дело оступался. Брюки мокрые, он, конечно, описался от страха. Одежда перепачкана глиной, руки связаны за спиной.
— Я здесь, Роберт, — крикнула я. — Все будет хорошо. Я заберу тебя отсюда.
Боковым зрением я заметила какое-то движение и резко повернулась. Из дома появился Герард со стулом в руках, а вслед за ним Ула.
— Слышишь, братик? Все будет хорошо, я обещаю.
— Он тебе не ответит, Доска. Он со вчерашнего вечера даже не пискнул. Думаю, онемел от страха. — Герард даже не посмотрел в мою сторону — внимательно осматривал стул, словно хотел убедиться, в хорошем ли он состоянии.
— Роберт, ты слышишь меня?
Никакой реакции. Бессильно упавшая голова.
— Ты же видишь… он даже не знает, где он. Что же ты натворила, Доска… это все твоих рук дело. — Герард произнес эти слова с надрывом, чуть не со слезой в голосе.
