Сюзанна Бэк - Возрождение
Развернувшись на пятках, я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть нескольких вошедших внутрь охранников. В руках они держали наручники и цепи. Очутившись в камере, они быстро рассредоточились, окружив нас пятерых со всех сторон. Их лица были абсолютно бесстрастны.
- Иисус.
Этот вскрик, сорвавшийся с губ Криттер, заставил меня отвлечься от созерцания одного из охранников, довольно уродливого мужчины со страшным шрамом на лице, и, следуя её взгляду, вновь перенести внимание на вход в камеру.
Если жене Лота было достаточно одного взгляда, чтобы превратиться в соляной столп[2] , то я с одного взгляда превратилась в скалу. Всё во мне застыло, сердце, лёгкие, мускулы, даже кровь в венах. Атомная бомба могла бы разорваться в этот момент всего в дюйме от меня, а я бы этого даже не заметила.
Передо мной, подобно кадру черно-белого кино, стояла моя жизнь.
Начиная с надвинутой низко, на самые глаза кепки и заканчивая носками её хорошо отполированных ботинок, с кобурой, приделанной к широкому ремню, который опоясывал её стройные бедра подобно райскому Змию, и глянцевой загорелой кожей, обтянутая вся с ног до головы чьей-то талантливой рукой во все оттенки коричневого, она была похожа на ожившую фантазию любой плохой девчонки.
И хотя я не могла видеть её глаз, я точно знала, что они отливают серебром, подобно солнечным очкам, которые их скрывали. Сжатая челюсть и напряжение, излучаемое её телом, отражали эмоции, которые могли видеть только глаза, умеющие читать то, что скрывается за простой (если вообще к ней можно было бы применить термин "простой") внешностью.
Гнев. И что-то ещё. Что-то большее.
Страх.
Не за себя. Никогда за себя.
Когда кто-то уверен в том, что жизнь дала ему взаймы совсем немного времени, такие вещи, как страх боли, смерти или плена, перестают оказывать на них какое-то сильное влияние.
Однако, страх за тех, кто им по-настоящему дорог, становится основной силой, направляющей их по жизни. Этот принцип вдвойне верен для женщины, которая разделила со мной мою душу.
Я вижу это в её глазах каждое утро, когда она думает, что я ещё сплю, и ослабляет свою бдительность на эти несколько драгоценных мгновений. Я вижу это каждый раз, когда мы занимаемся любовью и её руки тянуться ко мне, чтобы прижать меня как можно ближе, так, как если бы я была самым драгоценным существом на земле. Я также вижу это каждую ночь, когда мы проскальзываем под холодные, ароматные простыни, покрывающие нашу кровать, и она нежно целует меня, а затем крепко прижимает к своему телу, чтобы успокоить и защитить от ночных кошмаров.
Я знала, что точно такой же взгляд был в её глазах и на этот раз, пусть даже и скрытый за стеклами очков, которые были на ней. Я знала это также хорошо, как знала собственное имя и звук биения своего сердца, который будто бы звучал у меня в ушах. Там, где другие видели лишь гнев, я видела страх, и возможно поэтому, не боялась.
"Formaciуn y asimiento fuera de sus muсecas. No intente cualquier cosa estepido o usted moriro."
Я была поражена тем, как звучали из её уст эти иностранные слова. Они струились, словно теплый мед. И хотя из того, что она говорила, я не понимала ни единого слова, я была восхищена. Не столько звучанием её голоса, сколько теми словами, которые она произносила и тем, что за ними скрывалось. Остальные образовали нечто наподобие линии и выдернули меня в самую середину. Мои запястья были грубо подняты вверх и скованы.
В то время как мы стояли подобно солдатам, выстроившимся на плацу перед своей Королевой, тюремные охранники обмотали цепи вокруг наших талий и прикрепили к ним наши, уже скованные запястья. После чего нас всех сцепили вместе и ещё до того, как я поняла, что собственно произошло, нас в полном молчании вывели, одного за другим, из камеры и провели вдоль довольно длинного и невзрачного коридора.
В том же порядке нас провели через всё здание и вывели навстречу утреннему рассвету. Хотя воздух снаружи и был весьма холодным, довольно высокая температура, излучаемая телами моих сотоварищей, подогретых страхом, держала и меня саму подрумяненной. Но если бы моя кожа и была холоднее льда, это бы не имело абсолютно никакого значения. Да и какой силой могли обладать подобные вещи, когда всего в нескольких шагах от меня стояла женщина, которая навсегда похитила моё сердце?
Потом мой взгляд упал на пыльный, побитый фургон, на котором была изображена эмблема какого-то департамента мексиканского правительства. Двое из охранников распахнули задние двери, и одним легким движением подбородка Айс снова заставила нас идти вперед. Я немного замешкалась, забираясь внутрь, но её сильная рука на моей спине замедлила мои шаги и запечатлела её прикосновение, как отметку, на моей коже.
Когда наконец мы все оказались внутри и расселись по узким скамейкам, расположенным вдоль стен фургона, двери захлопнулись, и мы оказались запертыми в кромешной тьме.
Одновременно раздались пять резких выдохов.
- Мы - покойники, - мрачно проворчала Пони где-то слева от меня.
- Мертвы, как собачье дерьмо, - согласилась с ней Рио.
- Отличное сравнение, Рио. Спасибо, - вставила Криттер.
- А можно меня сейчас вырвет?! - добавила Ниа.
- Нет! - раздался дружный возглас.
Что касается меня, ну, давайте просто скажем, что мне стоило больших усилий задушить свою усмешку, как, впрочем, и тот огонь, который зажегся во мне от простого, самого невинного прикосновения моей возлюбленной. И поскольку машина загудела и тронулась с места, вселяя чувство, чем-то сходное с тем, как если бы мы находились в ящике, который только что запустили в открытый космос, я прислонилась к стенке фургона и позволила себе просто наслаждаться поездкой.
*****
Примерно через час или ещё позже (по крайней мере, мои почки говорили именно об этом) машина соизволила остановиться... где-то. Мы могли доехать и до Тимбукту, и до Монголии. Это всё, что я знала, будучи заперта в задней части фургона, в которой не было ни единого окна, с четырьмя женщинами, которые отчаянно боролись с тем, чтобы их не стошнило, кого от страха, кого от огромного количества выпитого алкоголя, а кого - от того и другого. Стоял такой перегар, что моим единственным желанием был простой глоток свежего воздуха.
Несколько минут ожидания, и двери открылись на распашку. На какое-то время я ослепла от ярких солнечных лучей, ворвавшихся в темноту фургона. Я попыталась прикрыть глаза, но с моими руками, прикованными к поясу, это было действительно невозможной задачей, так что я оставила свои попытки и просто сощурила глаза.
Длинный силуэт Айс бросал на нас зловещую тень, подсвеченную ярким солнцем, сияющим из-за ее левого плеча. Я поднялась вместе с остальными, получив, наконец, возможность снова стоять, и последовала за ними - в любом случае не имея другого выбора - снова во внешний мир.
Выбравшись наружу, я бросила взгляд вокруг. Моим глазам предстали лишь бескрайние просторы пустыни. Переключив своё внимание вновь на то, что было рядом, я увидела Айс, стоящую напротив Рио, с таким выражением лица, которое любой нормальный человек охарактеризовал бы как убийственное.
Что до Рио, то она стояла так неподвижно и так прямо, словно кто-то вылил расплавленную лаву вниз по её позвоночнику, где она затвердела и превратилась в цемент. Обычно такое загорелое лицо было пепельным от страха, и мне показалось, что моё сердце вылетит из груди при виде этой картины.
После долгого, пристального взгляда Айс переместилась к Пони, которая выглядела так, будто вот-вот свалится в обморок. Пони знала Айс дольше всех остальных и всегда испытывала чрезвычайно глубокое чувство уважения к женщине, которую я так сильно любила. Разочаровать Айс для неё было страшнее самой смерти.
Айс знала это, и чтобы не выдавать свои чувства прошла мимо, бросив на неё быстрый, но многозначительный взгляд. Следующей была Ниа, и хотя она всячески пыталась не выдать этого, я могла ощущать, как страх сотрясает её тело.
А затем настала моя очередь.
Пусть и спрятанный за стеклами солнечных очков, я физически ощущала на себе ее взгляд. Моя кожа начала покалывать, словно обнаженная и абсолютно беспомощная перед этим пристальным взглядом. Серьезное выражение на её лице не изменилось ни на йоту, и я почувствовала странную смесь страха и желания, которые трепетали во мне, подобно тонким крыльям бабочек.
Последовали довольно долгие и напряженные мгновения, спустя которые выражение её лица немного смягчилось, и она нежно провела пальцами по моей щеке.
Я с трудом удержалась на ногах, почувствовав слабость от охватившего меня облегчения. Моя голова взметнулась вверх, когда её - начала опускаться вниз, и наши губы встретились в нежном поцелуе долгожданного приветствия.
