Аля Аль-Асуани - Дом Якобяна
— Дядя Маляк, я извиняюсь… Я не могу сделать то, о чем мы с вами договаривались…
— Не понял…
— Я об этой подписи, которую должна была взять у Заки-бея… Я не буду этого делать…
— Почему?!
— Вот так.
— Ты окончательно решила?
— Да.
— Ладно, всё… Спасибо, — сказал Маляк спокойно, отпил чаю и отвернулся. Уходя от него, она чувствовала, что освободилась от тяжкого груза, но ей показалось странным, что Маляк так легко принял ее извинения. Она ожидала с его стороны гнева и ярости, но он оставался спокоен, как будто предвидел это, как будто что-то замышлял. Эта мысль беспокоила ее несколько дней, но вскоре она избавилась от опасений, впервые ощутив глубокое удовлетворение от того, что перестала обманывать Заки и ей нечего больше от него скрывать…
* * *В восемь часов утра шейх Шакир и Таха аль-Шазли сели в метро в направлении Хелуана. Все эти дни они много обсуждали случившееся с Тахой. Шейх пытался убедить его все забыть и начать новую жизнь, но Таха продолжал злиться и мрачнеть, пока не стало казаться, что он на грани сумасшествия. Наконец сразу после их отчаянного спора шейх закричал Тахе в лицо:
— Тогда чего ты хочешь? Ты не хочешь учиться, не хочешь работать, не хочешь никого видеть — ни одногруппников, ни родных… Чего ты хочешь, Таха?
— Я хочу отомстить тем, кто схватил меня и унизил.
— Как ты узнаешь их, если не видел их лиц?
— По голосам… Я узнаю их голоса из сотен других… Прошу вас, владыка, назовите мне имя высокопоставленного офицера, руководившего пыткой… Вы сказали, что знаете его. Шейх молчал и думал…
— Прошу вас, владыка… Я не успокоюсь, пока не узнаю его имени.
— Я не могу утверждать наверняка… Но пытки в службе безопасности вообще ведут два человека: полковник Салех Рашуан и генерал Фатхи аль-Уакиль… Оба они безбожники и преступники, им уготован ад, ужасная участь… А какой толк знать их имена?
— Я отомщу ему…
— Полный бред… Ты хочешь потратить свою жизнь на поиски того, кого ты и в глаза не видел?! Протест безумца, обреченный на провал…
— Я пойду до конца.
— Ты в одиночку будешь бороться с системой, у которой есть армия, полиция и десятки мощных орудий?!
— Как вы можете так говорить! Вы же учили меня, что и один в поле воин… Разве не было сказано: «Сколько малочисленных отрядов победило многочисленные отряды по воле Аллаха!» Правдив Великий Аллах!
— Да, воистину так, но твое сопротивление системе будет стоить тебе жизни… Ты погибнешь, сынок… Они убьют тебя в первой же стычке с ними.
Таха смолк и взглянул шейху в лицо, упоминание о смерти подействовало на него, и он ответил:
— Да я и сейчас как мертвец… В тюрьме они убили меня… Когда они, смеясь, лишают тебя чести… Когда дают тебе новое, женское имя и заставляют отзываться на него, а ты вынужден подчиниться, потому что не можешь выдержать пытки… Они называли меня Фаузия… И каждый день избивали меня, пока я не говорил им: «Я баба, меня зовут Фаузия»… Вы хотите, чтобы я жил, забыв об этом?!
В его словах было горе, он закусил нижнюю губу. Шейх настаивал:
— Послушай, Таха, я скажу в последний раз, чтобы очистить свою совесть перед Господом: ввязаться в войну против этого режима — верная гибель…
— Гибели я уже не боюсь… Я подготовил свою душу к мученической смерти… Я верю всем сердцем, что, как шахид[22] попаду в рай…
Оба замолчали. Вдруг шейх встал со своего места, подошел к Тахе, вгляделся в его лицо, горячо обнял и сказал, улыбаясь:
— Благослови тебя Бог, сын мой… Вот что истинная вера делает со своими последователями… Послушай, иди сейчас домой и собери чемодан, как будто ты решил куда-то уехать… Завтра утром мы встретимся, и я отведу тебя.
— Куда?!
Улыбка шейха стала еще шире, и он прошептал:
— Не спрашивай и делай, что говорю, в свое время ты обо всем узнаешь…
* * *Этот разговор между ними состоялся днем раньше, и Таха понял, что возражения шейха с самого начала были просто маневром, способом проверить серьезность его намерений. Сейчас они сидели рядом в переполненном вагоне метро и молчали. Шейх разглядывал вид в окне, а Таха рассматривал лица пассажиров, но не видел их — в его голове звучал тревожный вопрос: Куда везет его шейх?! Конечно, он доверял ему, но, несмотря на это, его охватило плохое предчувствие и ужас. Он понимал, что попал в опасное положение и сейчас решается вся его жизнь. Таха задрожал, когда шейх прошептал ему:
— Приготовься, мы выходим на «Турра-цемент», на следующей…
* * *Станции «Турра» дала свое имя цементная компания, основанная швейцарцами в двадцатые годы и национализированная революцией. Она наращивала мощности, пока не стала одной из крупнейших по производству цемента в арабском мире. Потом, как и другие компании, «Турра» пережила перестройку и приватизацию. Большую часть ее акций скупили иностранные фирмы. Линия метро разрезала ее территорию ровно посередине: справа остался комплекс административных зданий и громадные печи, а слева лежала ослепительная пустыня, окруженная горами, тянулись каменоломни, где огромные куски породы подрывали динамитом, а затем в больших вагонах везли к цементным печам на переплавку…
Шейх Шакир, а за ним и Таха вышли из вагона, перешли на сторону гор и пошли по пустыне. Солнце жгло, а в воздухе висела пыль, которой в этом районе было покрыто все. У Тахи пересохло в горле, а тупая боль в желудке не прекращалась, его стало тошнить, и он закашлялся. Шейх сказал шутливо:
— Терпи, герой… Воздух здесь грязный от цементной пыли… Уже завтра ты к нему привыкнешь… Вообще-то мы почти пришли…
Они встали у небольшой каменной насыпи и несколько минут ждали чего-то. Затем до их слуха донесся грохот двигателя, и появилась машина для перевозки породы, она приближалась и, наконец, остановилась перед ними. Водитель оказался парнем в голубой, сильно поизносившейся и полинявшей спецовке. Они быстро обменялись приветствиями с шейхом, который посмотрел на него изучающе и сказал:
— Аллах и рай…
Парень улыбнулся и произнес:
— Терпение и победа…
Это был пароль. Шейх взял Таху за руку, и они поднялись в водительскую кабину. Пока машина двигалась по горной дороге, все трое хранили молчание. Перед ними проезжали другие фургоны, принадлежащие компании. Наконец шофер повернул на боковую, узкую, непроезжую колею, по которой он вез их более получаса. Таха уже был готов признаться шейху в своей тревоге, но увидел, что тот полностью погружен в чтение миниатюрного Корана, уместившегося в ладони. Наконец вдалеке замаячили какие-то очертания, постепенно они прояснялись. Это были маленькие домики из красного кирпича. Машина остановилась, Таха с шейхом вышли, и водитель, прежде чем повернуть обратно, попрощался с ними… Панорама напоминала улицы беспорядочно возникших районов — вопиющая бедность, лужи на пыльных дорогах, снующие вокруг домов куры и утки, играющие босые дети, сидящие у дверей закутанные женщины… Шейх шел уверенным шагом человека, знающего это место. Таха вошел за ним в один из домов. Через открытую дверь они прошли в просторную, абсолютно пустую, если не считать маленького письменного стола и черной доски на стене, комнату. Пол был застлан большой желтой циновкой, на которой сидели молодые бородатые люди в белых галабеях. Они дружно встали, чтобы поприветствовать шейха, по очереди обняли его и поцеловали. Последний был самым старшим из них — высокий грузный мужчина лет сорока с длинной черной бородой, поверх галабеи на нем была темно-зеленая накидка. От правого века ко лбу тянулся шрам — вероятно, след от старой глубокой раны — из-за которого его глаз не закрывался до конца. Мужчина обрадовался, увидев шейха, и произнес хриплым голосом:
— Мир вам… Где вы пропадали, владыка?! Мы вас ждали целых две недели.
— Только чрезвычайные обстоятельства могли помешать мне… Как твои дела, как братья?
— Слава Аллаху, все хорошо…
— Как работа?
— Вы же читали в газетах… Удача за удачей, с помощью Аллаха…
Шейх Шакир обнял Таху и сказал мужчине с улыбкой:
— Это Таха аль-Шазли, о котором я вам говорил, Биляль… Образец молодого верующего, набожный и смелый, Да не восхвалю имя его прежде имени Аллаха.
Таха шагнул вперед, чтобы пожать мужчине руку, почувствовал его сильное рукопожатие и вгляделся в его изуродованное лицо. Слова шейха звенели в ушах:
— Таха… Если позволит Всевышний, я познакомлю тебя с братом по вере, шейхом Билялем… Эмиром лагеря… Здесь, Таха, с шейхом Билялем, ты научишься с Божьей помощью, как свершить правосудие и отомстить всем обидчикам…
* * *Суад очнулась, ей с трудом удалось открыть глаза. Она чувствовала тошноту, резь в животе, головную боль и сильную сухость во рту. Через некоторое время до нее дошло, что она в больнице — большая комната, высокий потолок, старые кресла, маленькая тумбочка в углу, двойная дверь с двумя круглыми окошечками, похожая на двери операционных из египетских фильмов сороковых годов… Рядом с кроватью стояла толстая нянечка с приплюснутым носом. Она склонилась над Суад и положила ей руку на лицо. Потом сказала, улыбнувшись:
