Константин Кропоткин - Содом и умора
Я собрался продолжить чтение, но, перевернул страницу, чертыхнулся.
— В следующий раз буду читать первым, — сказал я.
Книга была изгажена, измызгана так, словно была поваренной. Читая 204-ю страницу Марк ел что-то жирное… Я понюхал жирное пятно. Так и есть. Рыба.
Кирыч мялся у реки, то ли стесняясь своей белотелости, за два дня отпуска еще не успевшей покраснеть и облупиться, то ли боясь воды — не слишком ли холодна.
Марк меня не замечал, увлекшись самодемонстрацией. Приняв горделивую позу, он поводил головой. Новые солнечные очки бликовали. В них он был похож на гигантскую муху.
До марусиной красы никому не было дела. Берег, сложенный из бетонных плит, был для лежания малопригоден и потому почти пуст. Кроме крикливой вешалки и ее комодообразного спутника поблизости никого не наблюдалось.
— Не понимаю, как ты терпишь, — зазвенела девица зубной болью в ухо-вареник. — Арбуз мы вместе кушали…
— Я купнулся, — хохотнул парень, грузно переваливаясь с живота на спину.
— А? — переспросила она. — А! — понятливо тряхнув соломенными волосами, спутница комода вскочила и легко побежала к воде.
Для вешалки она была даже слишком грациозна.
— Черт знает, что, — вполголоса произнес Марк, все это время соседей будто бы не замечавший. — Никакой культуры у людей…
— Точно, — сказал я. — Жрут люди рыбу, а потом от нее на книгах пятна остаются.
Марк поджал губы, а я опять уткнулся в книгу.
Вскоре мы с лордом Ашенбехером выяснили, что главная улика — платок с монограммой «S» — принадлежит мисс Сенс, а ее на балу не было: она сказалась больной и вполне могла подсыпать сэру Агли яду в графин на ночном столике…
— А я-то, дура, все понять не могу, почему в речке вода грязная, — нахально встрял Марк в повествование. — Никакой совести у людей.
— За языком следи. Не дура, а дурак, — автоматически поправил я, желая, чтобы Марк оставил нас с Ашенбехером в покое.
— Вы мне мешаете! — послышался визг, озвучивая мои мысли.
День для расследований в замке был сегодня явно неподходящий. Я оглянулся на реку.
Из воды торчало две головы. Одна — подальше — принадлежала худосочной девице. Другая — Кирыч — стремительно к ней приближалась.
— Гребите отсюда! — крикнула она.
«Можно бы и повежливее», — мысленно возмутился я.
— Эй, фью! — сказал парень. — Слышь, отвали от нее.
Разомлев на солнце, комод грозил вяло, без особой охоты.
Кирыч неумолимо приближался к девице, но, насколько я его знал, для того лишь, чтобы отправиться дальше — к другому берегу реки. Если уж он берется за дело, то делает его на все сто. Плыть — так плыть! Наперекор стремнине, преодолевая препятствия, всем смертям и истеричным девам назло.
— Кирюша! — вскочив, пронзительно крикнул Марк. — Нам пора! Ты помнишь, что тренер сказал? Не переохлаждаться! Застудишь трицепс, как сегодня на ринг выходить будешь?
«Какой ринг? При чем тут трицепс?» — озадачился я.
Следующие несколько минут Марк изображал озабоченность: хмыкал, нукал, пробежался до воды, по дороге чуть не сбив нашу соседку, которая удовлетворенно, не спеша, возвращалась к своему полотенцу и комоду.
— Кирилл! — крикнул Марк, приставив ко лбу ладонь козырьком. — Выходи из воды! Здесь негигиенично! В воду всякую гадость спускают!
— Пойдем домой! — сказала девушка.
— Ты, давай… — сказал ее спутник, глядя на нас со все возрастающим интересом. — Иди одна, я полежу еще.
Поджав губы, она торопливо натянула сарафан, прыгнула в шлепанцы и начала кидать в свою корзинку вещи — полотенце, крем, яблоко, книжку, сумочку с косметикой, салфетки…
Тот, для кого предназначалась эта сцена, и бровью не повел. Он следил за Кирычем, который, победно ухая, вышел из реки и теперь занимался другим видом спорта — прыгал на одной ноге, выколачивая воду из уха и загораживая мне солнце.
«Диета ему бы не помешала», — подумал я, глядя на колышущуюся талию.
— Извините пожалуйста! — сказал парень, привстав. — Можно вас спросить?
Кирыч — не большой любитель общаться с посторонними — насупился. Марк расцвел.
— Конечно! Что вы хотели? — спросил он, вытягиваясь степным сусликом.
— Вы, боксер, да? — с придыханием сказал парень, обращаясь к Кирычу.
— Именно так! — поспешил ответить за него Марк. — В недавнем прошлом чемпион России в тяжелом весе.
— Ого! — восхитился парень.
Кирыч оторопел. Марк подскочил к парню и, подхватив его под локоть, поволок в сторонку.
— …Давайте не будем мешать ему отдыхать, если у вас есть вопросы, то вы смело можете задать их мне, я его менеджер…
— Я ухожу, — сказала девушка в спину другу.
Она постояла немного, а потом пошла, нет, почти побежала к автобусной остановке. С таким лицом ей больше пристало бы мчаться в другом направлении — к реке, топиться. Как, бедная Лиза.
— …Хук справа! Потом апперкот! Вот это был номер! — нес Марк околесицу, уводя парня по кромке реки.
— Хороша водичка, — сказал Кирыч, плюхаясь рядом со мной. — Сверху только холодная, а внизу теплые течения попадаются…
— Да-да, — сказал Марк, глядя на нового знакомого, сообщавшего что-то невнятно-дружелюбное, и повел его вдоль по берегу.
Они гуляли минут двадцать. Не знаю, что Марк наплел, но, возвратившись, комод дал трещину. На Кирыча он смотрел, как на Бога. Гипнотизировал, храня почтительную дистанцию. Марк выговорил себе статус попроще, однако тоже почетный — Полубог, особа при императорской особе, посредник между простыми смертными и небожителями.
Мне в новоиспеченной иерархии места не нашлось. «И не надо», — подумал я и без охоты вновь взялся за придурка Ашенбехера. Он мне надоел: будучи современным англичанином, лорд отчего-то изъяснялся длинно и высокопарно, без нужды тормозя сюжет. Лишь на двести двадцать седьмой странице он объяснил, что репутация мисс Сенс вне опасности, а сэр Агли был мерзавцем и умер своей смертью — от сердечного приступа. Я бы на месте автора заставил Ашенбехера сделать это на сто страниц раньше, а потом шмякнул бы его самого каминными часами по темечку. За скучность.
— …И не думай! — говорил новому знакомому Марк, полоща ноги в воде. — Никаких автографов. Знаешь что у него в контракте записано?..
— Кхе-кхе, — кашлянул Кирыч.
Он плавился под солнцем, но пятна, разгоравшиеся на его лице были вряд ли солнечного происхождения.
* * *Он шел за нами до остановки, дышал в спину, когда мы сели в автобус и напоследок сообщил-таки, что его зовут Алексеем, что он хочет быть как Кирыч — звездой бокса и предпримет все возможное, чтобы добиться своей цели.
— Я упрямый, — крикнул парень.
Двери закрылись и автобус попылил дальше, увозя навязчивого поклонника.
— Заколдовал, одурманил, наплел с три короба, — предъявил я Марку список претензий. — С девушкой рассорил.
— А чего ей приспичило в реку свои дела делать? — нашелся Марк. — Могла и до дома дотерпеть. Здесь люди купаются, а она — писает.
— Черт знаешь что! — сказал Кирыч.
— Конечно! В реку ведь негигиенично! — передразнил я. — Ты кто, санэпидемстанция?
— Нет, — согласился Марк, — …Но у него такие плечи!..
— …Такая грудь… — мечтательно произнес Марк.
Пару минут мы шли молча.
Я размышлял о прочитанном романе. Авторша меня явно надула — кровавая интрига была лишь маскировкой. Поддельная детективщица имела целью пробежаться по классической английской литературе. Образованность свою показать хотела: все эти реверансы Диккенсу и сестрам Бронте, родовые замки, скелеты величаво выпадающие из шкафов… Если все поддельное, то и Ашенбехеру позволительно выглядеть так, как бог на душу положит. Как забойщику скота, например, или как…
— Комод «IKEA», — пробормотал я.
— На реку больше не ходим, — вернул меня на землю Кирыч. — Только в бассейн.
Он стиснул зубы и заиграл желваками.
— Хорошо, — кротко ответил я.
Когда Кирыч в таком состоянии, то с ним лучше не спорить.
— Хорошо, — эхом отозвался Марк. — Только хочу предупредить. В бассейне тоже попадаются теплые течения, — и хихикнул.
«Так вот он какой, этот хук!», — подумал я мгновение спустя, не столько увидев, сколько догадавшись, отчего Марк рухнул в придорожную траву…
МАНЬЯК И МАШУША
На кухонное окно нагадила птица. Клякса, расплывшаяся по стеклу, по форме напоминала африканский континент. По цвету, кстати, тоже. «Что это она склевала, чтобы извергнуть эдакую черноту?» — подумал я, попутно восхищаясь снайперской точностью, с которой вредительница изгваздала стекло — «Африка» была намалевана аккурат по центру.
— Стреляный воробей, — сказал я.
