Ба Цзинь - Избранное
Трудно, мучительно… Вэньсюань старался не думать об этом, но не мог побороть страх и отчаяние. Даже вздрогнул. Его знобило, несмотря на жару, будто он провалился в прорубь. «Почему медицина бессильна? — в который раз спрашивал он себя. — Почему нет средства от этой болезни?»
— Ложись пораньше, Сюань, ни о чем не думай. Об отпуске поговорим утром, — сказала мать ласково, прочтя у него в глазах страдание.
Вэньсюань огляделся, словно очнувшись от страшного сна, — дневной свет угасал, с улицы доносились голоса, кто-то пел под аккомпанемент барабана, кто-то ругался, и все эти звуки сливались в сплошной шум. Вэньсюань налил себе чаю: пересохло во рту — и ответил матери:
— Сейчас, мама, лягу, и ты полежи, чтобы не было тоскливо.
— А я привыкла, я не боюсь одиночества, все равно мне скоро в могилу.
Мать прошла к себе, закрыла дверь. Он лег на кровать, по-прежнему чувствуя боль в груди и во всем теле. Мозг лихорадочно работал. Назойливо лезли в уши песни под барабан, не давали сосредоточиться, высокие резкие голоса раздражали — кто-то, видимо, пригласил уличных музыкантов. Вэньсюань никак не мог уснуть, ворочался с боку на бок, все больше волнуясь. Он весь вспотел, но не сбрасывал одеяла, боясь простудиться. Он теперь очень заботился о своем здоровье, хотя знал, что жить ему осталось недолго.
В комнате матери все еще горел свет, она не спала, изредка кашляла. Весь год она бескорыстно трудится в поте лица, и все ради него и Сяосюаня. А чем он ее отблагодарит? От этой мысли Вэньсюань впадал в еще большее отчаяние. Перед ним, как это часто бывало, возникла улыбающаяся Шушэн. Позавчера пришло от нее коротенькое письмо, она по-дружески справлялась о его здоровье. Опять прислала деньги, он отнес их, как обычно, в банк. Написал ответ, умолчав о том, что денег не тратит. Он недоумевал: сама бросила его, а забыть почему-то не может. И в душе теплилась надежда. Какое мученье! Ведь надежде этой не суждено осуществиться. Но он не мог с ней расстаться, как ни боролся с собой. Разгоряченную спину холодила мокрая от пота одежда. Он попытался крикнуть:
— Я хочу жить! Жить! — Но голос сорвался.
Никто не слышал его крика. И никому не было до него никакого дела. С улицы по-прежнему доносились шум и песни. Люди спешили по своим делам. В переулке в только что открывшейся закусочной шла бойкая торговля. «Сладкий напиток из пшеничной муки!» На этот раз голос был молодым, ему вторили звонкие голоса девушек: «Горячая вода!», «Сладкий напиток!». Жизнь кипела, только Вэньсюань одиноко лежал в постели. Хотя впереди его поджидала смерть, никто не приходил его навестить.
«Я хочу жить!» — снова крикнул он. Кому? Он и сам не знал.
28
Голос его становился все более хриплым, слабел. Сил почти не осталось. Возвращаясь с работы домой и поднимаясь по лестнице, он то и дело останавливался, чтобы перевести дух. Войдя в комнату, опускался в изнеможении в кресло и отдыхал минуты две-три.
— Возьми на несколько дней отпуск, Сюань, иначе свалишься, — умоляла мать, понимая, что ей его не спасти — он таял буквально на глазах. Врачи и те были бессильны, что же говорить о матери?!
— Ничего, я еще немного продержусь, — сделанным спокойствием говорил он, а сам вспоминал, как сильно кашлял на службе, как задыхался, как уставал. И уж совсем невыносимы были назойливые взгляды сослуживцев во время обеда. Долго ли он еще протянет? Лучше не думать об этом. Но прогнать страшные мысли у Вэньсюаня не хватало сил. Тем более тяжело было ему, когда напоминали о болезни.
Мать молча наблюдала за ним.
— Ну почему ты упорствуешь? Здоровья не жаль? — выходила она из себя.
Он лишь отрешенно качал головой.
Это я погубила его — вот мысль, что способна была довести мать до слез. Нет, не я, это та женщина принесла к нам в дом зло.
Однажды с улицы донесся надрывный женский плач и треск хлопушек.
— Что случилось? — встревожился Вэньсюань.
— Наш сосед напротив, портной, умер от холеры. Вчера был здоров, а сегодня не стало.
«Вот и хорошо, чего же убиваться», — подумал Вэньсюань.
— Будь осторожен. Простудиться сейчас, конечно, нельзя, но ты нездоров и на всякий случай надо остерегаться.
— Хорошо, — ответил он, а про себя подумал: «Остается ли после смерти душа? Помнит ли она родных и близких?»
Кто мог ему на это ответить?! Прежде он посмеялся бы над подобным вопросом, а сейчас мучился сомнениями. Неужели он никогда больше не увидит матери, Шушэн, сына? Он невольно бросил взгляд на мать: сколько преданности было в ее лице.
— Мама, — ласково позвал он.
Мать посмотрела на него, но он молчал.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего. Просто я смотрел на тебя. — Вэньсюань через силу улыбнулся и сказал: — Послезавтра приезжает Сяосюань. Не похудел ли он за эти две недели?
— Здоровье у него слабое, как у тебя. И вид болезненный. Лекарства, конечно, дороги, но не мешало бы и ему их принимать, — сказала она, пряча глаза, чтобы сын не заметил слез.
Приехал Сяосюань, и в их мрачном доме стало как будто теплее, по крайней мере появился живой человек. Бабушка ласково расспрашивала внука о жизни, интересовалась его занятиями. Сяосюань, обычно несловоохотливый, отвечал на все вопросы.
— Папа все время вспоминает тебя, соскучился. Он скоро придет с работы. Вот обрадуется!
— Да, — коротко ответил Сяосюань, даже улыбнувшись.
«Когда этот ребенок успел состариться», — удивленно думала бабушка.
— Ты здоров?
— Вполне, — лаконично ответил Сяосюань и вдруг поморщился: — Только вот на уроки не хватает времени.
— Это ничего, у тебя все еще впереди, — успокаивала бабушка внука.
— Учителя очень строгие. Не могу же я ходить в неуспевающих, перед вами стыдно…
— Чепуха! Главное — здоровье. Не будешь беречься — заболеешь, как твой отец.
В эту минуту вошел Вэньсюань. Он тяжело дышал, лицо было какого-то землистого цвета. Он рухнул в кресло, как-то странно откинув ногу, глаза были закрыты, он сидел неподвижно, как мертвый. Бабушка сделала знак внуку молчать и с испугом смотрела на Вэньсюаня. Через некоторое время Вэньсюань открыл глаза и едва слышно позвал:
— Мама!
Она подошла к нему. Он протянул к ней дрожащую руку.
— А где Сяосюань? — Он поискал глазами сына, но не увидел его, хотя мальчик стоял рядом.
— Подойди ближе, — сказала бабушка внуку, и голос ее дрогнул. Она думала, что близок конец и Вэньсюань хочет проститься с сыном. Сердце ее сжалось от боли, она с мольбой смотрела на внука.
Вэньсюань взял руку сына, когда тот приблизился, и внимательно на него посмотрел.
— Как дела? — спросил он, силясь улыбнуться, и закрыл глаза. И так молча сидел в кресле, держа руки матери и сына в своих.
Мать плакала, мальчик смотрел куда-то в пространство.
«Неужели конец?» — подумала мать. Но рука сына была теплой, и это вселяло надежду.
— Сюань, — позвала мать, и следом за ней окликнул отца Сяосюань.
Вэньсюань открыл глаза, снова постарался улыбнуться, шевельнулся:
— Не бойтесь, я еще немного поживу.
Мать вздохнула, от сердца отлегло. Сдерживая слезы, сказала:
— Тебе тяжело?
— Ничего.
Сяосюань не сводил глаз с отца.
— Ляг, я схожу за врачом, — сказала мать.
Вэньсюань бессильно опустил руки и слабым голосом произнес:
— Не нужно врача, я не болен, мама.
— Не упрямься, Сюань, скажешь тоже — не болен! Болезни бояться не надо, ее нужно лечить.
— А я и не боюсь. — Вэньсюань вынул из кармана лист бумаги, развернул и передал матери.
Мать тихо прочла:
Господин Вэньсюань!
Пишут Вам Ваши коллеги. Все мы живем на одну зарплату, слабы здоровьем, но трудимся изо всех сил. Мы, конечно, сочувствуем Вам, но у Вас третья стадия туберкулеза. А Вы вместо того, чтобы взять отпуск и лечиться, ходите на службу. Вы сидите в столовой за одним столом с нами, едите из той же посуды, и мы можем заразиться. Поэтому просим Вас обедать дома. Если же Вы не последуете нашему совету, придется принять соответствующие меры.
Внизу стояло шесть подписей.
— Это они передали тебе?
— Нет, какой-то рабочий, а написал Сяофань. Подписали все, кто сидит со мной за одним столом, кроме старины Чжуна. Конечно, их можно понять, но как это все оскорбительно… Ведь можно было по-хорошему. Разве я не человек? — Он закрыл глаза.
— Безобразие! Что за люди? Да и письма-то как следует написать не могут. Ведь вы уже несколько лет вместе работаете. Неужели у них нет ни капли сочувствия? — Мать в сердцах изорвала послание на мелкие клочки.
— Не расстраивайся, папа, они ничего не посмеют сделать, — проговорил сын.
— Выходит, вместе работать можно, а обедать нельзя? Не обязательно они заразятся. Мы же не заболели. Трусы они, — не могла успокоиться мать.
