Орхан Памук - Черная книга
Он положил голову на край колодца, пошел к коню, достал из дорожной сумы свои профессиональные орудия: два ножа и палки для пыток с железными крючьями. Вернулся. Орудуя ножами, постарался исправить уголки рта. После долгих стараний ему удалось изобразить чуть заметную улыбку. Тогда он взялся за более тонкую работу: принялся раскрывать горестно прикрытые глаза. Мучительными усилиями он добился того, что улыбка расползлась по всему лицу. Он мог наконец отдохнуть. Почему-то он обрадовался, увидев синяк на челюсти паши в том месте, куда он ткнул его кулаком перед тем, как удушить. С торжеством ребенка, сумевшего добиться своего, он побежал к коню и положил в суму инструменты.
Когда он вернулся к колодцу, головы на месте не было. Сначала он принял это за шутку улыбающегося лица. Потом, сообразив, что голова упала в колодец, не раздумывая, побежал к ближайшему дому и стуком в дверь разбудил хозяев. Старик отец с молодым сыном, увидев перед собой человека в одеянии палача, в страхе повиновались его приказам. До утра они возились втроем, пытаясь достать голову из не слишком глубокого колодца. На рассвете сын, спущенный в колодец на обвязанной вокруг пояса «душе-губной» веревке, с ужасом поднял наконец голову, держа ее за волосы. Голова была мокрая, но не плачущая. Палач спокойно обтер ее, опустил в торбу с медом и, довольный, уехал на запад, сунув отцу с сыном несколько курушей.
Взошло солнце, в распускающихся по весне деревьях щебетали птицы, мир стал прежним знакомым миром, и палач испытал огромную, как небо, радость жизни; он преисполнился ликования. Рыданий из торбы не слышалось. Перед полуднем палач спешился на берегу озера среди поросших соснами холмов, лег и впервые за много дней погрузился в настоящий глубокий сон. Перед тем как уснуть, он подошел к озеру, посмотрел на свое лицо в зеркале воды и еще раз убедился, что мир вернул себе прежние очертания.
Через пять дней в Стамбуле, когда свидетели, лично знакомые с казненным, скажут, что вынутая из волосяной торбы голова не принадлежит Абди Паше и улыбчивое выражение совершенно ему не присуще, палач вспомнит отражение своего счастливого лица в зеркале озера. Его обвинят в том, что он получил от Абди Паши взятку и умертвил вместо него кого-то другого, возможно невинного пастуха, а чтобы подделка не открылась, пытался перекроить лицо; он не отрицал ни одного из обвинений, понимая, что это совершенно бесполезно: он увидел, как вошел палач, который сейчас отделит от туловища его голову.
Весть о том, что вместо Абди Паши казнили невинного пастуха, разнеслась быстро, настолько быстро, что второго палача, посланного в Эрзурум, встретил лично Абди Паша и тут же приказал убить его. Так началось восстание Абди Паши, про которого иногда, читая буквы на его лице, говорили, что он лжепаша. Восстание длилось двадцать лет, и за это время лишились головы шесть с половиной тысяч человек.
Тайна буке и забытая тайна
Тысячи, тысячи тайн будут открыты, Когда тайное лицо покажет себя.
АттарК тому времени, как наступил вечер и перестал звучать сердитый свисток полицейского, регулирующего движение на площади Нишак, Галип уже так долго рассматривал фотографии, что чувство тоски и горечи, вызываемое в нем лицами соотечественников, притупилось; слезы больше не лились из его глаз. Не возникало и волненья, радости и веселости, пробуждаемых некоторыми лицами; будто он ничего больше не ждал от жизни. Он глядел на фотографии с безразличием человека, утратившего память и надежды, не имеющего будущего. В доме царила абсолютная тишина: казалось, она зародилась где-то в глубине сознания, а потом, постепенно разрастаясь, охватила тело и все вокруг. Он принес с кухни хлеб с сыром и холодный чай и стал есть, продолжая рассматривать фотографии, роняя на них крошки. На смену дневным шумам города пришли голоса ночи: теперь он мог слышать мотор холодильника, звук опускаемого на другом конце улицы ставня, смех, долетавший из лавки Алааддина. Он прислушивался к торопливому стуку каблучков по мостовой, продолжал смотреть на фотографии, уже ничего не переживая, безразличный и к звукам, и к тишине.
«Чтобы быть похожим на героев детективных романов, постоянно находящих следы убийцы среди вещей,-устало рассуждал Галип, — достаточно верить, что предметы вокруг человека хранят его тайны». Из шкафа в коридоре он достал коробку, где Джеляль собрал книги, брошюры, вырезки из газет и журналов и фотографии, относящиеся к секте хуруфитов, и сел изучать их.
Он увидел лица, нарисованные арабскими буквами: глаза из «ба», и «айн», брови из "з" и "р", носы из «алиф»; Джеляль выписывал буквы тщательно, как ученик, недавно освоивший старую графику. На страницах книги, отпечатанной литографским способом, плачущие глаза были выполнены буквами «ба» и «джим», точка буквы «джим» стала слезой, падающей на край страницы. Те же буквы легко прочитывались на бровях, глазах, носу и губах лица, изображенного на старой черно-белой неотретушированной фотографии, под которой Джеляль разборчиво написал имя одного из шейхов Бекташи. Га-лип разглядывал выведенные буквами таблички «О, вечная любовь!» и нарисованные — так же, буквами — галеры, качающиеся в бурном море, молнии, устремленные с неба вниз, как взгляд, пронзительные пугающие лица, вплетенные в ветви деревьев бороды. Он не спеша перебирал фотографии: бледные лица с выколотыми глазами, невинные младенцы, на краешках губ которых буквами отмечены следы греха, грешники с начертанным на лбу страшным будущим. Он увидел задумчивое выражение на лицах повешенных бандитов и премьер-министров в белых рубашках смертников с табличками на шее, глядящих вниз на землю, до которой не доставали их ноги; выцветшие фотографии читателей, усмотревших разврат в подведенных глазах известной кинозвезды; читатели, считающие себя похожими на падишахов, пашей, Рудольфе Валентине и Муссолини, присылали свои фотографии, отметив на них соответствующие буквы. В одной из статей Джеляль зашифровал читателям послание, раскрывающее особый смысл и особое место буквы "х" в слове «Аллах»; читатели, разгадавшие это послание, прислали длинные письма, где пытались доказать, что заниматься недели, месяцы и годы словами «утро», «лицо», «солнце», чтобы разъяснить симметричное их начертание, — все равно что поклоняться идолам. В коробке он обнаружил фотографии основателя секты хуруфи Фазлаллаха Астарабади, снятые с миниатюр и дополненные буквами, арабскими и латинскими; расписанные также словами и буквами фотографии футболистов и киноактеров хранились в пакетах из-под вафель и разноцветной, жесткой, как резиновая подметка, жвачки, продававшихся в лавке Алааддина; тут же были присланные Джелялю читателями фотографии убийц, грешников и шейхов.
По надписям на обратной стороне фотографий легко было определить, что они присланы для рубрики «Ваше лицо — ваша личность», которую Джеляль вел в начале шестидесятых годов одновременно с рубрикой «Хочешь — верь, хочешь — не верь»; часть фотографий была прислана в ответ на призыв Джеляля: мы хотим видеть фотографии наших читателей и напечатать некоторые из них в нашей рубрике! Люди на фотографиях смотрели в камеру так, будто вспоминали далекое прошлое или увидели на миг сверкание зеленоватой молнии на далеком черном фоне едва видимого горизонта; так, будто привычно наблюдали свое будущее, медленно тонущее в черном болоте; так, будто знали, что утраченная память никогда больше к ним не вернется. Галип догадывался, почему Джеляль обозначал буквы на всех этих фотографиях, но когда он хотел эту догадку использовать как ключ, чтобы понять, что связывает его с Джелялем и Рюйей, с этой нереальной квартирой, определить собственное будущее, его сознание тут же застывало, как лица, запечатленные на фотографиях, а факты, которые необходимо было связать между собой, терялись в тумане смысла, отмеченного на лицах.
Из литографированных книг и брошюр с большим количеством опечаток он узнал о жизни Фазлаллаха, основателя секты хуруфи и пророка хуруфитов: родился в 1339 году в Хорасане, в Астарабаде, недалеко от Каспийского моря. В восемнадцать лет был суфием, совершил хадж, стал мюридом некоего шейха по имени Хасан. Галип читал, как Фаз-лаллах набирался опыта, путешествуя по городам Азербайджана и Ирана, вникал в содержание его разговоров с шейхами Тебриза, Ширвана и Баку и чувствовал, что у него в душе растет неодолимое желание «начать сначала» собственную жизнь по примеру, описанному в этих книгах. Сбывшиеся впоследствии предвидения Фазлаллаха относительно собственной жизни и смерти и новая жизнь, которую хотел начать он сам, казались Галипу чем-то вполне обычным. Фазлаллах сначала прославился толкованием снов. Однажды во сне он увидел, как два удода смотрят с дерева на него и пророка Сулеймана; сны Фазлаллаха и Сулеймана перемешались, а две птицы на дереве соединились в одну. В другой раз он увидел во сне, что в пещеру, где он укрылся, к нему придет дервиш, и в самом деле к нему пришел дервиш и сказал, что видел его во сне: они вдвоем читали книгу и, когда переворачивали страницы, видели в буквах свои лица, а когда смотрели друг на друга, то на лицах видели буквы из книги.
