Пора домой (сборник) - Жемойтелите Яна
Свою конструкцию Жора держал в сарае, замаскировав досками и дырявой шинелью. Остов он обнаружил тут же, в сарае. Это был самовар – огромный, почти ему в рост, абсолютно черный от времени, однако без единой пробоины. Черное тело самовара Жора обернул чайной фольгой просто для красоты, а поверх приклеил красные бумажные буквы: «СССР». Смастерить и приделать к конструкции остальные детали не составило большого труда. Оставалось теперь только вывезти самовар загодя на пустырь и прикрыть ветками.
Утро занялось алым, продернув красную нить у земли по самой кромке тяжелых облаков. День обещал быть дождливым, но это не имело значения. Когда через городок шел московский скорый, Анютка была уже в резиновых сапогах и теплой кофте. Она распахнула окошко настежь, озираясь воровато, хотя находилась одна в комнате, юркнула наружу ловко, как белка. Только под окошком присела, разглядывая дырочку на коленке, но возвращаться-зашивать было некогда.
Жора уже был на месте. Он сидел у тлеющего костра. Под курткой его угадывалась одежда парадная, как на пионерскую линейку, ветер полоскал кончики красного галстука.
– Ну, я пришла! – Анютка прикрыла портфелем дырочку на чулке.
Серьезный Жора приложил палец к губам и, указав на шалаш из еловых веток, шепнул:
– Поможешь, пошли. Главное – успел я костер прожечь.
Он откинул первую ветку: фольга блеснула красным в свете зари.
– Давай, не бойся!
Анютка осторожно сняла вторую ветку – самовар вырастал из веток огромный, сверкающий, настоящий крылатый замок.
– Какой красивый! – Анютка замерла в восхищении.
– Красивый? То-то же! – гордо ответил Жора. – А ты говоришь… Погоди, то ли еще будет!
– А разве еще что-то будет?
– А разве уже что-то было? Ну люди! Удивляете вы меня! Ты, может, думаешь, для красоты я самовару приварил крылья?
– А для чего же?
– Поражаюсь я, глядя на местное население. Думаете, как выбраться за колючку, а дороги знаете всего-то две: вперед и назад.
– Так если в сторону, это же… ну, уклонисты это!
– Уклонисты, ой! – Жора, смеясь, ухватился за живот. – А еще вверх дорога бывает! Поняла, ну! Небом через колючку перемахнуть слабо? И не самовар это больше, а спутник.
– Спутник? – растерянно повторила Анютка. И сказала ни к чему еще раз: – Такой красивый…
– Ты, вообще, тоже красивая, – вздохнул Жора. – Почти как мой спутник. Знаешь, я к тебе отношусь… нормально.
Он подхватил из костра углей, сыпанул куда полагается в самовар…
– Не стой же ты, помогай! – грубовато приказал он Анютке. – Сейчас кочегарить будем!
Спохватившись, она бросила портфель, подхватила с земли приготовленный Жорой сапог…
– Так что, полетит он у тебя, что ли?
– Полетит, еще как!
– Как же полетит, когда самовар это?
– Так это только с виду теперь, а на самом-то деле – спутник. Я все по Циолковскому делал.
– По Циолковскому, да? Да где ж это видано, чтобы спутники на углях летали? Ну я понимаю, на керосине…
– На керосине – может быть, настоящие ракеты. А у меня – самовар, он и должен на углях летать. На углях и на воде. Давай-давай, не ленись! Раскочегаривай!
Анютка старалась. От жара зарделось уже лицо и глазам становилось едко.
– Жора, – спросила она. – А мы сейчас не умрем случайно?
– Не умрем, не боись. Это если только меня впоследствии расстреляют.
– Расстреляют, ой. А за что?
– Да вот за это и расстреляют. Но ты все равно не бойся: если я умру, это как будто на другой станции останусь просто. А ты уедешь от меня вперед.
Большое тело самовара загудело – раскаленное до того, что местами начала отклеиваться фольга… Снизу, из самого сопла, повалил густой пар…
– Ну-ка, Анютка, еще чуток! – прокричал Жора. – Поднажми!
Анютка в страхе отдернула руки – в то же мгновение самовар-спутник подпрыгнул, уверенно завис в полуметре от земли, завертелся волчком на месте… Дальше раздалось шипение, выросшее в огромный рокот. Анюткины глаза успели запечатлеть, как спутник уходит в небо, оставляя за собой пламя и дымный шлейф. Ее толкнуло горячей волной на землю.
Математика все же не состоялась. Когда Анютка и Жора появились в школе, успев отмыться кое-как от сажи и грязи, директор собирал общешкольную линейку. Пионеров построили во дворе шеренгой, вынесли знамя дружины, отдали знамени салют…
Директор начал очень серьезно, по-взрослому:
– Товарищи! Сегодня, четвертого октября 1957 года, первый искусственный спутник выведен на околоземную орбиту!
Все – учителя и ученики – дружно закричали: «Ура!».
– Этот великий успех советского народа – успех каждого из нас, кто на рабочем месте или за школьной партой занят созидательным трудом на благо нашей социалистической Родины…
Жора тихонько дернул Анютку за рукав:
– Я штаны прожег. Знаешь, от матери попадет – ой!..
Анютку удивляло только, отчего создатель первого спутника находится среди них на равных, никак не отмеченный, и почему его должны волновать какие-то там штаны.
После линейки Жора шепнул Анютке:
– Ты только не рассказывай никому, что видела. Вот, я тебе обещал яблок… – Он сунул ей в руку два больших желтых, как луна, плода.
– А почему не рассказывать? – также шепотом спросила Анютка. – Тебя расстреляют, да?
– Ну, теперь-то не расстреляют, – прикинул Жора, но на вопрос так и не ответил.
Анюткин отец заскочил домой в обеденный перерыв с кульком «подушечек», распорядился немедленно ставить чайник, включил радио на полную громкость. По радио повторяли без конца, что сегодня в шесть часов утра по московскому времени первый искусственный спутник вышел на околоземную орбиту. Отец пил чай с «подушечками», от волнения шумно потягивая из блюдца.
– Анютка, Анютка, – под окном снова прыгал Жора.
– Жор, – Анютка высунулась из окна, разговаривая для конспирации шепотом. – А ты почему еще здесь?
– А где же мне быть?
– Как где? В Москве. Тебе орден должны вручать.
– Вручат мне, шиш! Московский скорый через нас без остановки проходит. Ты, вот что, Анютка, у тебя черные нитки есть? А лучше еще и черную тряпицу найди. Шить можешь? У меня дыра на штанах – гляди, во!
– Да ты в дверь зайди, что под окошком прыгать? Не бойся, отец ничего не скажет!
Жора прошмыгнул в дом, очень стеснительно кивнув Анюткину отцу: «Здрасьте!».
– Здравствуйте, пионерия, угощайтесь! – Отец было пригласил к столу.
Жора, замотав головой, скрылся в Анюткиной комнате.
– Ну, где дыра? – Анютка достала коробку с нитками.
– Штанину прожгло! – Жора показал подпаленный с внутренней стороны край. – Тебе хорошо: отец у тебя понимающий. От радости даже конфет купил. А матери моей главное – чтобы штаны целые были. Тяжело вообще на земле стало. За всякую дырку приходится отвечать. Я думаю, еще лет шесть здесь поживу, школу закончу, а там улечу в космос.
– Насовсем? – голос Анютки дрогнул.
– Посмотрим. Да ты не расстраивайся: это ж еще не скоро. Шесть лет – это… это ого-го сколько!
– Да, – вздохнула Анютка. – Жить и жить… Только… где же тряпицу такую в тон найти? Настоящая бахрома по краю. Если обожженное срезать и на его место полоску… А может, просто укоротить обе штанины, как будто ты вырос? Такое с людьми случается часто. Правда, обычно летом.
Жора хохотнул обрадованно:
– Соображаешь! Мне б и в голову не пришло. В самом деле – мать меня измерять не станет.
– А края подогну, я умею! – засуетилась Анютка в поисках ножниц. – Шов есть такой специальный, называется «козлик»…
На следующий день Жора не пришел в школу. К учительнице приходила объясняться его мать. Она плакала в кабинете, что Жора неожиданно вытянулся – так, что штаны оказались короткие непомерно.
– Что же, не в отцовских ему ходить! У отца штаны тоже почти одни. Ну, есть еще стеганые для огорода… С войны, он в них партизанил… А получка двадцатого, три дня до нее!
