Олег Рой - Эдельвейсы для Евы
Она была в узком черном платье, рыжие густые волосы убраны под черный тонкий шарф. «Прямо, как вторая вдова», – отметил я про себя. Регинка, ни на кого не глядя, подошла к гробу и встала в изголовье. Жанна, стоявшая точно напротив нее по другую сторону, смерила рыжую недоуменным взглядом, но та даже внимания на нее не обратила, потупила взор и застыла, прижимая к груди букет темно-красных, почти черных роз.
Начался ритуал прощания. Сначала вышел вперед брат Добрякова и долго говорил о том, каким хорошим человеком был Миша, потом его место занял какой-то телевизионщик с монологом, повествующим, какого замечательного сотрудника они потеряли, потом кто-то из женщин заплакал… Меня всего трясло от нетерпения. «Только бы не упустить Регину, только бы не упустить», – повторял я про себя. И даже занял позицию у двери, чтобы не дать этой гадине проскользнуть.
Наконец, скорбные речи, тяжелые вздохи и возложение цветов закончились. Под траурную музыку гроб уехал в открывшуюся в стене нишу. Участники церемонии потянулись к выходу. Жанна, проходя мимо меня, молча сжала мою ладонь и прошествовала дальше. Регинка меня пока не заметила, она так и шла, опустив очи долу.
Ну что же, мне это было только на руку. Я отправился за ней и, улучив момент, подошел сзади, взял ее под локоток и тихо проговорил:
– Как нога, зажила?
Видимо, я так крепко схватил ее, что она вскрикнула, пожалуй, сначала от боли, а уж потом от неожиданности. Она явно не была готова увидеть меня здесь.
– Тише, тише, – я увлек ее в боковую аллейку кладбища. – Идем поговорим.
Регина не сопротивлялась, только испуганно смотрела на меня. Среди всех этих могил, крестов, памятников и искусственных цветов мы смотрелись, должно быть, как в сцене из фильма. Только меня в тот момент меньше всего волновало, как я выгляжу, – я наконец-то мог дать волю распиравшим меня чувствам.
– Где мой ребенок? – я готов был разорвать ее на части.
– Ты с ума сошел! – отвечала она дрожащим голосом. – Я к этому не имею никакого отношения.
– Врешь, – сказал я. – Я тебя сейчас в милицию сдам. Они там тебе быстро докажут, к чему ты имеешь отношение.
– Пусти, больно! – она смахнула мою руку со своей. – Я когда еще тебе говорила идти в милицию, забыл?
– Ты что же, станешь отрицать и что была знакома, – я кивнул в сторону похоронной процессии, – с этим твоим Мишей?
– Не стану! – отрезала она.
– А что была во Львове вместе с ним? И что в львовской квартире, которую вы на пару снимали, обнаружилось платье моей Светки – это что, тоже не доказательство?
– Какое платье? Не знаю никакого платья! – она продолжала отпираться, но было видно, что она растеряна. Я возликовал. Мне хотелось захватить ее врасплох, и, похоже, эта затея удалась.
– А вот такое платье. Голубенькое, с матросским воротником и колокольчиком на капюшоне. Ты его уронила за кресло в спальне, да и забыла.
– Вот черт! – Регинка даже ногой притопнула. – Как же ты туда попал, в ту квартиру?
– А тебя это не касается! Тоже мне, профессорская внучка! Да ты небось до этого и во Львове-то никогда не была! Специально притащилась туда за большими деньгами!
Рыженькая на некоторое время замолчала, сорвала с ближайшего куста веточку и стала обрывать с нее свежие зеленые листочки. Потом переломила пополам оголившийся прутик, отшвырнула его в сторону и подняла на меня глаза. Странно, но она выглядела даже довольной.
– Ты прав, мы действительно притащились, как ты говоришь, во Львов в ожидании больших денег. Но Миши нет, так что эти деньги придется получить мне. И я их получу.
– И не я ли тебе их дам? – я был сражен ее наглостью.
– Ты. Больше некому.
– Вот как? И за что же?
– Ну, ты же хочешь вернуть свою девочку, правда? А значит, заплатишь этот самый миллион, как миленький!
– Ты, ты… – я чуть не бросился на нее.
– Тихо, тихо! Держи себя в руках. Кругом люди, на нас уже смотрят. И уйми свой темперамент, мы сейчас не на диване.
– Я тебя убью! – прошипел я.
– Ты меня и пальцем не тронешь! – отвечала рыжая стерва. – Ведь я твоя последняя надежда спасти дочку, правда? А если с моей головы хоть один золотой волос упадет, тебе ее не видать как своих ушей.
Куда только девались ее растерянность и испуг? Да, похоже, я поторопился торжествовать победу.
– Где моя Светка?
– Так я тебе и сказала!
Я открыл было рот, но тут наше уединение нарушил Борис, брат Добрякова.
– Гера, вот вы где! А я вас по всему кладбищу ищу… Жанна Петровна просила вас разыскать.
Я бросил взгляд на Регину – у меня было желание привязать ее какой-нибудь веревкой покрепче к росшему рядом толстому вязу, чтобы она не сбежала. И она сразу поняла, в чем дело:
– Иди-иди! Я тебя дождусь. Мне сейчас самой невыгодно тебя потерять – надо же обсудить все детали. Иди к вдове, утешь ее, – она нехорошо усмехнулась. – А я тебя подожду у выхода.
Но пока у выхода меня ждала Ежиха. И не одна, в обществе бритоголового похоронного агента.
– Гера, ну куда же вы пропали? – недовольно выговорила мне она. – Так нехорошо, семеро одного не ждут. Вы едете с нами на поминки или нет?
– Жанна, дорогая, – стал оправдываться я. – Извините, но я никак не могу. Так по-дурацки складываются обстоятельства. Простите. Я и на похороны-то выбрался с трудом, пытался как-то сегодня освободиться, но не получилось. Я вам обязательно позвоню.
Мне было неловко перед ней, но, подняв глаза, я увидел, что она совсем не расстроена. Более того, вдова улыбалась – но не мне, а шкафообразному агенту.
– Ладно, тогда мы отправляемся без вас. До свидания. Позвоните как-нибудь, – Ежиха чмокнула меня в щеку. Номера ее телефона я не знал.
Я боялся, что рыжая змея все-таки обманет меня, но она действительно никуда не сбежала. Цокая каблучками, прохаживалась вдоль стоящих за оградой машин, нетерпеливо поглядывала по сторонам.
– Которая твоя?
– Садись, – я подошел к «Тойоте» и открыл дверцу. Регина забралась на переднее сиденье с очень довольным видом.
– Меня в отличие от тебя на поминки не позвали… А пожрать хочется. Предлагаю поехать в какой-нибудь кабак, там и разговаривать будет удобней. Или ты не можешь отказать безутешной вдове и отправишься сейчас в Химки?
– Прекрати. Поедем, куда скажешь.
– Ну, вот и чудно.
Я нажал на газ, и машина тронулась с места.
– Я смотрю, ты завел дружбу с этой вешалкой? – Она сдернула с головы шарф, развернула к себе зеркало заднего вида и стала поправлять рыжие волосы.
– С кем? – не понял я.
– Ну с Жанночкой с этой. А?
– Не твое дело. И оставь зеркало в покое, если не хочешь, чтобы мы последовали примеру твоего Миши.
– А ты мне не хами! – возмутилась рыжая, но все же вернула зеркало назад. – Я тебе не Жанна, я привыкла к вежливому обращению.
– Да далась она тебе, эта Жанна! Успокойся, теперь вам делить нечего – Миши вашего общего больше нет. А ей, между прочим, хуже, чем тебе, – у нее ребенок.
– И что ты мне предлагаешь, жалеть ее? Вот еще! Ей теперь и дом достанется, и квартира, и деньги – у Миши были кое-какие сбережения… А я осталась и без него, и без средств к существованию.
– Бедняжка! – иронически заметил я.
– И не говори. Самой себя жалко. Теперь вся надежда на тебя и на твои отцовские чувства.
– Какая же ты дрянь!
Регинка поглядела на меня зелеными в крапинку глазами:
– Знаешь что – остановись вон там. По-моему, симпатичный кабачок. А то я есть хочу – умираю.
Мы подъехали к придорожному ресторану, стилизованному под деревянную избушку, зашли внутрь и выбрали себе место на открытой веранде второго этажа.
Я заказал себе только стакан минералки – мне кусок в горло не лез, Регина же не собиралась ни в чем себе отказывать. Подробно расспросив обо всех блюдах официанта, она выбрала салат из креветок, печенку с грибами и вишневый пирог.
Эта девица не переставала меня удивлять происходящими с ней переменами. Только что она была одним человеком – и тут же, прямо на глазах, преображалась в совершенно другого. Во время поедания салата ее вдруг потянуло на откровенность.
– Мы собирались с Мишей пожениться, – говорила она, не переставая жевать. – И поженились бы, если бы не эта его нелепая смерть. С таким мужем я бы большие дела делала… Да, я была ему отличной парой, не то, что эта дура Жанна. Как же все-таки он не вовремя умер… Теперь мне придется самой заботиться о себе, – она отодвинула тарелку с опустевшей половинкой авокадо.
– Я уже выразил тебе свое сочувствие. Чего ты еще от меня хочешь?
– Как чего? Денег, конечно!
Ей подали печенку, и она с жадностью на нее набросилась. С непрожаренного куска мяса капала кровь, Регина собирала ее хлебом с тарелки и слизывала с губ, только что не урча от удовольствия.
«Как вурдалак», – подумалось мне.
Когда она покончила с десертом, в глазах ее появилось выражение сытости и счастья.
