Марк Агеев - Роман с кокаином

4) Свой основной прием Набоков назвал в «Даре» "многопланность мышления": "Смотришь на человека и видишь его так хрустально-ясно, словно сам только что выдул его, а вместе с тем, нисколько ясности не нарушая, замечаешь побочную мелочь – как похожа тень телефонной трубки на огромного слегка поднятого муравья и (все это одновременно) загибается третья мысль – воспоминание о каком-нибудь солнечном вечере на русском полустанке…" Осязательность (хрустальная ясность), метафоричность (телефон, как муравей), психологизация через одновременное восприятие и через анамнезис – таковы своеобразные черты набоковского стиля во всех его произведениях. Но те же особенности в изобилии рассыпаны и в "Романе с кокаином". "Перелив многогранной мысли" влечет за собой многосоставные фразы с нагромождением причастий и деепричастий, с постоянным балансированием противостоящих или соседствующих восприятий ("с одной стороны… с другой", "не потому, а потому", "вместе с тем" и т п.). И Набоков, и Агеев (да и впрямь, Агеев ли?) владеют этими сложными периодами в совершенстве (см. выше виртуозную фразу о Гоголе). У обоих авторов (если только их двое) параграф в половину или в целую страницу составляет собою смысловую единицу, своего рода крохотную новеллу с завязкой, нарастанием и отчетливой развязкой в виде pointe.

От общестилистического анализа перейдем теперь к особенностям набоковского языка, к его семантическим полям и своеобразным тропам (в основном метафорам). И тут самый поверхностный взгляд, который силой интуиции не уступает подсчетам электронных машин, выявляет поразительное сходство между Набоковым и псевдо-Агеевым.

1. Возьмем, к примеру, глагол "морщиться", употребляемый Набоковым и в прямом, и в метафорическом смысле (у него вообще предметы наделяются человеческими чертами и, обратно – человек уподобляется предмету). Начиная с "Машеньки", все персонажи Набокова только и делают, что морщатся.

В "Приглашении на казнь" (далее сокращаю: П. К.) уже морщится темнота, а в "Романе с кокаином" (далее сокращаю: Р. К.) морщатся не только люди, но морщится и дом, морщатся цветы (тот же анализ можно проделать и с глаголом "моргать", не менее повторяем у Набокова, чем у Агеева).

2. Набоков обращает пристальное внимание на тело, на его составные части: спину (лопатки), руки (локти, ладони), ноги (колени, ляжки, щиколотки, подошвы, особенно носки). То же и у Агеева. Всех перекличек здесь не привести, ограничимся первыми попавшимися примерами:

"…и тот, горбатясь, проворно отступил" (П. К.);

"…только спина его еще больше сгорбатилась" (Р. К.);

"…опираясь одними лопатками и ладонями" (П. К.);

"…пианист здорово работал локтями, лопатками и всей спиной" (Р. К.)…

3. Характерны для Набокова неожиданные метафорические "фруктовые оттенки", но то же и у Агеева:

"…абрикосовую луну перечеркнула туча" (П. К.);

"…видны были пузатые столбики балконной ограды, очерченные абрикосовыми отсветами" (Р. К.).

А теперь пойдите догадайтесь, у кого из двух авторов "персиковая ляжка", "мандариновый огонек папиросы", "сливочный оттенок на щеках!" У кого "красное, как апельсин королек, солнце", а у кого "расплющенными апельсинами просвечивало горевшее в вагоне электричество"?

4. Характерна для Набокова и его двойника Агеева фонетическая деформация с издевательской интонацией. В "Приглашении на казнь" директор тюрьмы говорит Цинциннату: "Будет, я тозе хоцу".

"В Романе с кокаином" (не того же автора?) сын за столом злобно передразнивает заботливую мать: «ффкюсне» произнес я с отвращающей гримасой" (это «ффкюсне» потом отзовется в страшном сне Вадима Масленникова).

5. Характерно для Набокова и Агеева (неразлучная пара) воспроизведение звуков голоса или шумов:

"– Бу, бу, бу, – гулко бормотала она" (П. К.).

"– Тук-тук, – стучал штемпель" ("Подвиг").

"– Тиштиштиштиш, – быстрым, сливающимся шепотом высвистывает Нелли" (Р.К.).

"…лихач… отрывисто припевал кротким бабьим голоском-пр…, пр…, пр…" (Р. К.).

Набоков и Агеев (водой не разлить) любят разнообразить выражения шумов, прибегая иной раз к неологизмам. Опять зададим загадку: у кого "начали тилибинить колокола", а у кого герой "заблабал с полным равнодушием"; у кого "стрекотание колес", а у кого "сухо застрекотала струя"?

6. Чутки Набоков и Агеев (и впрямь близнецы) к походке, к шагам – к их разнообразному звучанию, к спотыканию, то медленное, то быстрое движение ног и то и дело натыкается на препятствия…

7. Зеркальность – краеугольный камень всей поэтики Набокова. Мир существует не сам по себе, а всегда в отражениях, да и слово ценно своим отражением в других. Герой Набокова постоянно смотрится в зеркало, предметы видны чаще всего сквозь их искажающие отражения. Отсюда, помимо зеркал, изобилие гладких отсвечивающих поверхностей: мокрый асфальт, стекло, глянцевитость, лакированные или лоснящиеся предметы и т д… Ганин в "Машеньке", Герман в «Отчаянии» "смотрятся во все зеркала". В "Романе с кокаином" помимо блестящих и отражающих поверхностей развивается целая философия отражения. "Человек живет, – пишет якобы Агеев, – не событиями внешнего мира, а лишь отраженностью этих событий в его сознании".

8. Тоска. – Иллюзорность мира, опустошенность всех набоковских героев приводит всегда к приступам острой тоски: "…так не хотелось, такую тоску обещала та комната…" (Дар.); "в этой неподвижной, точно комнатной тишине, я увидел свою тоску" (Р.К.).

9. Улица, трамвай, поезд, пролетка, автомобиль, лифт. – Тоскующий герой Набокова не имеет ни родины, ни дома. Он всегда на ходу, шляется по улицам, которые и заменяют ему очаг, и если не на ногах, то на колесах. Бродит Мартын, бродят Франц, Масленников, Годунов-Чердынцев… У набоковского героя с улицей всегда интимный роман.

10. Мир Набоков видит в движении. Движение распространяется на предметы, на здания, на пейзаж. Изображается иллюзионистическая обратимость движения. Едущий как бы стоит, едет ему навстречу пейзаж. Или наоборот, внешнее движение (снег, дождь, ветер) как бы недвижно, а движется наблюдатель этого движения: "Отражения окон бежали бледными квадратами по горному скату" ("Подвиг"). "А навстречу уже мчалась вся улица, мокрые снежные канаты больно стегали по снегам…" (Р.К.).

Движение у Набокова ускоряется до фантастичности. Еще в 30-х годах критика отмечала в романах Сирина что-то похожее на Шагала (М. Цетлин, П. Бицилли). Человек, предметы у Набокова "летают": "…остренький старушечий подбородок летал вверх и вниз, морщины на лбу стали влажны" (Р.К.). "Слуги… резво разносили кушанья (иногда даже перепархивая с блюдом через стол)" (П.К.). "Я воздушно пролетал по столовой" (Р.К.).

11. Нет романа у Набокова без сцены бритья, тут сходятся и зеркальность, и чувство кожности, и тривиальность, доходящая до уродства (как правило, бритье сопровождается порезом): "Бреясь и порезавшись, продолжал скоблить по резаному месту, будто мне совсем не больно" (Р.К.), "…я стал сбривать ему бачки… я слегка его порезал, пена окрасилась кровью" (Отч.). "Макс постоянно умудрялся порезаться – даже безопасной бритвой – и сейчас у него на подбородке расплылось сквозь пену ярко-красное пятно" (К. об.).

12. Из стилистических особенностей выделяется двукратный повтор для усиления эмоционального эффекта: "Он… качал головой: трудно, трудно изловить счастье" ("Машенька"). "Она все возилась, возилась" (Отч.). "И кажется, так же как и все, в первый раз, в первый раз за всю мою жизнь" (Р.К.). "Ее лицо все менялось, менялось, куда-то плыло, плыло" (Р.К.).

13. Самое поверхностное чтение позволяет обнаружить ряд ключевых эпитетов и глаголов. К частям тела, к накожным подробностям, к движениям лица, к блестящим поверхностям, к геометрическим фигурам, к фруктовым оттенкам следует еще прибавить:

– эпитеты: рыжий, розовый, желтый, мутный, бархатный, шелковый, металлический, жаркий, вогнутый, изогнутый, тугой и т д.;

– глаголы: шелестеть, шаркать, крякать, дергать/дернуть, взмахивать и т д.

Вот еще наугад разительные совпадения в тех или иных речениях или отдельных сценах:

– движение пальцев: "Лужин посмотрел на свою руку, топыря и снова сдвигая пальцы" ("Защита Лужина", далее – З.Л.); "по-утиному растопыривая пальцы" (Р.К.); "топыря липкие пальцы" (КДВ);

– "по-рыбьи открытые рты" ("Подвиг"): "по-рыбьи опускал углы губ" (Р. К.); "к старческим рыбьим губам" (П.К.);

– "лицо у него было, от морского солнца, как ростбиф" ("Подвиг"); " с… пухлыми, цвета ветчины, губами" ("Паршивый народ");

– физиологические желудочные проявления: "переглотнул, зарябило под ложечкой" (Отч.); "сладко замирало в животе" (от душа) ("Машенька"): "в желудке лежала знакомая льдина" (Р.К.);

– "рано научившись сдерживать слезы и не показывать чувств" ("Подвиг"); "страдая уже тогда стыдливостью относительно высказывания своих душевных сторон" (Р.К); "мне, привыкшему свои чувства закрывать цинизмом" (Р.К);

– игра теней: "Лужин шагнул в свою комнату, там уже лежал огромный прямоугольник лунного света, и в этом свете его собственная тень" (З.Л.); "…растворив калитку и на черном снегу разливая зеленый четырехугольник с черным пятном моей тени посередине – я вошел во двор" (Р.К.);