Василий Лобов - Дом, который сумашедший
Движение Сопротивления нашего Стационара поддерживало тесные сосиндромные связи с Движением Сопротивления всех других Стационаров. В нашем родном Стационаре в палате номер ноль, где собирались главные исторические собрания Движения, жил главный человековод всего Движения человек Тяптяпыч.
Человек Тяптяпыч, сильно тучный и с виду довольно неповоротливый старец с бородкой клинышком, которую он постоянно теребил пухлыми пальцами, мгновенно заинтересовался моей скромной персоной, поскольку, во-первых, я обладал музыкальными часами, а во-вторых, оказался единственным обитателем Стационара, который бывал за Железным Бастионом. Часы человек Тяптяпыч тут же экспроприировал себе в общественное пользование.
Однажды я попросил человека Тяптяпыча навести справки о человеке Принцессе. Человек Тяптяпыч стал выспрашивать у меня подробности о наших с ним человеческих взаимоотношениях. Я охотно отвечал.
— Гм... — заключил человек Тяптяпыч, теребя одной рукой бородку, а другой поглаживая мою голову. — Эта твоя связь с человеком родственником Самого Братца Президента, я думаю, может быть человеколюбиво использована в свободолюбивых интересах Движения... А справки я наведу.
В тот же день по личному распоряжению человека Тяптяпыча меня перевели в палату номер ноль, где я занял почетную, рядом с ним, койку. На второй день моей новой жизни в палате номер ноль он оказал мне высшую честь и доверие, позволив перед тем, как лег спать, расшнуровать ему шнурки на ботинках.
Днем, после обеда, люди нашей палаты и люди, делегированные к нам на очередное главное историческое собрание из других палат и других стационаров, усаживались вокруг круглого, в клеточку, стола. Человек Тяптяпыч окидывал всех собравшихся людей человеколюбивым взором, ласково гладил все человеческие головы, переходя от одного человека к другому, и сначала тихо, а потом все громче и резче начинал свободолюбиво говорить:
— Люди!
Мы вскакивали со своих отведенных нам мест, махали клетчатыми знаменами, хлопали в ладоши, кричали «ура!» и «да здравствует Движение Сопротивления!», качали человека Тяптяпыча на благодарных человеческих руках. А когда немножко успокаивались, человек Тяптяпыч, переходя от одного из нас к другому из нас, чтобы всех ласково погладить по голове, продолжал:
— Люди! Мы станем свободными как птицы!
Охваченные всеобщим порывом единения, мы снова вскакивали с отведенных нам мест, снова размахивали клетчатыми знаменами, снова кричали «ура!», снова качали на благодарных руках человека Тяптяпыча. Он успокаивал нас, поглаживая своей большой и могучей ладонью наши притихшие человеческие головы, и продолжал:
— Люди! Человеководы нашего славного Движения Сопротивления научно установили, что корень зла человеческого неравенства и угнетения собой себе человекоподобных заключается в коронах. В этих проклятых коронах вся человеческая несправедливость и все унижение человеческого достоинства! Мы поведем самую решительную борьбу с унизительным корононошением! Но бороться мы будем научно: не с последствиями, а с самой причи ной! Корон не будет, если не будет голов! Не будет голов — не будет корон никогда! Люди! Мы ликвидируем головы раз и навсегда! Тяп-тяп! Тяп-тяп! Ни одной не останется! Да здравствует Движение человеколюбивых головотяпов!..
В этом месте голос человека Тяптяпыча обычно тонул в реве человеконенавистных громкоговорителей — начинался очередной сеанс психотерапии. Все люди мгновенно затыкали уши хлебными катышками. Самые преданные люди брали любимого всеми человека Тяптяпыча на руки и любовно несли к его человеческой кровати. Я любовно расшнуровывал шнурки на его человеческих ботинках. Он ласково гладил меня своей человеколюбивой ладонью по моей человеческой голове. Все разбредались кто куда. Я ложился на кровать и все то долгое время, пока гремели человеконенавистные громкоговорители, смотрел в клетчатый потолок, снова и снова возвращаясь своими человеческими мыслями к свободолюбивым мыслям человеколюбивого человека Тяптяпыча. Да, да, да, говорил мне мой человеческий ум, да, да, да, именно так, только так можно покончить с несправедливостью. Только человек безголовый будет раз и навсегда лишен возможности даже мечтать о проклятой короне.
Вот только человека Принцессу я никак не мог представить себе без головы.
Постоянно думая о человеке Принцессе, как-то я напомнил человеку Тяптяпычу об его обещании навести справки о человеке Принцессе.
— Не волнуйся... — ответил человек Тяптяпыч, ласково оглаживая своей гениальной ладонью мою человеческую голову. — Не волнуйся, человек Принцесса сейчас находится в своем шикарном дворце, его стерегут братцы ревизоры из Ордена Великой Ревизии, которые настоящие сумасшедшие.
— Можно мне передать ему записку?
— Всему свое время. Сейчас мы разрабатываем свободолюбивый план, в котором вы оба примете самое непосредственное человеческое участие. Как только план утвердят, вы неминуемо встретитесь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
В тот день, от самого утра и до самого вечера, мне было как-то особенно грустно, а вечером в нашу палату номер ноль пришла делегированная из палаты для людей, несколько от меня физиологически отличающихся, человек... непорядочная шлюха Инфанта.
— Инфанта!
— воскликнул я. Ты? Ты тоже здесь?! Мы вышли в коридор и остановились возле радиатора центрального отопления.
— Почему ты тогда не пришел? А говорил, что любишь...
Я пожал плечами клетчатого человеческого фрака.
— Ах да, ну конечно! Ты не мог, тебя упрятали в Стационар! Как я рада, человек мой любимый!
Прижавшись к моей человеческой груди, он подставила под человеческий поцелуй свои человеческие губы.
— А ты, человек Инфанта, ты-то как здесь очутилась?
— Зови меня человек шлюха Инфанта, меня тут все так зовут, я привыкла. Но без бесчеловечного слова «непорядочная». С непорядочностью я навсегда покончила...
— Хорошо, — согласился я по-человечески просто.
— После того, как ты ушел, — зашептала в меня человек шлюха Инфанта, — я все думала и думала, представляешь? И однажды, в один прекрасный и светлый день, перестала брать с людей деньги. Меня били и крикливые клиенты, и эксплуататорская администрация, и мерзкие святые экзекуторы, которых всех я теперь очень люблю. Как ты меня учил, человек мой любимый. Меня заставляли, а я не брала...
— Почему?
— Потому что я должна любить всех людей, но не так, как несколько отличающихся, а совсем по-другому. Всех, без исключения. А они решили, что с моим умом происходит что-то неладное...
— Извини, я не хотел, чтобы у тебя были неприятности.
— Нет-нет, человек мой любимый, я тебе бесконечно благодарна! Без тебя я никогда бы не узнала, в чем заключается истина!..
Человек шлюха Инфанта побежала на очередное историческое собрание, а мой желудок долго еще не мог переварить эту неожиданную человеческую встречу.
Когда наконец я вернулся в палату, очередное историческое собрание уже подходило к концу. Я подошел к столу и остановился возле стола. Человек Тяптяпыч докончил начатую еще до моего возвращения очередную свободолюбивую фразу, замолчал, потрогал бородку и, вроде бы ни к кому из людей конкретно не обращаясь, заметил:
— Люди Движения Сопротивления обязаны посещать все исторические свободолюбивые человеческие собрания.
Взгляды всех людей сосредоточились на мне.
— Только железная свободолюбивая дисциплина, — продолжал человек Тяптяпыч, — помноженная на нашу свободолюбивую монолитность, поможет нам, основываясь на принципах демократического человеководства, добиться намеченной чело-веководами свободолюбивой цели.
На этом очередном историческом собрании присутствовал и самый старший человек из двадцать первой палаты, откуда я так стремительно переместился в нулевую. Он сказал:
— Дисциплина каждого отдельно взятого нами человека определяется его внутренними качествами способности человеководствоваться человеколюбивыми человеководческими распоряжениями наших свободолюбивых человеководов. Если человек человеческое дерьмо, то и дисциплина у него сильно прихрамывает на обе человеческие ноги. Мы должны рьяно бороться с разболтанностью прихрамывания. А нашего любимого человека Тяптяпыча мы любим за железную человеческую стойкость, как и за все остальное.
Все люди посмотрели на человека Тяптяпыча, который от этих слов и взглядов кивнул головой и моргнул глазами. Все люди тоже закивали головами и заморгали глазами с выступившими на них от любви к человеку Тяптяпычу слезами.
— Свободолюбивая дисциплина, — сказал человек Тяптяпыч, — это беспрекословное подчинение человека человеку, выбранному в человеководы.
А самый старший человек из двадцать первой палаты добавил:
