Артур Беккер - Дядя Джимми, индейцы и я
— В этом мини-тракторе такое неудобное сиденье — я немедленно должен лечь в постель!
Дела у Чака обстояли не лучше. Весь этот мелкий ремонт изматывал его до такой степени, что он добирался до нашего вагончика полумёртвым. По поручению дяди Джимми он купил сломанный «вольво», и ему приходилось после окончания рабочего дня ещё ковыряться в этом гробу, чтобы мы смогли вернуться на нём домой. Возникли проблемы с запчастями. Банф не был городом мечты для такого мастера, как Чак.
Дядя Джимми пытался завершать каждый вечер проповедью и зачитывал выдержки из своих заметок:
— Дорогая община! Канадцы! Индейские и польские! Обстоятельства таковы: бессовестные субъекты унижают нас, используя нашу рабочую силу в своих планах по захвату мира. И что же является их целью? Они добиваются абсолютного контроля над нашими головами! Бэбифейс и Чак принуждаются к тяжелейшей физической работе — это я называю психическим уничтожением! Так точно! А моему бедному племяннику они уже напрочь соперировали мозги. Аминь!
Я был выведен из строя из-за многостороннего лечебного плана: утром массаж, днём джакузи, потом упражнения на гитаре — но не для меня, а для матери Земли, по указанию Тони Русселя, — потом сауна и сон под открытым небом, вечером снова бурлящая ванна а в заключение ежедневной терапии Тони требовал от меня ещё и личного отчёта о моём опыте.
Но послеполуденное время мне удавалось проводить с Джанис, которая развлекала меня рассказами об истории своей семьи.
Тони учился в Беркли и в 1968 году получил степень доктора психологии. В университете встретил будущую мать Джанис. Молодая пара получила в наследство довольно большое состояние и открыла в Хот-Спрингс Центр двенадцатиступенчатой медитации: этот метод расширения сознания Тони усвоил в Бали. Но мечта об автономном, изолированном существовании быстро лопнула. Калифорнийцы выжили их из Хот-Спрингс жалобами: земля по праву принадлежала аборигенам. Родители Джанис не могли там оставаться и решили в 1972 году построить в Банфе новый Центр. К тому времени мать Джанис была беременна. Она умерла при родах. Её смерть совершенно выбила Тони из колеи, он искал забвения в алкоголе, но последние пятнадцать лет он свободен от алкогольной зависимости.
— У тебя по крайней мере есть отец! — сказал я однажды Джанис. — А я даже не знаю, кто произвёл меня на свет. Когда мне было девять лет, моя мать сбежала. После этого меня воспитывали дядя Джимми и тётя Аня. Видишь, что из этого получилось!
— Результат я нахожу не таким уж и плохим, — сказала она.
В предпоследний вечер Джанис пришла ко мне в сад. Я лежал в джакузи, погрузившись по самую шею, и смотрел в небо, которое постепенно наполнялось звёздами. Ветер не пригнал ни единого облачка, наверху было так покойно, что мне показалось, будто я слышу, как звёзды разговаривают между собой. Джанис присела на край джакузи, её ноги болтались в воде. Она зачерпнула ладонью воды и плеснула на меня.
Я чувствовал себя с ней хорошо, как в мои первые дни с Агнес. Может быть, она была наконец той женщиной, которую я так долго искал.
— А как насчёт того, чтобы искупаться? — спросил я.
— Ты мой пациент. Тони меня тут же уволит.
— Это и будет судьба! — улыбнулся я.
Первая медитационная ступень с Джанис оказалась не такой простой, как я думал, а ломать голову над тем, что будет дальше, мне и вовсе не хотелось. После нашего разговора я вернулся в вагончик. Чак и Джимми смотрели по телевизору баскетбольный матч. Бэбифейс храпел за занавеской на своей лежанке.
— Хай, ребята! — сказал я.
— Ну, как дела? — спросил Чак. — Набил себе руку на малышке?
Я сел на свою койку и сказал:
— Это было бы хорошо! Но, к сожалению, я вообще ни в чём так и не набил себе руку.
У Джимми из-за бесконечного выглядывания из окна морда совсем обгорела. Он сказал:
— Очень утомительное дело, этот отпуск! Пора уже возвращаться домой.
— Я бы лучше остался здесь, — сказал я.
Мой дядя содрогнулся:
— Эта медитация плохо отразилась на твоей голове. Я так и знал, что с этой медсестрой всё кончится плохо, но разве доктору возразишь? Он же учёный! Мудрость ложкой черпает! По крайней мере с виду!
Завтра решающий день, подумал я. В моём распоряжении двадцать четыре часа на то, чтобы завоевать Джанис.
Последний массаж состоялся на лугу. Я ведь должен был учиться думать по-земному, а для этого нужно было как следует остудить себе задницу, лёжа в траве и дрожа. Я сказал:
— Джанис! Я приговорён настилать полы, по десять часов кряду ползать по бетону — вот реальность, вот действительность, а это мероприятие здесь — для уставших от цивилизации баловней благополучия.
— А кто мне всё время жаловался на свою скучную жизнь? — спросила Джанис.
— О'кей, о'кей. Но и ты здесь тоже скучаешь, в этой психокаталажке, это очевидно даже душевнобольному!
— Великолепная альтернатива: очутиться в мачо-общежитии с четырьмя ненормальными. Кроме того, я не могу покинуть отца.
— Ах! То же самое и я себе постоянно внушал насчёт моего дяди, когда-то давно, и Агнес сбежала от меня именно потому, что она просто не могла больше выносить этот хаотический быт с Джимми.
Джанис сказала:
— Бежать, бежать! Что это за тоска такая?
— Согласно твоей системе, я бы сказал: у тебя слишком мало огня, мисс Руссель!
Она ввинтила свой большой палец мне между рёбрами так, что я вскрикнул, — я задел её за живое.
— Увидимся сегодня вечером? — спросил я.
— Хорошо! Я за тобой зайду.
После обеда я встретил в медитационном зале Тони.
— А, это ты, — сказал он. — Надеюсь, ты доволен и счастлив. Как дела?
Я сказал:
— Мистер Руссель! Я полностью восстановлен.
— Вот и прекрасно! — сказал он. — Дух и тело снова в согласии между собой!
— На все сто процентов, сэр!
— В заключение твоего лечения я хотел бы тебе кое-что подарить, — сказал он и зачитал мне вслух из книги: — «Речь идёт не о жизни или смерти, а о выздоровлении: любовь и счастье — вот тот опыт, по которому тоскует ваше сердце, ведь только истинно любящие достигают пути к новому сознанию».
— Хм…
— Тео, мы не одни.
— Да. Известно.
— Мы окружены множеством миров, которые взаимообусловлены. Если в третьем измерении, в котором мы живём, взрываются атомные бомбы, от этого неизбежно страдают и другие миры: царство снов, царство мёртвых, камней и звёзд.
— Да. Это я понимаю.
— А поскольку наше положение в космосе постоянно меняется, как на игровом поле, — наша планета, так сказать, сёрфинговая доска, — то мы иногда оказываемся вблизи излучений из центра галактики, где любовь сильнее всего.
— Да.
— Тео, воспользуйся и ты единственным шансом! Осознанно переживи свой новый возрастной этап!
— Всё понятно. Я постараюсь!
— Всегда рад буду тебя видеть. Двери моего Центра всегда открыты для тебя, — сказал он в заключение.
— Сперва я должен накопить денег, тогда приеду снова, — соврал я.
Я записал эту беседу с мистером Русселем в длинный список потерь и ситуационно обусловленных промахов и сказал «до свидания». В общем и целом он не намного отличался от моих давних учителей истории из Бискупца, которые каждую зиму терроризировали нас Октябрьской революцией 1917 года
Я отправился гулять и бесцельно бродил по улицам Банфа ещё несколько часов. Я дал себя соблазнить одному бару, в котором играла рок-группа. Но музыка оказалась непереносимой. На обратном пути я угодил в объятия Чака. Он был подвыпивши.
— Откуда ты здесь взялся? — спросил Чак. — Что, твоим занятиям пришёл конец? Она тебя больше не хочет?
— Я больше не потерплю эти идиотские приколы, — ответил я.
— О-ля-ля! — сказал он. — Наш Тео тяжело влюблён и при этом забыл, что он кое-чем обязан своему другу. Если бы не я, ты и сейчас ещё сидел бы в своей норе, оплакивал Агнес и предавался сжигающим мозги фильмам ужасов. Кто вытащил тебя из твоей депрессии, кто таскал тебя по ночным клубам — может, твой дядя?
Я попытался его успокоить, дать ему понять, что я чувствую к Джанис нечто большее, чем просто симпатия.
— Я не хочу от неё просто секса. Это не из тех дешёвых номеров, которые длятся одну ночь!
— Расскажи это своему парикмахеру, но не мне! — ответил Чак.
Мы отправились назад, к Центру. «Вольво» стоял, уже готовый к отъезду, забитый нашими чемоданами. Дядя Джимми забрал из вагончика все бытовые приборы — холодильник, плиту, даже раковину — и завернул в старые тряпки телевизор и радио.
Бэбифейс помогал ему всё разместить. Теперь оба стояли и любовались сделанным.
— Привет! — крикнул Чак. — Что тут происходит?
— Хай, дядя!
— Этот знахарь Руссель, — сказал дядя, — не должен думать, что он может делать с нами всё что захочет только потому, что он учёный.
