Клаудиа Пиньейро - Вдовы по четвергам
— Может, сыграем завтра? А то после сегодняшней игры я что-то разошелся.
— Ладно, давай.
— Что-то случилось?
— Нет.
— Точно?
— Точно. Увидимся завтра в десять.
— Сегодня вечером мы встречаемся у Эрнесто Андраде, ты не забыл?
— Нет, помню.
Густаво повесил трубку и снова поднялся наверх. Снова зашел в гардеробную. Включил телефон Карлы и проверил звонки за сегодня и за несколько предыдущих дней. Агентство недвижимости. Его сотовый. Отдел объявлений в газете. Служба безопасности Лос-Альтоса. Снова агентство недвижимости. Неизвестный номер. Он набрал его и подождал ответа.
— Кинотеатр, добрый день…
Он бросил трубку. Еще один неизвестный номер. Набрал его, ответил мужской голос. Мужчина несколько раз сказал «алло», но Густаво его так и не узнал. Может быть, клиент, а может, и нет. Известно лишь, что мужчина. Не исключено, один из тех, с кем Карла общалась по интернету, когда у нее была бессонница. Она это отрицала, пока однажды он не схватил ее за руку, державшую мышь, и не стал заламывать руку за спину — до тех пор пока жена не застонала от боли. Он вышел в сад. Полил газон. Снова почистил бассейн: ветер нанес туда листьев. Ему никогда не нравилась Вирхиния Гевара. Рони — другое дело. А ей Густаво не доверял. В тот день, когда он арендовал дом, она задавала слишком много вопросов. И отпускала дурацкие комментарии. Она ему тогда соврала, он уже не помнит, по поводу чего, но точно соврала. И сейчас она тоже может лгать:
— Я ей сказала, что ты звонил, она тебе не перезвонила? Дело в том, что у нас сегодня неожиданно много работы. Пригрело солнышко, и все хотят переехать за город.
Он сел в машину и проехался по поселку. По всем улицам, продольным и поперечным, заглянул во все тупики, снова проехал по улицам. И нигде ее не увидел. Любая из машин, стоявших перед тем или иным домом, могла оказаться машиной клиента, в которую садилась его улыбающаяся жена в черных туфельках и полупрозрачной кофточке, чтобы показать клиенту дом со спальнями. Он вернулся домой. На углу едва не столкнулся с Мартином Уровичем, но вовремя поднял руку и проехал мимо. Было семь часов. Он вошел в кухню. Двинулся к бару. Налил себе виски. А может быть, она, вместо того чтобы показывать дома в Лос-Альтосе, пошла с кем-нибудь в кино? Он снова вышел в сад. Пнул ногой ветку, упавшую у дорожки из квебрахо.[41] Сначала в кино, а потом? Он вернулся в дом. Поднялся в комнату. Проверил входящие звонки на телефон Карлы. Они были удалены. Почему она их стерла? Он налил себе еще виски. Со стаканом в руке спустился в сад и упал в шезлонг. Выпил виски одним глотком. Пошел за бутылкой. Там еще оставалось на две или три порции. Поставил бутылку рядом на землю. И что потом? Уже половина седьмого, а она за весь день так ему и не позвонила. Ей даже не важно, что со мной, думал он. Он потряс бутылку над стаканом, оттуда вытекли две капли. Густаво снова пошел домой и достал новую бутылку. Открыл ее. С большим трудом. Вдруг он услышал шум мотора у въезда на стоянку. Выглянул в окно. Кто-то пытался развернуться рядом с их домом. Кто-то. Не Карла. Он вспомнил, какая его жена в последнее время была красивая. Лучше чем обычно: она загорела, упорно занималась спортом. В полупрозрачной кофточке. Он снова вышел в сад. Двинулся к бассейну. От ветра по воде шла рябь, но веток туда больше не успело нападать. Он снова сел в шезлонг. Зазвонил телефон. Густаво поднялся, чтобы ответить, и в спешке уронил бутылку. Подбежал к дому.
— За вами заехать по пути к Эрнесто? — спросил Тано.
— Нет, не надо…
— С тобой точно все хорошо?
— Да, не беспокойся.
— Вы приедете позже?
— Не знаю.
— Как это не знаешь?
— Не знаю, Тано, пока еще не знаю.
Он снова поднялся наверх в гардеробную Карлы. Сел на пол. Принялся смотреть на одежду жены, думая, что в сочетании тканей и цветов есть какой-то тайный смысл, который ему нужно разгадать. Он стал разговаривать с одеждой. Почему она так со мной поступает? Он сжал рукой платье в желтый цветочек. Опрокинул еще один стакан. Я такого не заслуживаю. Дернул черную рубашку, отрывая все пуговицы. Стал хватать плечики по двое, по трое и швырять о стенку. Вешалки и полки быстро опустели, и он стоял посреди гардеробной, одинокий и пьяный, а вокруг валялись разноцветные тряпки и вешалки. Он заплакал. Встал на колени и зарыдал, прижимая к себе платье в желтый цветочек. Когда слез уже не осталось, он вытер лицо тем же платьем. Пинком распахнул дверцу гардеробной, так что она ударилась о стену, и вышел. В парк. Там оглушительно стрекотали сверчки. Небо, на котором сегодня было какое-то невероятное количество звезд, давило на него. У входа зашумел мотор. В этот раз он не пошел смотреть, что там такое. Попытался подняться с шезлонга, но это заняло слишком много времени. Мотор затих. Он услышал, как захлопнулась дверь автомобиля, и через минуту на дорожке из спилов кебрахо появилась Карла. Торопливая. Красивая. Подтянутая после всех этих занятий спортом. С растрепанными волосами. Почему это у нее волосы растрепаны? Она шла по деревянной дорожке, чтобы каблуки черных туфель не проваливались в только что политую траву. Сначала в кино, а потом? Она была вовсе не в полупрозрачной кофточке. На ней была яркая блузка желтого или оранжевого цвета — в темноте не разберешь.
— Привет, — сказала она.
Он стоял перед шезлонгом и смотрел, как она приближается.
— Я немного задержалась.
Он не отрывал от нее взгляда.
— Сегодня мы должны ехать к Андраде, да?
Густаво двинулся к ней. Медленно, немного пошатываясь.
— Я забыла свой сотовый.
Он остановился перед ней. Красавица. Загорелая. С растрепанными волосами. И что потом? Она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, но не успела: Густаво ударил ее в челюсть. Снизу вверх.
Глава 35
Мави и Рони вызывают на дисциплинарную комиссию. Из-за Хуани. Речь идет не о наркотиках. И не о списке. И не о курении марихуаны. Тема заседания, как значится в приглашении, — «Эксгибиционизм в общественных местах». Вместе с двумя приятелями они стянули с себя штаны. Это случилось рано утром в субботу, после какой-то вечеринки. В присутствии девушек, как им сообщалось.
— Девушки аплодировали, — заметил Хуани позднее, когда Мави и Рони потребовали у него объяснений.
— Не вздумай так ответить, когда с тобой будут беседовать, — предупредил его Рони.
Комиссия устроит разбирательство, и если их признают виновными, то к ним будут применены соответствующие санкции.
— Виновными в снятии штанов? В своей компании? Вы что, смеетесь или серьезно?
— Кажется, там были не только свои, потому что кто-то на вас донес.
— Можно же иногда и оттянуться как следует.
— Этого ты тоже не должен говорить, когда будешь давать показания.
— А что я должен сказать?
Через неделю их вызывают. Выслушивают. Изучают обстоятельства дела. Если комиссия признает их виновными, то возможны два варианта. Первый: временное лишение права заниматься спортом и пользоваться общими спортивными сооружениями. Второй: штраф, после уплаты которого сохраняется свободный доступ на спортплощадки и так далее, «чтобы виновный и его друзья не подвергались соблазнам, которые несет с собой безделье». Во втором случае штраф платят родители, и больше ничего сыну не грозит.
Перед заседанием комиссии Мави и Рони несколько раз говорили с Хуани. Они сами пытались допрашивать сына, чтобы потом в его показаниях не возникло противоречий и пробелов. Натаскивали сына, давали советы.
— Это была шутка, вы не хотели кого-нибудь обидеть, не знали, что там есть девочки, — говорит ему Рони.
— Ты перед этим что-нибудь пил? Или курил? — спрашивает Мави.
Рони мрачно смотрит на нее, Хуани не отвечает. Несмотря на это, она повторяет вопрос, потому что знает: об этом обязательно спросят.
— Пиво, — недовольно бормочет Хуани. — Но я не был пьян.
Мави плачет.
— Мама, ты что, никогда не пила пива?
— Я никогда ни перед кем не снимала штанов.
— А я снимал, — говорит Рони, и теперь уже жена бросает на него злой взгляд.
— Ты накурился, — повторяет она.
— Мама, это же было просто ради прикола, неужели никто не может понять?
Она не понимает. И не слушает. И ничего не хочет знать.
В дисциплинарной комиссии заседают трое. Они разбирают любые правонарушения, случающиеся в поселке. Но речь идет именно о правонарушениях, а не о преступлениях. Потому что преступлений, строго говоря, в Лос-Альтосе не бывает. Кроме тех, в которых обвиняют обслуживающий персонал, садовников и рабочих, но такие дела ведутся в других инстанциях. Если речь идет о жителях Лос-Альтоса, их детях, родственниках или друзьях, обвиняемых в каком-либо преступлении, ни в какие органы власти за пределами поселка заявления не подаются. Все решается внутри. Иными словами, грязь за порог не выносится. Ссоры, воровство, нападения — дисциплинарная комиссия рассматривает подобные случаи. И находит приемлемое решение, потому что так всем удобнее. Если, допустим, ты с кем-нибудь подрался на улице, в баре или в кино и нанес противнику телесные повреждения, то дело может кончиться тюрьмой. Но если ты подрался со своим братом у себя в саду, то скорее всего ничего такого не будет, никто не захочет выносить это дело за пределы дома или семьи. У нас происходит то же самое. Лос-Альтос — это одна большая семья и один большой сад. И, как в семье, мы сами расследуем нарушения порядка и определяем наказания. Этим занимается дисциплинарная комиссия. Официальные законы действуют где-то далеко, в судах, во Дворце правосудия и нас почти никак не касаются. Если речь идет о преступлении, дело по которому может быть возбуждено не иначе как по жалобе потерпевшего, то пока нет заявления, нет и дела. А таких преступлений, о которых непременно следует заявлять, здесь не бывает. Таким делам не дают ходу. В Альтосе никто не подает заявлений в полицию. Это не только не принято, это всеми осуждается. Любые споры улаживаются внутри. Подаются заявления в администрацию поселка, судит поселок, наказывает поселок, и оправдывает тоже поселок. Полиция сюда не заходит, ни местная, ни федеральная, только охранники, которым платят жители поселка. У этого есть и свои минусы: юноши чувствуют себя слишком свободно и курят марихуану в молодежном клубе или на спортплощадках. Они прячутся лишь от собственных родителей. А иногда даже этого не делают. Они, как и взрослые, знают, что в худшем случае на них составят акт и делом займется дисциплинарная комиссия. Как и случилось с Хуани, когда он снял штаны.
