Рольф Лапперт - Пампа блюз

— Иди, — говорит Лена, выпуская мою руку.

По пути в гостиную я хватаю с кухонного стола упаковку апельсинового сока и отпиваю глоток, прежде чем снять трубку.

— Шиллинг.

— Бен, это Хорст!

— Какие новости?

— Плохие. Йо-Йо опять в тюрьме, а Масловецки попал в больницу.

Через пятнадцать минут мы уже мчимся в Лениной машине в «Белую лошадь». Карл сидит на заднем сиденье и все еще сияет, как счастливейший из смертных. В погоне за Йо-Йо и тарелкой Масловецки попал в аварию, и вчера днем его прооперировали. Хорст говорит, что сломаны обе ноги и множество ушибов. На повороте машина съехала с дороги, упала в канаву, и ее только на следующее утро обнаружил какой-то мотоциклист. Операция прошла без осложнений, так что сейчас Масловецки уже в норме. Хотя в какой — непонятно.

Курт и Отто должны были привезти Масловецки в больницу все необходимое, но от волнения забыли половину. Пока Лена и Карл ждут в машине, я достаю из тайника ключ от бокового входа и прохожу в квартиру Масловецки, чтобы взять электробритву, очки для чтения, тапочки, банный халат и свежее белье. Когда я спускаюсь вниз, перед входом в «Лошадь» стоит грузовик с надписью «LUPERTZ AUTOMATEN» и Лена разговаривает с пузатым водителем, лысым парнем в бейсболке.

— Он привез музыкальный автомат! — кричит мне Лена издалека.

— Очень вовремя, — бормочу я и кладу пакет с вещами на заднее сиденье рядом с Карлом, который безмятежно листает журнал.

— Нужно, чтобы кто-нибудь расписался, — говорит водитель. — Покупка уже оплачена.

— Оплачена?

Водитель кивает.

— Если денежка на счете, «Люперц» долго не прождете!

Он, наверное, уже в стотысячный раз смеется над этими словами и подает мне папку с зажимом и ручку.

Я подписываю накладную, оставляю себе копию и кладу ее в карман, чтобы передать Масловецки. Может, его повеселит, что привезли музыкальный автомат. У меня нет ключа от передней двери, поэтому водителю остается только вкатить его на тележке внутрь через боковую дверь.

— Надо распаковать, подключить и проверить, — говорит он, когда автомат занимает место рядом со старым.

— Это обязательно? — спрашиваю я. — Мы очень торопимся.

— Мне нужно ваше подтверждение, что доставленный товар не имеет повреждений и работает нормально, — сообщает водитель. — Займет не более десяти минут.

— Ну, если иначе никак, — говорю я, начиная распаковывать новый автомат, пока водитель открывает старый и достает из него пластинки.

— А этот почему сломался? — спрашивает он, складывая пластинки с частотой вращения сорок пять оборотов в минуту стопочкой, как блины.

— Без понятия, — отвечаю я. — Я автомеханик.

В прошлом году, когда наша модель «Рок-Ола 1496 Эм-пресс» шестьдесят второго года выпуска начала частенько выходить из строя, Масловецки попросил меня глянуть на моторчик и электрику, но уже через пять минут я оставил попытки отремонтировать автомат. Без руководства по эксплуатации и запчастей нет смысла.

— Этот, хотя и отпахал несколько лет, был на капремонте и сейчас как новенький, — поясняет водитель. — Роскошный экземпляр, согласитесь?

— Он просто красавец, — говорит Лена, они с Карлом только что вошли и рассматривают новый автомат — «Вурлицер 3900 Американа», у которого вся механика скрыта за экраном для отображения названия композиции, так что теперь больше нельзя увидеть, как захват кладет пластинку на вращающийся диск и на нее опускается ручка с иглой.

— Через пять минут можем стартовать, — говорю я Лене, срывая с автомата последние куски защитной пленки.

— Без проблем.

Лена подводит Карла к столу и открывает его коробку.

Водитель снимает со стопки верхнюю пластинку, кладет ее в один из фиксаторов и включает автомат в сеть, после чего его внутренности оживают и начинают жужжать и светиться. Я сразу вспоминаю НЛО и то, как меня впечатлил его вид. Но потом у меня перед глазам всплывают образы Йо-Йо в камере и Масловецки на больничной койке, и восторг быстро улетучивается.

Водитель бросает монетку в отверстие и нажимает две кнопки. Через несколько секунд из автомата звучит «When a Man Loves a Woman» Перси Следжа.

— Отличная музыка! — смеется водитель и берет остальные сто девятнадцать пластинок, чтобы загрузить их в автомат.

Я помогаю ему и, когда мы заканчиваем работу, приношу из холодильника бутылку колы и вручаю ее ему вместе с десятью евро, которые он принимает только после бурного протеста. Мы вместе выходим на улицу, и я смотрю, как он садится в машину и уезжает. Только он скрывается из вида, подъезжает красная «Ауди», сворачивает на парковку и останавливается рядом со мной. Какой-то тип лет сорока в рубашке и пиджаке опускает стекло, снимает покрытые отражающим слоем солнечные очки и вынимает сигарету изо рта.

— Это Вингроден? — спрашивает он.

Я киваю.

— Вы знаете Йозефа Керна?

— А кому он понадобился?

— Мне.

— А вы кто?

Тип кривит губы, якобы изображая улыбку.

— Вольтер. Газета «Крембергер боте».

Он протягивает мне визитку.

— Его здесь нет, — говорю я.

— Знаю. Но может, вы знаете, где он живет.

— Что вы хотите делать в пустом доме?

— Осмотреться.

Прежде чем я успеваю ответить, к нам подъезжает белый микроавтобус и останавливается рядом с «Ауди». На раздвижной двери автобуса, из которого выходят худая блондинка и длинноволосый мужчина в джинсах и футболке, виднеется красно-черная надпись «TV NORDSICHT».

— Привет! — кричит мне блондинка, изображая сияющую улыбку. — Я Лиза Тешке, репортер. Вы местный?

Между тем ее коллега уже достал из багажного отделения камеру и пристраивает ее на плече.

— Нет, — отвечаю я и иду в направлении бокового входа.

Водитель «Ауди» выходит из машины и рассматривает «Пежо» Лены.

— У вас найдется для нас минутка? — кричит мне вдогонку женщина.

Я захожу в пивную, запираю за собой дверь и задергиваю занавески. В тусклом свете музыкальный автомат отсвечивает голубым и желтым. Песня доиграла. Кто-то стучит в дверь.

— Мы всего лишь хотим задать несколько вопросов! — кричит женщина.

— Кто это? — спрашивает Лена.

— Твоя коллега.

— Коллега?

— Журналистка.

— Я же говорила тебе, что я не журналистка.

— Но ты мне пока не сказала, кто ты. И что ты здесь делаешь.

Я приоткрываю занавеску и выглядываю наружу. Тип на «Ауди» как раз фотографирует «Белую лошадь». Снова раздается стук в дверь, потом под нее просовывают визитку. Я поднимаю карточку и выбрасываю ее вместе с первой в помойное ведро за стойкой. Я бы сейчас с удовольствием открыл пива, но вместе этого наливаю стакан яблочного сока для Карла.

— Бен, пожалуйста, подойди сюда.

Лена подсела за стол к Карлу и серьезно смотрит на меня. Не знаю почему, но я побаиваюсь услышать то, что она собирается мне сказать. И все же сажусь напротив нее на стул и ставлю перед Карлом сок.

— Ты хочешь знать, почему я здесь? — спрашивает Лена.

Я киваю, рассматривая значки и буквы, вырезанные за все эти годы посетителями на столешнице.

— Ну… Не понимаю, с чего вы взяли, что я журналистка. Это не так. Я ищу моего отца.

Я смотрю на Лену.

— Твоего отца? Здесь?

Лена пожимает плечами и делает такое лицо, будто и сама понимает, что в ее слова трудно поверить.

— Погоди-ка… Так вот зачем ты вломилась в квартиру Масловецки? Значит, он твой…?

Я открываю рот, но не могу произнести ни звука.

— Я не знаю, — говорит Лена. — Пока не знаю. Я нашла несколько его волосинок в ванной и отдам их на экспертизу.

Я разражаюсь смехом.

— Волосинки? Для анализа ДНК?

Лена кивает с серьезным видом.

— Почему же ты не спросила его напрямую?

— Бесполезно. Большинство потенциальных кандидатов о своем счастье даже и не догадываются. И вообще, я сначала хочу поближе узнать человека, а уж потом решу, стоит быть его дочерью или нет.

— А что, есть много кандидатур?

— Трое. Моя мама… никогда не скучала в одиночестве.

Лена делает глубокий вдох и царапает руку, пока на ней не появляются покраснения.

— Она довольно много пила и часто заводила романы на одну ночь. И явно время от времени пренебрегала последствиями.

— Твоя мама встречалась с Масловецки?

— Не то чтобы встречалась. А если и встречалась, то недолго. Но этого хватило.

Я встаю и делаю несколько шагов. Масловецки — отец Лены. К такому надо привыкнуть, v — А почему ты просто не спросила у мамы?

— Она умерла в феврале, — отвечает Лена так тихо, что я снова сажусь к ней за стол. — Лейкемия. Очень редкая форма. Врач даже статью про ее ненормальную кровь написал. Для научного журнала.

Какое-то время я молчу.

— А раньше? — спрашиваю я потом. — Я имею в виду, до всего…?