Оока Сёхэй - Госпожа Мусасино
— Ты можешь отдохнуть здесь.
— Да, но мне скучно, хоть в кино схожу.
— Ну тогда в четыре где-нибудь встретимся на Гиндзе?
Давно запримеченное Акиямой агентство по недвижимости района Канда[57] находилось в перестроенном бараке. В комнате, перегороженной ширмой, стояли только скромные стол и стулья. Вышедший навстречу молодой служащий выглядел вполне прилично. После выяснения места работы и возраста Акиямы служащий спросил:
— Извините, в силу каких обстоятельств вы решили продать дом?
— Да место неудобное. Думал купить пусть и не такое обширное, но более удобное поместье.
— То есть вы хотите сказать, что продаете дом нам?
— Конечно.
— Сожалею, мы не приобретаем собственность. Мы финансируем под залог.
— Даете в долг? Не покупаете?
Служащий с сожалением улыбнулся:
— Обстановка сейчас меняется, поэтому оформить сделку купли-продажи не так-то просто.
— Но ведь можно заложить… Да, наверное, так будет лучше.
«Мне нужно-то всего несколько сотен наличными… А если взять в долг деньги, то Митико пока могла бы оставаться в доме…»
— Сколько вы можете мне одолжить? Думаю, дом стоит пятьсот тысяч иен… Староватый дом…
Служащий изучал план, приложенный к праву на владение домом.
— Ну, надо посмотреть все на месте. Пожалуй, пятьсот тысяч… Во всяком случае, полагаю, мы можем одолжить половину этой суммы. Определенно может сказать только наше руководство.
— Да хоть сколько-нибудь… Однако все-таки обязательно смотреть?
Служащий с удивлением посмотрел на Акияму:
— Конечно, надо взглянуть, потом проверить и регистрационные платежи, и с супругой встретиться.
Акияма выпрямился на стуле, затем снова опустился.
— С супругой?
— Да, потому что документ оформлен на ее имя. Надо получить у нее разрешение — документ, в котором изложено ее согласие на заклад.
— Разрешение?
— Да. Правда, это всего лишь формальность…
У Акиямы потемнело в глазах. Митико не согласится. План не пройдет! Эх, надо было не сомневаться, а сразу же сменить имя в документах, когда оформляли доверенность.
Акияма отрешенно молчал, и служащий начал пристально его рассматривать.
— Итак, можно мне взять на время это право на наследование и доверенность? Я вам дам расписку в получении.
Акияма слушал его невнимательно. Если сразу нельзя получить деньги, то и смысла брать здесь в долг не было.
Акияма неожиданно встал. Служащий, глядя на него снизу вверх, кивнул и тоже встал.
У Акиямы еще было время уйти, пока о нем не подумали, что он мошенник и вор.
— Вот как. Мне еще раз надо посоветоваться с женой. Насчет выплачиваемой суммы…
— Само собой разумеется. Если дадите нам знать письменно, мы ответим.
— Хорошо.
Стоял ясный осенний день, солнечные лучи освещали мостовую, по которой двигались беззаботные прохожие. Акияму неожиданно охватило желание расплакаться: «Вот они живут там, где им следует жить, двигаются по привычке, легко. А я запутался по уши и должен терпеливо сносить то, что из меня делают дурака всякие молокососы. И все это из-за упрямства Митико, из-за того, что ей не хотелось уладить все полюбовно, — с досадой подумал Акияма. — Говорил с ней прямо, но ведь ни в какую не хотела разводиться. Ненавижу, только ей хочется быть хорошей!»
Он возложил вину на то, что дела пошли не так, как надо, не на свои отношения с Томико, а на отношение Митико к себе. Во всем мире мужья, недостойные называться мужьями, всегда думают в таком духе.
Денег, которых он насобирал в издательствах и книжных магазинах, не хватало на то, чтобы купить так называемое любовное гнездышко. Что делать? Акияма решил, что надо встретиться с Томико и обсудить их положение.
Однако, пока он задумчиво ждал Томико в кафе на Гиндзе, на него нашла робость. Томико окончательно ушла из дома, а он уехал, сообщив, что вернется дня через два-три. (Он и представить себе не мог, что Митико откроет шкатулку и обнаружит отсутствие документов.) «Томико не сможет вынести жизни с Оно. Но это, наверное, опять ее прихоть», — подумал Акияма и испугался. Впервые это слово — «прихоть» — было им отнесено к тому, что сделала Томико.
Акияма считал, что у него и Митико, независимо от того, было ли между ним и Томико что-то, все-таки есть причины расстаться. А на самом деле Томико сейчас является всего лишь предлогом. Не будь дело основано на деньгах, он бы снова вернулся домой.
Казалось, что этот расчет таился в его душе давно, еще тогда, когда он в разговоре с Митико назвал свой отъезд путешествием.
«А что делать сейчас? Я могу вернуться, а Томико — нет. Все-таки не хочется возвращать ее Оно. Так, надо попробовать уговорить ее поехать в Осаку, к старшей сестре. Та вроде сказала, что не пустит ее к себе, но, если Томико туда приедет, вряд ли сестра ее выгонит. После этого надо самому продать дом и позвать Томико в Токио», — продолжал размышлять Акияма.
Томико пришла в кафе уставшая. Макияж смазался, из-под него выступил широкий лоб. На виске Акияма увидел родинку, которую ему не приходилось видеть раньше.
— Ну, и как все прошло?
Она сказала это, глядя на мужчин, сидевших за соседним столиком.
— Да не очень хорошо. Требуют разрешения Митико…
— Вот как! — И, помолчав немного, Томико добавила: — Ну и что, а ты не знал, что так примерно и будет?
— Да, для меня это и впрямь стало неожиданностью…
— То, что я ушла, стало для тебя неожиданностью? Ты это имел в виду? — засмеялась Томико.
На самом деле она не пошла смотреть кино. Томико посетила старинную школьную приятельницу, которая открыла салон европейской одежды на Симбаси.[58] Подруга не восприняла серьезно ее желание поработать.
— А как же твой дом? Ведь у тебя ребенок!
— Ребенок? Да, конечно… Я собираюсь расстаться с Оно.
И Томико заговорила, подчеркивая трудности супружеской жизни. На лице подруги появилось тревожное выражение.
— Этого не может быть! Ты всегда была такой! Мне в первую очередь надо посоветоваться с господином Оно, я не могу принять тебя. К тому же работа с европейской одеждой отличается от шитья детской одежды. У тебя, самое главное, машинка-то есть?
Томико собиралась попросить Акияму купить ей машинку. В разговоре с подругой она не обмолвилась о том, что у нее есть Акияма и что она уже ушла из дома.
Подруга, словно что-то неожиданно вспомнила, позвала одну из швей и заговорила о каких-то делах. Томико встала.
— Как я тебе завидую! Ведешь такую самостоятельную жизнь…
— Женщине одной тяжело жить. Вот, смотри, какие уже морщины появились!
— И у домохозяйки тоже появляются! Как мне хочется бросить все!
— Разве не знаешь, что человек, если уж начал свое дело, так повязан по рукам и ногам и никуда ему не вырваться! Я вот не могу позволить себе ни мужа, ни семью.
— Везет же тебе!
— Да уж!
Томико подумала, что Акияма — вот он говорит, что и дом продать нельзя, а сейчас разглядывает выражение на ее лице — не сравнится ни в чем с этой подругой.
— Ну и что теперь будешь делать? — обратилась она к Акияме и пожалела, что задала такой глупый вопрос.
— Ну вот, собираюсь узнать твое мнение…
— Разве есть смысл спрашивать мое мнение? Я ведь всего лишь женщина.
— Но это наша общая с тобой проблема.
Томико молча кусала губы.
— Все-таки, не отправиться ли тебе в Осаку? А я бы здесь все уладил и приехал за тобой.
Лицо Томико побагровело.
— Я знала, что ты так скажешь!
Однако в следующую секунду выражение ее лица смягчилось. В ней, казалось, проснулась женщина, которой некуда идти. Акияма видел подобную перемену выражения лица у собственной жены, чаще всего эта перемена происходила в минуты их ссор с Митико.
В такие мгновения Акияма не мог понять, что следует говорить.
Некоторое время оба молчали. Затем Томико сказала:
— Я, как ты и предложил, поеду к сестре. Но я не хочу, чтобы ты приезжал туда.
— Ну, раз так, не поеду. Но, может быть, мне письмо послать?
— И письма не надо. Сестре это покажется странным.
— Да, это проблема. Но как же мне дать знать, когда у меня решится…
— Да ничего не решится! Тебе следует опять вернуться к Митико-сан. Она будет рада!
— Ну что ты говоришь! Я не могу послать тебя в Осаку в таком настроении.
— Послать? Не делай из меня дурочку! Я еду не потому, что ты мне это сказал. Я еду, потому что сама хочу. Потому что больше делать нечего.
— Тем не менее побудем некоторое время здесь, в Синдзюку. Я по возможности постараюсь что-нибудь сделать.
— Значит, ты хочешь запереть меня в четырех стенах. Ни в коем случае! Быть любовницей на содержании у какого-то университетского учителя! А у самого-то на это и зарплаты не хватает!
