Михаил Попов - Колыбель
— А ходить в спящем виде я не пробовал?
— Не рассказывали, а сам не видел.
— Так, Помпадур, Афраний.
Они сделали шаг вперед.
— Мне нужна белокурая Жази.
Они поняли, о ком речь.
— Мне плевать, как вы ее добудете. Ее не продают ни за какие деньги, прямо Лионель Месси, так что хотите — воруйте, хотите — по–другому, но я желаю, чтобы она была здесь. А теперь все вон!
И сразу же стал грызть себя своими собственными сомнениями.
Если вдуматься, он сделал шаг к войне.
Причем ведь получилось почти спонтанно. Думал–думал, взвешивал, и вдруг — девку мне белую! Вроде никак немедленность приказа не вытекала из логики рассуждения. Рассуждал о затяжке времени и — бах!
Не голый ли это каприз, ваше величество?
Когда белянка будет сидеть в загородном дворце между двумя магнолиями — его величество сам выбрал это место и утвердил список благовонных трав для мягкого гнездышка, — мы посмотрим, что предпримет временно удачливый враг.
Ведь есть простая хитрость — надвинутся копьеносцы, а он им: «Что, девушку хотите забрать? Так берите. Все равно цветок наслаждения уже сорван».
Царь царей отвратительно захихикал.
13
Как в глубине души его величество и предполагал, дело с доставкой белянки затянулось. И Афранию, и тем более белопушистому Помпадуру требовалось нечто сильно выходящее за пределы их характеров. Да, они сильно побуждены категорическим требованием царя царей, но что им делать со своей бесхребетностью и отсутствием всякой изобретательности! На Помпадуре не было лица. А начальник тайной стражи вообще был вне видимости.
А вот пугала заработали довольно быстро. Уже с ближайшим урожаем в Колхозии обнаружились проблемы. По докладам Афрания, переданным через невозмутимого де Голля, недобор по рису был страшный. Строительство входит в совсем уже последнюю фазу, а еды нет. Изгнанные из Вавилонии грызуны рвут в клочья планы на очередной урожай!
И настает день очередного заноса на гору.
Его величество, помимо всего прочего, занимал и простой, можно сказать, академический интерес: неужели и при таком раскладе верховный атеист Колхозии не пойдет на то, чтобы однократно нарушить дурацкое правило и накормить своих строителей перед последним штурмом? Ведь наблюдаются уже голодные обмороки.
Ну где он возьмет пайку?!
Председатель мог пойти путем мирного обмана подданных.
Он пошел другим путем.
Прибежал с докладом сам Афраний, стесняющийся отсутствия успехов в деле с белой дамой. Слишком важный был повод:
— Он собирается идти сюда и силой взять еду.
«Начинается!» — екнуло у его величества.
— Позови всех.
Все были неподалеку и вот уже внимают.
— Вы поняли, что нас ждет?
Стоят, молчат.
— Это война.
— Что такое война? — спросил де Голль, и было видно, что Черчилль хочет спросить то же самое.
Его величество не сразу сообразил, что ответить и как. Надо было заранее знать, что о войне у этих амеб представления быть не может.
— Люди Председателя придут сюда и заберут вашу еду. То есть мою, но которую я даю вам.
— Всю? — спросил Даву.
— Хороший вопрос, — кивнул ему царь царей, — вот именно что всю. Не часть, как думают тут некоторые, — взгляд невольно бросился в сторону Алексашки и маршалов.
— А может, отдать им часть? — вылез Бунша, от которого его величеству неприятнее всего было слышать рационализаторские предложения.
— Часть? — саркастически прищурился царь царей.
— Они возьмут часть и уйдут, — с надеждой в голосе, но без уверенности сказал Бунша.
Многим хотелось бы, чтобы было так, но они уже научились чувствовать настроение господина и чувствовали — такой ход мысли ему не понравится.
— У нас много всего, — отступая с неудачной, проигранной позиции, тихо сказал мажордом.
— У нас всего много, потому что мы никого, кроме себя, не кормим. Даже если мы им дадим, и много дадим, и они уйдут, они не насытятся навсегда. Они придут снова, и рано или поздно у нас самих ничего не останется.
Тишина стояла полная и неприятная. От своего мнения господа придворные уже отказались, а мнение его величества принять были еще не готовы.
— И не только еда, — пошел он в атаку, — они кое–что сделают с вашими женщинами…
— Что? — поинтересовалось сразу несколько маршалов, и царь царей тут же свернул это направление. Как ограничен все же круг пропагандистских средств при работе со столь откровенными дебилами!
— Они уже переходят переправу, — пришло донесение от Афрания.
— Вот, — его величество схватил за предплечье прибежавшего с ним мальчишку, — наши маленькие граждане показывают пример самоотдачи и нежелания покоряться врагу. Ты же не хочешь покориться врагу?
Не дав ему ответить неправильно, его величество велел разобрать копья и просто острые камни, что валяются внизу на складе. Можно и не острые. И гнать сюда всех мужиков с мотыгами и вообще с чем они сейчас в руках.
Царь царей был в отчаянии, он даже не догадывался о степени аморфности подчиненной ему массы. Да их вообще ни на какое групповое осмысленное действие не сколотить! Почему это Председатель раньше не пришел и не отобрал все из вавилонских закромов? Только одно может быть объяснение — он сам не мог никого ни на что подбить. Едва–едва выкраивал группку лично любопытных умельцев для долбежа падшего дерева. И только лютый голод сцементировал рать. Ждать, пока голод сделает что–то подобное и с его народом, его величество не мог.
— Они постояли на олимпийском стадионе, — продолжали приноситься ординарцы Афрания, — и теперь опять пошли.
— Идите и приведите всех мужиков!
— Они работают. Что мы им скажем? — вздохнул Астерикс.
Хорошо, что это был именно Астерикс, в голове его величества произошло шевеление мысли.
— Вы им скажете, что люди Председателя им завидуют и идут, чтобы уничтожить банковскую поляну.
Правитель Вавилона перегнулся через перила и ткнул пальцем вниз, на кусок утоптанной и испещренной палочными знаками земли.
До всех все сразу дошло.
Они заурчали и зароились, торопясь выбраться из общего строя для торопливого движения в поля за народом.
Через пару секунд никого уже не было ни на башне, ни возле.
Через какую–нибудь сотню–другую секунд у подножия стало скапливаться народное ополчение. Бегали глянуть, как там значки, многие даже помнили все очертания начертаний и могли воспроизвести их очень близко к оригиналу. Так попугай запоминает речь, усмехался его величество, только в данный момент это не важно.
— За мной!
Лес плохо сделанных копий, мотыг и кулаков взмыл над головами.
Жа–адность — вот основа вавилонского патриотизма. И это отлично, вы, господа, не римские республиканские крестьяне, вы наемники своей иррациональной жадности. И ладно, главное, что монеты, принимаемые вами к оплате, можно начеканить без счета.
Войско пополнялось по ходу движения к Глиняному ручью — сбегались разгоряченные жуткой новостью крестьяне с дальних хуторов. Женщины вели себя много спокойнее. Все правильно, сделал себе заметку его величество, он ведь главным образом одаривает хозяев семейств, хотя их как таковых тут и нет. Лично обязанных трону женщин не так много; кроме гаремных Терпсихор, вообще почти не найдешь. Надо было бы Параше что–нибудь послать с барского языка, да только вспоминать о ней неприятно. Если конфликт разрешится удачно — поломаем плохой гендерный принцип распределения даров.
Но это потом, потом!
По расчетам царя царей, они давно уже должны были встретиться с армией Председателя, миновали одну обширную поляну, другую — их нет. Не спешат? Обходят?
Выяснилось, что скорость движения армии вторжения сильно снизилась из–за тут же начавшихся продуктовых грабежей. Всего в каких–нибудь трехстах метрах от переправы они уже побросали копья и жуют ворованное.
Армию обожравшихся мародеров отразить легче, чем армию голодных волков.
— За мной! — воззвал царь царей, высоко поднимая чуть ли не единственное как следует сделанное копье во всем царстве.
Враг увидел приближение защитников еды. Там раздались свои бодрящие крики — что–то вроде: пока не поедим, не уйдем. И в этих заявлениях была своя сила и выстраданная правда.
Воины Вавилона стояли молча и насупленно, колхозники что–то рычали, сплевывая косточки.
Его величество пихал в спины маршалов: атакуйте!
Председатель работал криками и кулаками в своих тылах.
Царь царей решил действовать личным примером: вышел вперед, прекрасно понимая, что своим видом производит устрашающее впечатление — и шевелюра, и пасть, и копье!
— Перебьем воров и грабителей!
