Раймон Кено - Голубые цветочки
— Не знаю, — ответил герцог. — Возможно, что мы уже прибыли к месту назначения.
— Мы со Стефом предпочли бы, чтобы это место было более плоским.
— Какой-нибудь ровный лужок, — добавил Стеф.
— И потом, — продолжал Сфен, — тут и закусить-то как следует нечем.
— Скоро Пешедраль принесет вам сена.
— Когда это еще будет! Лодырь он, ваш Пешедраль. Не мешало бы вам задать ему хорошую трепку.
— Терпение, терпение, мой славный Сфен! Дадим невинным душам покой и сон.
— Ладно, дадим, — согласился Сфен. — Ну а вы как себя чувствуете на борту этого недвижного судна?
— Всю жизнь спал и видел поселиться на барже, — ответил герцог. — И теперь я доволен сверх меры.
— Рад за вас, — сказал Сфен. — Вот нам бы побольше сена да овса…
— Терпение, терпение, мой славный Сфен!
На палубе появилась Лали.
— Кофе? Чай? Шоколад? Бульон? — крикнула она герцогу.
Герцог радостно вскинулся.
— Очень крепкий черный кофе, — ответил он, — тосты с очень толстым слоем масла, очень густой английский джем, очень хорошо зажаренную яичницу и очень острые свиные сосиски.
Черт возьми, жизнь на воде возбуждает аппетит!
Лали исчезла, никак не прокомментировав заказ.
На палубе появляется Пешедраль.
— Лошади заждались! — тотчас кричит ему герцог. — Надеюсь, в фургоне еще остались овес и сено?
— Если и нет, — отвечает Пешедраль, протирая глаза, — я схожу за ними на рынок. Хорошо ли спалось господину герцогу?
— Превосходно. Признаюсь, наш десант прошел весьма удачно.
— А мой завтрак? Где и когда я могу позавтракать?
— Сперва накорми Сфена и Стефа. Там, наверное, еще осталось, чем заморить червячка.
Пешедраль исчезает в направлении фургона.
На палубе появляется графиня де Прикармань.
— Хорошо ли вам спалось, сестрица? — спрашивает герцог.
— Привет! — отвечает ему графиня.
Появляется Фелица. Она целует своего папу.
— Бе-е-е! — говорит она.
Лали кричит:
— Подано!
Все собираются в кубрике и весело рассаживаются. Вскоре к их команде присоединяется и Пешедраль. На столе аппетитно дымится горячий-прегорячий кофе. Тут же, рядом, тосты толсты и нетолсты, джемы и масленки с маслом.
— А яичницы нет! — замечает герцог.
— А яичницы нет, — подтверждает Лали.
— И сосисок нет! — замечает герцог.
— И сосисок нет, — подтверждает Лали.
— Ну и ладно! — беззаботно говорит герцог.
Он уже заглотнул семь тостов вместе с жировыми и фруктово-ягодными субстанциями, намазанными на них сверху.
— А месье Сидролен еще не встал? — спрашивает он.
— Вот он я, — отвечает Сидролен, садясь за стол.
— Я прекрасно выспался, — сообщает ему герцог. — И я весьма благодарен вам за гостеприёмство, хотя оно и не сопровождалось сосисками.
— Мы примем к сведению, — отвечает Сидролен. — Правда, Лали?
— Не сопровождалось сосисками, — подтверждает Лали, — и яичницей тоже.
— А как поживают лошади? — спрашивает Сидролен.
— Они находят ваш косогор слишком крутым, — отвечает герцог. — И не очень расположены карабкаться по нему, точно горные козлы.
Тут Пешедраль, хотя ему никто не предлагал говорить, вмешивается с такими словами:
— А вот по поводу…
— По какому поводу? — осведомляется герцог.
— По поводу лошадей. Когда я нес им сено из фургона, я заметил, что на дверце у месье Сидролена кто-то написал ругательства.
— В мой адрес? — спрашивает герцог, грозно хмуря брови.
— Нет-нет, успокойтесь, — говорит Сидролен. — В мой.
— Кто-то имеет на вас зуб? — спрашивает герцог.
— Вполне возможно. С тех пор как я здесь поселился, кто-то упражняется в остроумии на моей загородке и дверце. Я замазываю краской. А он пишет поверх.
— И вы не знаете, кто это?
— Никакого представления не имею.
— А вам никогда не приходило в голову подстеречь его?
— Однажды ночью я сел в засаду. И подхватил жуткий вирусный бронхит, вот и весь результат.
— Пешедраль! — торжественно возгласил герцог. — Вот подходящий подвиг для нас, рыцарей, — мы избавим господина Сидролена, нашего хозяина, от его писуна.
— Ох, ну зачем же! — сказал Сидролен. — Вы слишком любезны.
— Мы его схватим на месте преступления, — продолжал герцог, — и повесим на первом же дереве этого бульвара.
— Вы знаете, — прервал его Сидролен, — вы знаете… тогда у нас будут неприятности.
— Это еще почему?
— Неприятности с полицией.
— Как! — вскричал герцог. — Да неужто вы не в своем феодальном праве вершить правосудие, казнить и миловать?! Не вы ли, после Господа Бога, властелин и хозяин на своей барже?!
— Да, но деревья на бульваре не имеют отношения к моей барже.
— Тогда мы бросим этого паршивца в воду. Крепко связанного, конечно.
— Боюсь, что это тоже…
— Ну ладно, тогда просто отрежем ему уши.
— Нет… не стоит…
— Ну хотя бы несколько пинков в задницу?..
— Это можно… при необходимости…
— Но тогда, месье Сидролен, на меня не рассчитывайте. Пинки в задницу какого-то писуна! Да никогда в жизни я не унижусь до того, чтобы пачкать об него подошвы моих сапог. Опуститься до такого!..
— Господин герцог, господин Прикармань, я, право, очень тронут вашим предложением, но, в конце концов, до сих пор я как-то выходил из положения, пусть же оно так дальше и идет. Это ведь самая мелкая статья моего бюджета: одна банка краски в месяц, ну и конечно, одна кисть в год. И потом, опять же, для меня развлечение, а иначе что бы я малевал?!
— Вообще-то я знаю еще несколько пещер… — мечтательно промолвил герцог. — Но оставим это.
Внезапно он треснул кулаком по столу и заорал:
— Ну так что, Пешедраль, неужто мы проявим слабодушие?! Нет, тысяча чертей, нет! Пусть месье Сидролен болтает что угодно, а мы изловим этого писуна, — потом поглядим, как с ним поступить.
— Слово Прикарманя! Изловим!
— Изловите! — крикнула графиня де Прикармань.
— Бе-е-е! — отозвалась Фелица.
Словом, шуму получилось предостаточно.
— Ну а пока, — сказал Сидролен, — пойду-ка поработаю кистью.
И он вышел в сопровождении Лали. Лали спросила:
— Скоро они уедут?
— Не знаю, об этом разговора не было.
— Так что же, подавать им завтра утром яичницу и сосиски?
Сидролен достал банку с краской и кисть.
— Если это не слишком сложно, — ответил он. — Покажем себя щедрыми вельможами.
И Сидролен ступил на мостки.
— Раз мы жених и невеста, — сказала Лали, — может, стоило бы перейти на «ты»?
— У вельмож принято обращаться на «вы».
Лали возвращается к своим обязанностям. Сидролен проходит мимо Сфена и Стефа. Он смотрит им в глаза.
— До чего ж у них умный вид! — замечает он вполголоса, — только что не говорят.
— Это почему же мы не говорим? — обижается Сфен. — Ах, черт! — добавляет он, топнув оземь правым передним копытом, — ведь Жоакен советовал мне не открывать рта.
Сидролен опомнился лишь на тротуаре. По дороге он пролил немного краски из банки.
— Странно, — говорит он вполголоса, — действительно странно.
— Что вы сказали?
Этот вопрос исходит от остановившегося прохожего.
— Так что же «действительно странно»?
Сидролен принимается замазывать краской дверцу.
— Да так, — отвечает он.
— Месье! — восклицает разъяренно прохожий, — вы непозволительно оскорбляете любопытство людей: интригуете их, а потом молчите. Нет, месье, так, знаете ли, не поступают!
И он удаляется, сердито размахивая руками.
Сидролен никак не комментирует этот инцидент.
Потом он слышит, что его окликают. Это консьерж из дома напротив — не совсем законченного, но и не совсем незаконченного. Консьерж стоит перед своей дверью, на противоположном тротуаре. Сидролен отвечает на приветствие и продолжает работать.
Немного погодя появляются его гости. Они обсуждают план действий. Пешедраль должен закупить сено и овес на рынке Инно[66], герцог посетит дворец Алхимии, дамы отправятся к портным. Это все в первой половине дня. Пообедают они в городе, в каком-нибудь из ресторанов-люкс. Вторая половина дня будет посвящена осмотру различных достопримечательностей, планируется также посещение кинотеатра. Затем ужин — опять в ресторане-люкс, но уже в другом. Вернутся они не слишком поздно и займутся поимкой писуна.
— А лошади? — спрашивает Сидролен. — Они разве не собираются гулять по городу?
— Завтра, — отвечает герцог. — Когда мы изловим вашего типа.
— Не вижу связи, — замечает Сидролен.
— А ее и нет, — отвечает герцог.
И тут лицо его омрачается.
— А ведь верно, — шепчет он. — Бедняга Сфен, бедняга Стеф! Они так мечтали полюбоваться красотами столичного города Парижа! Неужто я стал эгоистом? Месье Сидролен, я краснею от стыда! У вас доброе сердце, месье Сидролен. Вы абсолютно правы, я не должен обрекать своих друзей на скуку заточения, пока сам развлекаюсь. Пешедраль, мы отправимся в Инно верхом, а дамы пускай возьмут машину. Пешедраль, иди за Сфеном и Стефом.
