Барбара Пим - Осенний квартет
— Подумаешь! — сказал Норман. — Нет мне дела до какой-то там крыши!
— А вдруг будет протекать… дождь пойдет, снег.
— В Лондоне снег идет редко, особенно в том районе, что южнее Темзы.
— А вы что-нибудь знали? Догадывались?
— Да откуда? Понятия не имел!
— Не забывайте, она вам кофе заваривала, — стоял на своем Эдвин.
— Только потому, что большая банка на двоих обходится дешевле, на что вы не раз мне указывали, — сердито возразил ему Норман.
Они расстались немного недовольные друг другом, и на следующий день Норман не пошел на работу и отправился смотреть дом. У него оставалось несколько дней от отпуска, и все уладилось просто. Кто бы мог подумать, что один из этих дней пригодится на такое дело! «Всесильна божеская длань, ее чудес не перечесть», и это было настоящее чудо.
Ключ легко вошел в американский замок, но, кроме него, был еще и врезной. Марсия оберегалась от грабителей, особенно потому, что ее почти весь день не бывало дома. Стоя в холле, Норман увидел прежде всего громоздкую мебель времен Эдуарда — стоячую вешалку, стол и стулья — и не обратил особого внимания на пылищу, которая лежала на всем. Не удивительно, подумал он, что ее столько здесь скопилось за это время, все понятно. Он переходил из комнаты в комнату и видел здесь не себя — хозяина, а Марсию, какой она была в те дни, когда познакомилась с ним, а пригласить его к себе так и не удосужилась. Но если бы пригласила, может, все сложилось бы по-иному? Да нет, никогда не пригласила бы, и это было сутью их отношений. Значит, все-таки были какие-то отношения? Он вспомнил, как она прошла за ним в Британский музей и ему пришлось затесаться в толпу школьников перед этими мумиями и глазеть на них, дожидаясь, когда можно будет уйти. Она думала, что он не видит ее, но он видел и с тех пор больше не ходил в музей, а бегал в библиотеку. Потом кофейная банка на двоих, о чем вечно зудел ему Эдвин. Но на самом деле ничего такого у них не было…
Норман поднялся вверх по лестнице. Вошел в комнату — наверно, это ее спальня. Обои с рисунком розочками были старые, узорчатый ковер выцветший. У кровати стоял столик, на нем — несколько книжек, среди них сборник стихотворений, что удивило его, и стопка брошюр из библиотеки с перечислением различных льгот для пенсионеров и пожилых людей. На кровати было наброшено старое грязно-белое покрывало, расшитое елочкой, неубранные подушки и простыни. Это кровать, на которой она спала, где ей снились сны, где она дожидалась смерти, хотя умерла и не здесь. Эдвин и отец Г. застали ее внизу, поникшую на кухонный стол.
Норман подошел к стоявшему у окна туалетному столику с зеркалом на шарнирах. Значит, Марсия разглядывала себя на ярком свету, когда видно каждую морщинку? Но она была вовсе не из тех, думал он, кто часто смотрится в зеркало, и не очень-то заботилась о своей наружности, хоть и красила волосы. А когда ей пришел конец, старшая сестра говорила что-то о ее прекрасной седине, значит, в последние дни волосы отросли, и темные концы их, наверно, обрезали. Она лежала такая красивая, говорила сестра, такая спокойная, такая безмятежная, но в больнице, должно быть, всегда так говорят, ведь им приходится, как он считал, «угождать» родственникам. Марсия — красавица! Надо же такое! Но теперь, получив от нее по завещанию дом, он готов был поверить, что в больнице она, может, действительно показалась чуть ли не красавицей.
А вот комод, должно быть, с ее носильными вещами и со всякой мелочью. Ему особенно не хотелось разглядывать все это, но любопытство взяло верх. Осторожно, на пробу, словно нарушая святость ее стола в конторе, он выдвинул один из ящиков комода.
К его удивлению, там было полно пластиковых мешочков разных размеров — все аккуратно свернутые и разложенные по величине и по форме. В этом порядке есть что-то потрясающее, подумал он, что-то неожиданное, и в то же время именно чего-то такого можно было ждать от Марсии.
Он задвинул этот ящик и стал посреди комнаты, не зная, как ему быть. Неужели он должен возиться со всей этой дребеденью? Это женское дело. Здесь нужна Летти — вот пусть она и разбирается и решает, что делать с одеждой. Связаться с ней? Да, конечно! Но может, обратиться к той двоюродной сестре? Преимущество, вероятно, за ней, как за родственницей? Она так расчувствовалась тогда, что не смогла приехать на похороны, так, может быть, кое-что из здешнего добра — платья или мебель — принесет ей чудесное исцеление от такой чувствительности?
Раздумывая об этом, Норман перешел в следующую комнату и остановился поглядеть в боковое окно. Отсюда ему были видны свежепокрашенные добротные дома и ухоженные садики — резиденции его будущих соседей, если он решит поселиться здесь.
— Там какой-то человек стоит у окна, — сказала Присцилла. — В доме мисс Айвори. Как по-вашему, это ничего?
— Может, нам пойти узнать, кто это? — сказала Дженис. Они с Присциллой сидели во дворике и пили кофе. Был чудесный солнечный октябрьский день — настоящая золотая осень. Дженис ходила навестить одну из своих подопечных на соседней улице, но какой-то доброхот из церковных деятелей, решив облагодетельствовать старушку, увез ее кататься. Зачем это посторонние люди вмешиваются в работу патронажной службы и все путают?.. Правда, теперь у нее неожиданно оказалось свободное утро. Вот она и забежала к Присцилле, у которой тебя радушно угостят чашечкой кофе и можно посплетничать. Собственно, сплетничать они не собираются, а просто поговорят о том, что будет с домом мисс Айвори и каких соседей ждать теперь Присцилле с Найджелом.
— Он, кажется, из тех, кто был на похоронах, — сказала Присцилла. — Они работали вместе в этой своей конторе.
— А что ему тут понадобилось? — удивилась Дженис. — Когда мисс Айвори была жива, небось он не приходил к ней. — В голосе Дженис слышалось негодование — оказывается, у мисс Айвори были какие-то друзья, которые могли бы навещать ее, а не навещали. Но разве попечение о людях одиноких, таких, как мисс Айвори, это не ее работа, разве это не оправдывает ее существования, не стало ее raison d’être? Нельзя же, чтоб было и то и другое, иногда напоминал ей муж. Если будут помогать друзья и родственники, тогда она сама окажется безработной.
— Пойдемте туда, посмотрим, — решительно проговорила Дженис. — Скажем ему, что заметили в доме постороннего и пришли проверить, все ли тут в порядке. Мы же понятия не имеем, что он за человек.
Это общественница и ее знакомая — соседка, подумал Норман, видя, как они идут к дому. Им-то что здесь понадобилось?
— Да? — неприветливо, грубо буркнул он, приоткрыв на щелочку входную дверь.
Какой странный человек, подумала Присцилла, готовясь ответить ему самым выдержанным, самым своим светским тоном, но Дженис опередила ее.
— Я Дженис Бребнер, — сказала она. — Я присматривала за мисс Айвори. — Заявление довольно бессмысленное, почувствовала она, поскольку из него можно заключить, что ее попечения ничего хорошего не принесли. — Мы увидели какого-то человека в верхнем окне, — быстро проговорила она.
— Да. Меня увидели, — сказал Норман. — Теперь этот дом мой. Мисс Айвори оставила мне его по завещанию.
Нелестное для него изумление, с которым была встречена эта новость, не удивило Нормана. Они, видимо, не поверили ему. Та, которую звали Присцилла, была высокая блондинка в вельветовых брюках, другая («Я Дженис Бребнер», — передразнил он ее про себя), ниже ростом, приземистая, — настоящая мать-командирша из патронажной службы. После того как он бросил свою бомбу, патронажная заговорила первая.
— Это действительно так? — спросила она.
— Так ли? Конечно, так! — негодующе ответил Норман.
— Очень приятно, — сказала Присцилла. Она не рассчитывала завоевать Нормана своей явно неискренней светскостью — у нее хватило ума на это, — но если такой человек будет их новым соседом, то почему не установить с ним добрых отношений. Тем не менее ей очень хотелось, чтобы не он поселился в этом доме. Она мечтала о молодой супружеской чете такого же возраста, как она и Найджел, и даже с детьми, чтобы можно было по очереди дежурить в детской, когда они с Найджелом решат обзавестись семьей. Ей хотелось таких соседей, которых можно будет приглашать к обеду, чего нельзя сказать ни об этом чудном человечке, ни о его друзьях, какие бы эти друзья ни были.
Но Дженис, которой ничего такого впереди не маячило, могла себе позволить большую откровенность. — Вы будете жить здесь? — спросила она напрямик.
— Я еще не решил, — сказал Норман. — Может, буду, а может, и нет.
На этом этапе их беседы обе женщины решили удалиться, оставив Нормана в полной уверенности, что он показал им что к чему. В дом он больше не стал заходить и приступил к исследованию сада. «Исследование» самое подходящее слово, когда приходится чуть ли не прорубать себе дорогу сквозь эти заросли, решил он. В саду стоял небольшой сарайчик, что было весьма кстати, и он уже видел, как будет расставлять там свои инструменты и всякие другие причиндалы. Может, после Марсии тут остались вилы и газонокосилка, лопата и мотыга, хотя вряд ли она пользовалась ими последнее время. Он растворил дверь сарайчика. Вон там, в углу какие-то инструменты, но почти все пространство этого помещения занимали молочные бутылки, расставленные на полках; их было, наверно, больше сотни.
