Ирина Дудина - Богема с Невского проспекта

Однажды я провёл Новый год абсолютно в стиле фильма „С лёгким паром“. Сначала мы с друзьями отметили Новый год на Невском, гуляли, принимали разгорячительные напитки. А потом я нагорячился так, что меня усадили в такси и отправили туда, куда я сказал. А цель у меня была попасть в конце Новогодней ночи к подруге, у которой собиралась в новостройках тёплая компания и где меня обещали накормить до отвала красной икрой. Но всё вышло как в кино. Меня доставили на соседнюю улицу, в точно такой дом, к точно такой обшитой дермантином двери с точно таким же номерком. Только дверь мне открыл голый мужик в семейных трусах. Я ужасно разозлился — вот вместо подруги её хахаль, да ещё и в трусах. Я рычал: „Где Лида? Куда ты спрятал Лиду?“, а мужик меня успокаивал и предлагал с ним выпить. Но я не успокаивался, и тогда мужик вызвал милицию, и я стал милиционерам объяснять, что мужик куда-то спрятал от меня мою подругу в её же квартире. И тут выяснилась ошибка, и менты со мной ещё выпили и отправили меня на соседнюю улицу в такой же дом и такую же квартиру. Там действительно была моя Лида, тёплая компания и много-много икры. И я всех научил по-новому пить шампанское. Мы клали на дно бокала столовую ложку икры, сверху заливали шампанским, и опрокидывали содержимое себе в рот. Было очень вкусно.

Мы шли по Невскому с моим приятелем Г., человеком изнеженным, врагом всякого физического труда. И тут нас угораздило заглянуть в Пассаж, на всяких медведей и Митьков, сделанных в Гжеле, полюбоваться. Так от витрины к витрине мы вышли на Итальянскую, а потом на Площадь Искусств, а там увидели вдоль площади длинную вереницу грязных рваных полиэтиленовых мешков разного калибра. Я решила, что это какое-то великое переселение бомжей тут проходит. Хотя самих бомжей было не видно. Вдруг из тьмы выскочил блогер Саша Богданов и вскричал: „Друзья! Бог вас мне послал! Помогите мне!“. Оказалось, что в мешках — книги, роскошные фолианты по искусству, собрания сочинений Бродского и Мандельштама, вымокшие в воде. „Саша! Что это? Откуда эти книги?“, — удивлялись мы. „Это прорвало трубу в магазине „Старая книга“ на Литейном, мокрые книги стали выбрасывать на помойку, и я их стал спасать. На машине меня сюда с мешками перевезли, а теперь надо мешки занести в мою квартиру. Друзья! Поймайте мне какого-нибудь гламурного гота, чтобы он помог мешки перетаскать, я ему 100 рублей дам!“. Но готы куда-то в тот вечер исчезли, и мы стали таскать ужасно тяжёлые мешки с книгами в квартиру к Саше Богданову…

Однажды я шёл по Невскому и думал об Александре Сергеевиче Пушкине. Мне вдруг очень захотелось подойти к памятнику поэту на Площади Искусств, потрогать постамент, получить магическую силу от поклонения своему кумиру. Ещё я думал, что вот как он так написал „Паду ли я стрелой пронзённый“… Или это не он написал? Я издали уставился на бронзовое лицо поэта. На голове у него и на руке сидели голуби, я их стал рассматривать. И вдруг раздались выстрелы. Я опустил глаза с неба на землю — передо мной бежал подстреленный в ногу человек и влезал в чёрную дорогую машину, а за ним бежали люди с пистолетами, а за ними бежали милиционеры в бронежилетах. Раздались ещё выстрелы, мне показалось, что пуля пролетела у виска. Это были какие-то мафиозные разборки, и вот что меня поразило — что думы о Пушкине привели меня секунда в секунду в место экстрима…

Я недавно видел на Невском проспекте у Арки Главного Штаба Деда Мороза с маленькой обезьянкой. Дед Мороз предлагал сфотографироваться со своим животным. Меня удивило то, как была одета обезьянка — у неё были джинсики, кожаная курточка на меху и ушанка со звездой. Меня поразило, что именно так одевается мой друг художник Виктор Ковалёв.

Недавно мы репетировали моё выступление в квартире у Наташи Романовой, которая живёт в двух шагах от Невского проспекта. Я пела песни, музыканты мне аккомпанировали, Романов и Ющенко снимали репетицию на видео. Мы на часы не смотрели, музыканты выходили периодически покурить на лестничную площадку. Дверь была не заперта. Я пела всё громче и громче, как „ночами я ору с хачами“. Неожиданно в нашу комнату бесшумно прокрались милиционеры. Мы даже сначала подумали, что это кто-то из наших друзей пошутил и переоделся, чтобы нас развеселить. Но менты оказались настоящими. Гришу Ющенко и музыкантов забрали в отделение милиции, а мне пришлось прекратить репетицию и идти в 3 часа ночи домой. Оказывается, это соседям ниже этажом не понравилось, как я пою.

Мы втроём сидели в ресторанчике — я, мой друг журналист и знаменитый фокусник Иван Болдин. Фокусник рассказывал о своих фокусах, которые он проводит на корпоративных вечеринках. Самый знаменитый его фокус — он крутит платком над женщинами, а через миг оказывается, что женщина осталась без лифчика, а предмет её интимного белья красуется в руках у фокусника. Таким образом, он снял с женщин во время фокусов полторы тысячи лифчиков. Мы слушали рассказы Ивана, и я всё время была начеку, чтобы лифчик не пропал. Как фокусник снимает лифчики, почти не прикасаясь к дамам-это было его загадочной тайной… Так мы хорошо посидели и выпили 3 бутылки водки на троих. Но главный фокус был впереди. На следующий день я побежала на работу, и выяснилось, что пропали мои перчатки, которые я всегда держу в карманах шубы. Я и мои домочадцы — мы всё обыскали, я несколько раз вывернула карманы шубы при трёх свидетелях. Перчаток не было. Я взяла вместо исчезнувших красивых красных скромные чёрные.

И вот я сдаю в Доме Актёра на Невском шубу в гардероб, отправляюсь в кафе, потом выхожу из кафе, беру шубу, лезу в карман за перчатками и ничего не понимаю. В карманах оказывается две пары перчаток — пропавшие красные и новые! Всё таки наверное Иван Болдин — это не совсем фокусник, он маг типа Блаватской, изымающий вещи из пространства!

Я очень хотела пойти на премьеру кантаты „Дети Выдры“ в Филармонии, написанную Владимиром Мартыновым по стихам Велимира Хлебникова. Я позвонила в пресс центр, и мне сказали, чтобы я подошла к началу концерта и что мне дадут билет. Впереди было два часа, я уселась в кафе магазина „Буквоед“ на Невском. От скуки я обзвонила своих друзей, чтобы они зашли попить чайку вместе со мной на Невском. Ко мне пришёл математик, уличная певица и парень, работающий в ночном клубе стриптизёром. Мы пили чаёк, задушевно общались и расставаться не хотелось. Я сказала друзьям: „А проводите меня в Филармонию. Вдруг там будут ещё лишние билетики!“. Математик сказал, что он был в Филармонии последний раз 20 лет назад, певица — 15 лет, а стриптизёр ни разу.

На входе стояла девушка от пресс-центра, она спросила меня, подозрительно осматривая моих друзей: „А эти люди тоже журналисты?“. „О да, конечно! Журналисты из Интернета!“. Надо сказать, что друзья мои были не очень готовы к посещению Филармонии. Стриптизёр был в трениках, уличная певица в телогрейке, а математик в засаленной куртке типа тех, что носят гастарбайтеры-молдаване. Но нам дали 4 билета в первую ложу, в ту, где должна сидеть Валентина Матвиенко, например. Мы гордо прошли и сели в нашу ложу. Я так поняла, что журналисты на „Детей Выдры“ не пришли, и зарезервированные билеты пропадали. Большой зал филармонии был полон, много пришло и выдающихся деятелей культуры. А я сидела в первой ложе как царица и всем помахивала программкой. Мои друзья тоже приняли солидное выражение лиц. Правда, математик заснул и захрапел во время действа, а уличная певица периодически щёлкала ему по голове программкой, сложенной трубочкой.

Недавно мы с сыном пошли в Гостиный двор, чтобы купить меховую зимнюю шапку ему. Несмотря на богатый выбор, шапок нужного размера не было, все были пошиты на микроцефалов каких-то. Многие мужчины примеряли шапки, но размеры были маловаты для русских голов. Нам очень понравились продавцы Гостиного Двора, это были вышколенные дамы, прекрасно одетые, они со знанием дела подавали шапки. Всё же Гостиному Двору удалось сохранить старые традиции! Мы и сами чувствовали себя дамами и господами. А потом мы отправились в поисках зимней шапки по магазинам Невского проспекта. Магазинов было много, где были кинотеатры, книжные магазины — теперь всюду торгуют шмотками. Всюду в огромных безлюдных залах, предназначенных когда-то для поглощения пищи духовной, лежали стопочками джинсики, рубашечки, платьишки, свитерки. Всё мелкое, пошитое для нимфэток или японских гейш. Зимние шапки продавались всюду, и все одного типа, будто взятые из одной китайской фабрики. И все были рассчитаны на микроцефалов. С другой стороны было понятно, что нормальные размеры люди раскупили, а остался неликвид. И было непонятно, зачем мы боролись с советской властью, с её гигантомахией, скучными заводскими тиражами однотипной одежды. Если честно, то в 10 бутиках, которые мы обошли, разнообразия размеров, цвета и фасона не наблюдалось что-то. Просто раньше тираж гнали наши отечественные заводы, а сейчас это гонят китайские фабрики. Единственное, что порадовало — это вышколенные дамы-продавщицы Гостиного двора с лицами, говорящими об их высоком интеллекте типа уровня кандидата наук.