Питер Хёг - Условно пригодные
– Ты думала, что есть же какие-то родственники, у тебя, наверное, есть дядюшка в каком-нибудь министерстве, который может приехать и поговорить с Билем, так ведь? А после этой школы будет другая, та, где учатся двоюродные сестры, школа Буссе или Классенске Легатсколе. Но вот что я скажу тебе, для нас, для меня и для дурачка Питера, для нас…
Сначала он не мог выговорить это, оно до предела заполнило его тело, сделав его твердым как камень. Потом он обмяк, и ему удалось выдавить из себя:
– Для нас не будет ничего,- произнес он.- Одна дыра.
Выражение ее лица никак не изменилось. Казалось, что ее глаза потемнели, стали почти черными. Потом из них побежали слезы. Никаких изменений в лице – просто поток слез из темных глазниц.
Пришло мое время защитить их.
– Мы отправляемся домой,- сказал я.
Мы собирались отправиться в путь. Складывая бумаги, она сразу же заметила это.
– Где дело Августа? – спросила она.
– Я положил его назад,- ответил я.
Невозможно было объяснить ей это. Ей так было важно знать. Никогда не удастся заставить ее понять, что в некоторых случаях бывает лучше не знать.
Она ничего не сказала. Может быть, она все-таки поняла.
Мы послушали у двери, подождав, пока последний учитель пройдет по коридору, а потом спустились по южной лестнице. Мы никого не встретили, во дворе тоже было пусто. Был риск, что нас могут увидеть из дома Андерсена. Однако нам повезло, мы прошли вдоль всего главного здания и большого зала и вышли в парк, и нас никто не окликнул.
Снег кончился, теперь стоял туман, мы вошли в этот туман и исчезли.
14
Август шел спотыкаясь, мы взяли его за руки, мои носки не спасали от снега, но после того, как я постарался не чувствовать ноги, я перестал замечать и больную ступню, которая совсем распухла.
Мы ничего не видели, кроме белого снега, несколько раз я терял направление, тогда показывался Хумлум, всего лишь на миг, чтобы показать нам, что мы идем правильно.
С самого начала было предопределено, что так все и будет. Будет странствие через пустынные и бесплодные края, но переносить это будет легче, потому что ты будешь идти с ними, такими близкими тебе женщиной и ребенком. И наконец ты придешь к той земле, которая стала землей обетованной.
Теперь она выступила из тумана, мы увидели надпись «Склад», но мы понимали, что надпись эта всегда существовала для отвлечения внимания, уже давно было задумано, что мы попадем сюда.
Все выглядело так, как в тот раз, когда мы с Катариной сидели здесь.
Я закрыл дверь на задвижку и поставил вокруг стола ящики, чтобы все выглядело по-домашнему. Мешал холод. Я подумал, не зажечь ли огонь, но здесь не было вытяжки, и они бы заметили свет, к тому же повсюду стояли канистры с бензином для газонокосилок. Но в одном из шкафов я нашел старые номера «Мира природы», мы засунули их Августу под майку и в колготки. Ему к этому моменту стало хуже, но это скоро пройдет – ведь теперь мы можем ухаживать за ним.
Мы уселись вокруг стола. Оба они устали и сидели, чуть не падая. Вскоре они заснули.
Я охранял их сон. Я привел их сюда, теперь я отвечал за них. Август сидел прислонившись к стене в углу, Катарина положила голову на стол. Я слышал их дыхание. Быстрое дыхание Августа, более медленное Катарины. Я оберегал их, женщину и ребенка,- ничего дурного с ними не случится.
И тут я увидел Оскара Хумлума, он сидел немного в стороне.
– Поспи,- сказал он,- я подежурю.
Я немного вздремнул, но что-то разбудило меня – на меня смотрел Оскар.
– Это голод,- сказал он,- поэтому ты не можешь спать. Он приходит волнами. Когда он приходит, ты должен почувствовать его. Не думать о чем-либо другом, не думать о еде, а направить на него свет внимания.
Я попробовал: голод появился, а потом отступил от меня.
– Откуда ты это знаешь,- спросил я,- ведь тогда ты этого не знал?
– Я тоже стал старше,- ответил он,- это тот шанс, который появляется у тебя оттого, что время идет и ты растешь. Боль не становится меньше. Но тебе становится легче справляться с ней.
Теперь я заметил, что он выглядит старше и спокойнее.
– Оставайся здесь с нами,- сказал я,- навсегда. Никто никогда тебя не сможет исключить.
Он ничего не ответил, он просто дал мне понять, что надо поспать.
Когда я проснулся, Август пришел в себя, он читал ходатайства и дела – Катарина оставила их на столе. Он был в беспокойном состоянии.
Он хотел, чтобы я забрал бумаги, я не взял их, он протянул их Катарине.
– Я прочитал их, пока вы спали,- сказал он.
И начал читать вслух:
«В Управление общеобразовательных школ. Настоящим частная школа Биля просит Управление о разрешении на проведение школой того эксперимента, предварительный план которого обсуждался на собрании в управлении 11 ноября 1969 года и который более подробно излагается ниже».
Он опустил бумагу.
– Вот оно – доказательство,- сказал он.
Он стал рыться в стопке бумаг, если он зачитывал что-нибудь, то медленно и с трудом, голос как будто ощупью искал слова.
«В качестве ректора частной школы Биля настоящим письмом я ходатайствую об утверждении Министерством образования прилагаемого подробно изложенного экспериментального проекта, а также о выделении Министерством средств для покрытия расходов, связанных с проведением проекта».
– Это заговор,- сказал он.- Все рассчитано. Они собрали людей. Теперь их должны уничтожить.
– Свести вместе,- поправила Катарина.- Они хотят взять детей из воспитательных домов и тюрем для малолетних преступников и поместить их в обычную школу. Сведение вместе. В этом и состоит их план.
Оскар делал мне какие-то знаки, и я услышал звук. Это лаял ротвейлер Андерсена. Однако он успокаивающе помахал мне.
Август продолжал, он полностью погрузился в бумаги: «…после совещания со специалистами в области педагогики и психологии настоящим мы просим Фонд помощи детям-сиротам о покрытии расходов в связи с приемом на работу инспектора интернатского отделения, поскольку…»
Он остановился.
– Это Флаккедам,- сказал он.- Эксперимент начинается с этого. А затем распространяется. Почему из этого делают тайну – здесь написано, что это секретно. Зачем это?
Это были те же выписки, которые лежали в его личном деле в кабинете Биля.
– Это из Государственного отдела регистрации правонарушений,- сказал я.- Должно быть, они получили одобрение Министерства юстиции, они секретные.
– Он пишет, что все это ради детей,- сказала она.- Чтобы у них была возможность как можно дольше оставаться детьми. И чтобы их не отягощала ответственность взрослых. Он всегда так считал.
– Да,- сказал я.- Это же он говорил, когда запретил создавать ученический совет.
Август теперь совсем разволновался и не мог сидеть на месте, он встал, руки его касались шкафов, он ощупью двигался вдоль них. Оскар больше не смотрел на меня, он смотрел на Катарину.
– Он пишет, что этот эксперимент опережает свое время,- сказала она.- Что он принадлежит будущему. Что он опережает общественное мнение. Поэтому лучше проводить его так, чтобы никто не знал об этом. И рассказать о нем только тогда, когда будут убедительные результаты.
Август исчез где-то в глубине склада, его не было видно, слышно было только, как он бродит где-то в темноте.
– У них ничего не получилось,- сказала она.- Они, наверное, думали, что могут помочь, сделать из школы «Мастерскую Солнца», как он говорил. Превратить ее в лабораторию, где больше не существует разницы между больными и нормальными. Вот поэтому вас и приняли. Вот поэтому появилась Хессен и проводилось это бесконечное тестирование. Вот почему они приняли на работу Флаккедама. Чтобы обеспечить безопасность.
Теперь мне были видны его глаза, где-то в темноте они вбирали в себя весь оставшийся в помещении свет, сверкая, словно глаза хищника.
– А как же звездочки Карин Эре? – спросил я.- А все полученные нами удары? А оценки и расписание? Этому-то ведь по-прежнему нет объяснения?
– Да,- сказала она.- За их планом скрывается какой-то другой. А о нем мы ничего не знаем.
– Кто же тогда знает? – спросил Август.
– Кто-то больший, чем они.
Неожиданно он оказался перед ней, я хотел что-то предпринять, но не успел. Для Хумлума это тоже было неожиданностью, он тоже не успел подняться с места.
– Нет ничего выше, чем они,- сказал Август.- Они все рассчитали. Вот почему они должны исчезнуть, любым способом…
Вот в этом-то и состояла его стратегия. Ненависть. Но она должна была быть обращена на кого-нибудь, она не могла существовать просто так, сама по себе. А те, кого ненавидишь, должны были быть ответственными. Иначе они не будут ни в чем виноваты.
– Это не поможет,- сказала она.- За ними стоит нечто большее.
